Жизнь, как оказалось, удалась. На мои размышления от 18 марта по случаю очередной годовщины Рижского мира и порождённой им границы весьма оперативно откликнулся не раз там упомянутый витебский литератор Андрей Геращенко. Случилось сие 17 апреля за час до полуночи - мой оппонент ведь недавний белорусский госчиновник, вот и уложился в месячный срок, предназначенный для ответа на обращения граждан, за что автору отдельное спасибо.

Благодарности за свои труды от румяного критика я, впрочем, не дождался, что отношу к издержкам сочинения ответственного текста впопыхах. Как и не слишком-то вяжущиеся с образом писателя и лауреата республиканского драматургического конкурса трамвайные эпитеты в мой адрес и совсем уж весенний пассаж о том, что "многочисленные червяковы писали жалобы и требования о наших увольнениях". Так и подмывает покаяться в стиле Тимура Шаова: "Вреден, я не отпираюсь. Утопил Муму, я каюсь, всё скажу, во всем сознаюсь, только не вели казнить. Это я бомбил Балканы, я замучил Корвалана и Александра Мирзаяна я планировал убить". В ряду столь страшных прегрешений жалобы с требованиями как-то сиротливо смотрятся, не правда ли, равно как и агрессия, подобная поведению ондатры, намедни напавшей на юную девушку в центре славного города Глубокого? Страшнее, как известно, только белорусский пушкинист Федута, который на каждый реверанс в отношении своей персоны непременно отвечает "пенделями".

Ужасно недоволен Геращенко и тем, что я, по его авторитетному мнению, укрылся под псевдонимом. В последний раз, помнится, эту проблему поднимал ещё в 1951 году известный писатель и борец с космополитами Михаил Бубеннов, очень похожий внешне на современного белорусского политика Владимира Андрейченко. В статье "Нужны ли сейчас литературные псевдонимы?" он заключил, что с псевдонимами "настало время навсегда покончить". Но ни коллеги, ни власти Михаила Семёновича не поддержали даже в те непростые годы. В наше же время всевозможных ников подобные призывы и вовсе умилительны. Посоветуем оппоненту в порядке самообразования прочесть на досуге известную в советские годы книгу Валентина Дмитриева "Скрывшие своё имя", где занимательно повествуется о том, какие бывают псевдонимы. После чего можно попытаться угадать, что перед нами в данном случае, аллоним или гетероним. Там же, кстати, можно осведомиться о корнях столь ненавистного критику присущего мне "эдакого снисходительно-саркастического менторского тона". Дмитриев напоминал, что ещё в III веке до нашей эры греческий философ Менипп из Гадары имел обыкновение "шутливо рассуждать о серьёзном".

Итак, судя по всему, писателя Геращенко наш скромный текст, скроённый по менипповым советам, как сейчас говорят, "зацепил". Мне же кое-что в его заметках, как учил покойный Ильич, актуальный и в свои сегодняшние 142 года, показалось странным, а нечто и вовсе чудовищным.

Впопыхах оппонент в какой-то момент отвлёкся от дискуссии со мною и принялся с жаром проповедовать свою теорию. Она у него именно своя собственная, потому как два раза упомянутый в тексте "западнорусизм" трактуется весьма вольно. Геращенко в отличие от всех своих единомышленников странным образом лишает эту идеологию главного, а именно конфессионального оттенка, заявляя: "Поляки, белорусы, украинцы и русские Белоруссии являются частью Русского мира - почти не отличаясь друг от друга в бытовом плане... и представляют почти однородное русское социально-культурное и языковое общество".

На недавней же конференции западнорусистов в Минске, по сведениям ИА REGNUM, один из их лидеров Валентина Теплова говорила совершенно иное: "Западнорусизм - это мировоззрение, порождённое православием, генетически связанное с Киевской Русью". Проблема белорусов-католиков, как показала та же конференция, до сих пор западнорусистами адекватно не осмыслена. "Примкнувший к ним" Геращенко решает сложную коллизию удивительно просто, в духе советского патриотизма, среди составляющих которого значился и почивший в бозе научный атеизм.

Посему оставим в покое западнорусизм и разберёмся с оригинальными заблуждениями Андрея Геращенко. Его взгляды, как явствует из ответа, весьма пластичны, какие-то позиции он готов смягчить или, как подобает настоящим идеологам, уйти от неудобных сюжетов противоминным зигзагом. Теперь писатель признаёт и существование белорусского народа, и литературного белорусского языка, признаётся и в свободном владении последним вплоть до сочинения пьес.

Встречаем мы и статистику, противоречащую поразившему меня заявлению о том, что по-белорусски свободно говорит и думает менее 1% населения. Теперь мы не без удовольствия наблюдаем в тексте оппонента данные переписи 2009 года, согласно которым дома говорит на белорусском 23,4% всего населения Республики Беларусь, или около 2 миллионов 320 тысяч человек. Как достоверно свидетельствует Геращенко далее, "из 7.957.252 белорусов родным языком назвали белорусский 60,5%". Подсчитав, получим более 4,8 миллиона человек. Но в том же абзаце странным образом находим старую песню: "на белорусском никто и так практически не говорит". Миллионы граждан в ходе официальной переписи - это и есть "никто"? Аргумент у нашего драматурга тем не менее отыскался: "потому что за белорусский 23,4% населения, в основном сельского, принимают местные говоры, значительно от него отличающиеся". Показателен упрёк по адресу тёмных "колхозанов", как выражается соратник Геращенко Николай Малишевский (как же нужно презирать свой народ, заметим в скобках). А чтобы сие (про говоры) подтвердить на практике, нужно, как будущий академик Евфимий Карский в 1903 году, объехать как минимум по всему периметру белорусских этнических границ.

Мой же оппонент продолжает по своему обыкновению заглядывать белорусам под черепную коробку. Сравним два его высказывания: приведённое нынче и упомянутое мною в прошлый раз. Геращенко уверен и в том, что "все граждане Белоруссии выросли в русскоговорящей среде, любят русскую литературу...", и в том, что "белорусы совершенно сознательно не хотят обучаться на белорусском языке". Правда здесь только в самом начале - точно, выросли в русскоговорящей среде. Но есть ли столь существенное отличие в отношении к двум предметам школьной программы - неужели все так любят русскую литературу и не желают учить всё белорусское? Жизнь же показывает, что примерно с одинаковым усердием (если не нужно поступать на филологические специальности) "проходят" и то, и другое. И в Российской Федерации фраза о том, что не то что все её граждане, а даже граждане из числа этнических русских "любят русскую литературу", вызовет грустный смех.

Введение ЕГЭ, равно как и предшествовавшее ему белорусское централизованное тестирование, резко понизили статус именно литературы в школе, теперь это предмет необязательный для поступления куда бы то ни было, и отсюда такая эпидемия "любви".

Витебский сочинитель, судя по всему, готов избавить белорусских школьников от обязательного изучения белорусского языка с литературой, которые, по его теории, не сулят им жизненных перспектив, если только они не будущие филологи. С этой позицией он, похоже, одинок даже в кругу западнорусистов. По той же логике можно разобраться и со школьной химией, без увлечения которой его земляк Коновалов никогда не стал бы террористом. В таком отношении к белорусскому языку прослеживается личная травма: начиная как белорусскоязычный литератор, Геращенко вполне мог рассчитывать на признание, без особых усилий находившее его старших коллег по цеху многие советские десятилетия. Написав пару пьес или романов на производственную тему, например, о правильной комсомольской любви среди металлорежущих станков, такой автор мог обеспечить себе безбедную жизнь и вечное лауреатство до конца дней своих. Но в XXI веке писательский статус резко понизился повсюду, "инженеров человеческих душ" пустили в свободное плавание, вот и пытаются обратить на себя внимание на что кто горазд...

Странными мне показались и исторические воззрения уважаемого оппонента. Читатели, вероятно, уже обратили внимание на чудесную фразу Геращенко: "Ни о каком делении Белоруссии по линии Брестского мира не может быть и речи". Всё здесь верно, только у меня речь шла о Рижском договоре, а не о захвате кайзером с подачи большевиков белорусских земель в 1918 году. Ещё писатель зачем-то ударился в обширные размышления о Великом княжестве Литовском (ВКЛ) и его русском (а никак не старобелорусском) языке, о чём у меня вообще ни строчки. Попутно заметим, что предложенный на упомянутой конференции западнорусистов известным московским сочинителем Олегом Неменским термин "панрусизм" изначально неудачен, потому что многозначен. Размышления Геращенко о большей русскости его родных краёв кому-то захочется перебить традиционными великорусскими мотивами, а кому-то (уж Неменскому это хорошо известно) - отсылками к "руськой" малороссийской традиции и старыми песнями поляков, и в XIX веке в пору восстаний деливших восстанавливаемую ими Речь Посполитую на три части - Корону, Литву и Ruś;, под которой понимались украинские земли с Киевом, изъятые Короной у ВКЛ с 1569 года после Люблинской унии. Потому-то и заговорили в позапрошлом веке о западнорусизме, ибо "панрусизм" - сплошная каша в голове и сапоги всмятку.

И уж совсем парадоксален список чтимых Геращенко исторических персон: "Белорусская земля дала миру Всеслава Чародея, Евфросинью Полоцкую, Симеона Полоцкого, Франциска Скорину, Иосифа Семашко, Константина Острожского, Евфимия Карского, Миная Шмырёва, Петра Машерова, знаменитого и недавно умершего католического ксендза Юзефа Бульку и многих-многих других, настоящих белорусских героев". Начнём с того, что белорусская земля не давала миру ни Семашко (родился в Липовецком уезде Киевской губернии), ни этнического литовца Юозаса Бульку, появившегося на свет в деревне Рипайчяй в Литве. Будем надеяться, что мой оппонент не претендует ни на нынешний Липовецкий район Винницкой области Украины, ни на Утенский уезд в Литве, хотя последний и граничит с его Витебской областью. Насколько мне известно, даже неистовый Зенон Позняк претензий на эти территории пока не заявлял.

Отдельно рассмотрим кандидатуру православного князя Константина Острожского (1460-1530), оставившего след на страницах истории своей победой (при помощи польских братьев по оружию) над московским войском под Оршей 8 сентября 1514 года (совсем скоро круглая дата в 500 лет). Зачем понадобился нашему драматургу этот удачливый победитель в братоубийственной по своей сути войне, непонятно. Князь Константин Иванович, согласитесь, был ничем не лучше столь нелюбимых Геращенко Тадеуша Костюшко и другого Константина, Калиновского. Все три джентльмена исповедовали весьма простой принцип "парубайма маскалюшкi", только Острожский в отличие от коллег на этом поле брани ещё и преуспел. Оппонент почти наверняка примется извиняться, что имел в виду совсем не того Острожского - не воинственного папу, а его сына, известного ревнителя православия Константина Константиновича (1526-1608), но из песни слов не выкинешь...

Выше было только странное, теперь о чудовищном. Предыдущие заблуждения можно было бы спустить на причуды творческой личности, на которые она безусловно право имеет, чай, не тварь дрожащая. Но вот дальше начинаются чудеса, явно не совместимые с обликом лучшего друга России, каковым себя пытается пропиарить Андрей Геращенко. До дрожи пробирает его позиция по отношению к ассимилированным в Польше белорусам (кстати, в подавляющем своём большинстве православным): "Проживая в польскоязычном окружении, молодые белорусы сами переходят на польский и полонизируются - так у них появляется больше социальных перспектив". Так и начиная с 1921 года в межвоенной Польше (которая ничем не хуже нынешней) социальных перспектив с переходом на польский было хоть завались. И не боролись бы западные белорусы при активной поддержке соседней советской власти за свои права - не было бы никакого освободительного похода в 1939-м, было бы упорное, с большой кровью сопротивление недавно ополяченных граждан II Речи Посполитой.

Потрясает и высочайшая оценка нашим писателем нынешней национальной политики Польши, а заодно и Румынии (то-то приднестровцы порадуются): "Поляки же (как, впрочем, и те же румыны в отношении венгров) не слишком приветствуют практику создания национальных квазигосударств, разумно полагая, что это в итоге может привести к нестабильности самой Польши или той же Румынии". Именно отсюда вытекает и однозначное заявление в духе самой задушевной маниловщины: "Никакого раздела Белоруссии между Польшей и Россией не может быть в принципе. У Польши на это нет этнического ресурса". И если о любви румын к окрестностям Кишинёва и Тирасполя писано-переписано очень многое, и всё вопреки мечтам Геращенко, то о польском дружелюбии стоит поразмышлять.

В предыдущей статье я попытался образумить добровольных пособников варшавских друзей и партнёров, которые в перспективе (отнюдь не завтра) своими "недоконченными идеями" могут накликать что-то наподобие рижской границы 1921 года. Теперь выясняется, что Геращенко исповедует подобные взгляды вполне сознательно, прекраснодушно игнорируя современные реалии. Да, у Польши не было соответствующего этнического ресурса в середине 1990-х годов, но теперь-то Варшава давно уже в НАТО и Евросоюзе. Опираясь на их мощь, теперь уже можно тешить себя фантазиями, которые после историй с Ираком и Ливией трудно назвать совсем уж неосуществимыми.

А в современной Польше политиков, которые способны что-то "разумно полагать", всё меньше. В польском сейме по случаю второй годовщины катастрофы Ту-154 под Смоленском депутаты от партии "Право и справедливость" всерьёз обсуждают версию о двух взрывах на борту самолёта накануне его падения. На этой основе ближайший соратник Ярослава Качиньского Антоний Мачеревич уже потряс Польшу заявлением о том, что с Россией уже два года идёт война. На эти сигналы приходится реагировать. Помимо заявлений Александра Лукашенко о польских картах с границами под Минском упомянем и выступление 17 октября прошлого года в Общественной палате России начальника российского Генштаба Николая Макарова, который среди прочего отметил и территориальные претензии Польши к Республике Беларусь. Только на прошлой неделе в Минске растущие угрозы предметно обсуждали министры обороны двух стран. Так что не я придумал сценарий "фильма-катастрофы"...

Итак, к Польше мой оппонент более чем доброжелателен, но к современной России строг чрезвычайно. Даже само название "Российская Федерация" ему активно не нравится: "В Белоруссии мы имеем ещё одно русское государство (к слову - даже более русское, чем в России с её федерализмом)". К федерализму Геращенко относится крайне высокомерно: "Это только в России, исповедуя принцип "земли много - не обеднеем", могут создать какую-нибудь национальную территориальную единицу при 10% титульного населения и 90% русского... Как российские национальные автономии "способствуют" укреплению целостности России, мы можем наблюдать воочию". Сочинителю невдомёк, что иной, нежели федерация, современная Россия быть не может, а любые попытки построить национальную политику на основе тотальной "русскости" обернутся большой бедой.

Считается, что мыслителей, подобных витебскому драматургу, России нужно поддерживать в качестве противоядия от "оранжевой заразы". Совсем в этом не уверен, ибо подобные друзья могут оказаться вреднее иных недругов. Как выражались в позапрошлом веке, у каждого безобразия должны быть свои приличия. Опираться где-либо и в частности в Республике Беларусь на персонажей шукшинского рассказа "Срезал", на мой взгляд, нецелесообразно. Талантливые люди должны заниматься чем-то практическим - ну хоть сочинением сериальных сценариев, всё равно хуже, чем уже показано, не получится...