Доклад редактора-координатора ИА REGNUM Владимира Зотова на круглом столе "Анализ интеграционных процессов в рамках Таможенного союза и Союзного государства по итогам 2011 года" (Минск, 26 января 2012 года).

Сейчас, когда интеграционный проект трёх стран официально переходит в новую стадию, более явно проявляют себя и стоящие перед ним вызовы. Угрозы и риски для интеграции постсоветского пространства многочисленны и многообразны, и, к сожалению, они касаются практически всех сфер жизнедеятельности российского, белорусского и казахстанского государств.

Опасность бюрократизации интеграционных структур. Комиссия Таможенного союза, главный управляющий орган этого объединения, проделала поистине огромную работу. Не ограничиваясь перечислением многочисленных регламентов и технических нормативов, которые она приняла, обратим внимание на простой факт: ТС начал действовать, и заработал он именно в указанные сроки. Несомненно, тут необходимо отметить заслуги Сергея Глазьева - к нему можно относиться по-разному, однако в любом случае следует признать, что Глазьев - настоящий профессионал и квалифицированный технократ, роль которого в становлении рассматриваемого интеграционного проекта может быть обозначена как одна из определяющих. Сейчас, когда КТС уступает место новому наднациональному органу управления - Евразийской экономической комиссии, как никогда требуются усилия профессиональной команды приученных делать своё дело экспертов. Однако в новой комиссии роль Глазьева занял уже совсем другой человек - а именно глава Минпромторга РФ Виктор Христенко. Политический вес Христенко выше, чем у Глазьева, однако сейчас нужно отнюдь не почивать на политических лаврах - необходима долгая и кропотливая работа, требующая от её исполнителей высочайшего уровня специализации. Кто больше подходит на роль главы коллектива таких исполнителей - Глазьев или Христенко, пусть каждый решает для себя сам.

Ко всему прочему, численность участников новой комиссии будет исчисляться тысячами. И в данном случае абсолютно правы эксперты, высказывающие опасения по поводу того, что бюрократы из всех трёх государств попытаются превратить комиссию в синекуру, в пространство для освоения бюджетов, куда можно пристроить и себя, и своих друзей, детей и племянников (а также собутыльников и любовниц). Как при таком развитии будет работать данная комиссия, полагаю, понятно.

Другой риск для интеграции - по-прежнему полное отсутствие политической повестки дня. В частности, хорошим примером здесь является судьба Союзного государства. Если прислушаться к риторике официальных лиц, то все они сейчас говорят примерно об одном: СГ "не умерло, не умерло, не умерло". Это вполне наглядно иллюстрирует тот момент, что в глазах общественности "пациент скорее мёртв, чем жив", причём давно - и теперь эту общественность следует изо всех сил уверять в обратном.

Что касается ЕЭП и будущего Евразийского союза, то все заявления лидеров наших государств безо всяких двусмысленностей говорят о том, что даже экономическая составляющая интеграции - чрезвычайно долгоиграющий проект. Примером здесь служит замечание Александра Лукашенко о том, что лидеры России, Белоруссии и Казахстана ещё не обсуждали переход на единую валюту, однако ясно, что в качестве такой валюты не может быть принят ни российский рубль, ни белорусский рубль, ни казахстанский тенге. По сути, речь идёт о том, что в ближайшей перспективе Москва, Минск и Астана не собираются решать этот вопрос - он получает "отложенный" характер. О политической составляющей вообще никто и не заикается - наоборот, все наперебой говорят о том, что первоочерёдной задачей является сохранение "суверенитета". Тем самым обозначается своеобразный водораздел: ни одна из трёх стран реально не готова делегировать свой "суверенитет" наднациональным органам. Тому есть масса причин, в частности стоит обратить внимание на принципиально разные задачи, которые ставят власти РФ, РБ и РК в данном проекте. Этот момент на деле мало связан с различиями экономических моделей наших государств (я склонен критически рассматривать точку зрения о том, что Россия и Казахстана - сырьевые страны, а Белоруссия якобы нет - на самом деле все 3 страны принципиально зависят от конъюнктуры цен на углеводороды, только РФ и Казахстан зависят от экспорта, а Белоруссия - от реэкспорта). Дело именно в разнице восприятий. Имеются ли реальные основания полагать, что Белоруссия отказалась от своей старой догмы, согласно которой интеграция - это когда Россия даёт деньги? Ведь сейчас вся экономическая политика Белоруссии основана именно на том, чтобы максимально обеспечить возможность внешних заимствований - сейчас вылезем из пропасти на средствах РФ, затем перехватим что-нибудь у китайцев, а там, глядишь, и с МВФ по-другому диалог пойдёт. ТС и ЕЭП начали работать в критический для Белоруссии момент, и как она будет действовать, когда этот момент пройдёт - тоже предмет для опасений.

Власть РФ, в свою очередь, продолжает играть в "выборные игры". Владимир Путин делает ставку на имеющийся в обществе запрос на имперскую реставрацию и ностальгию по СССР. Но, во-первых, эти тенденции со временем заметно слабеют (и этот момент нельзя игнорировать), а во-вторых, опять же, нет чётких гарантий, что интеграционный проект будет представлять для российского правящего класса тот же интерес после того, как политические страсти улягутся. Ко всему прочему, эксплуатация ностальгии по советским временам может повлечь за собой системные ошибки - в частности, возможность тесного включения в интеграционный проект Киргизии и Таджикистана, т.к. Украина упорно отказывается. Следствием этого станет ещё большая вовлечённость России в экономические, политические и криминальные проблемы этих государств (а кроме проблем там больше ничего нет) без малейшей реальной пользы. В этом плане жёсткая позиция Казахстана по данному вопросу представляется верной и почти спасительной.

Что касается казахстанских властей, то одной из главных задач, которую решает в ЕЭП Нурсултан Назарбаев, является создание экономической преграды от китайской экспансии. В этом плане, кстати, весьма примечательно выглядит экономическая политика Белоруссии на данном направлении.

Ещё один напряжённый момент - это характер самих политических режимов трёх стран, что уже само по себе риск. Режимы эти носят персоналистский характер, и на самом деле все нынешние межгосударственные процессы в СНГ (отнюдь не только постсоветская интеграция) - не более чем плод полунеформальных договорённостей лидеров входящих в него государств (наиболее яркий пример - итог ситуации с захватом российского самолёта в Таджикистане). И эти лидеры не вечны, чтобы они там себе не думали. До нынешнего года считалось, что очень крепко сидит на своём месте Назарбаев, но события в Жанаозене показали несколько иное. Мы не будем вспоминать откровенно панические реакции белорусских властей на оппозиционную активность летом 2011 года и вопросы "политической выживаемости" нынешней власти РФ: речь, собственно в другом - никто сейчас не может предсказать, что будет представлять собой Белоруссия после Лукашенко, Казахстан после Назарбаева и - что особенно обидно - Россия после Путина. Как уже упоминалось выше, интеграционные процессы носят долгоиграющий характер, а за тремя лидерами нет никакой реально устойчивой политической системы. Если сегодня падёт Лукашенко, то велик риск прихода к власти в Белоруссии прозападного режима, отрицающего возможность даже точечных интеграционных процессов с РФ. Если падёт Назарбаев, то к власти в Казахстане могут прийти либо "западники", либо исламисты. В России же вообще на данный момент трудно говорить о прогнозируемом сценарии при таком положении дел. Отсутствие реальной политической платформы, не зависящей от воли текущих лидеров и не подверженной сиюминутным переменам - едва ли не главная угроза для нового геополитического проекта в Евразии. К политической неопределённости примешивается и стратегическая - ведь Россия явно недостаточно чётко позиционирует себя как центр притяжения в Евразии. Каковы её реальные внешнеполитические приоритеты - определённо сказать невозможно, равно как и предсказать, насколько участие в ЕЭП реально совместимо с членством в ВТО.

Теснейшим образом с эти связан ещё один риск - процессы нациестроительства, идущие в трёх странах, по своей природе прямо противоположны интеграционным устремлениям. Последние мероприятия по "белорусизации" в Белоруссии дают основания полагать, что процесс нациогенеза отдан на откуп антирусским националистам, и белорусский нацпроект не будет не только "условно русским", но и хоть сколько-нибудь пророссийским. В Казахстане значительная часть элит рассматривает русских как фактор угрозы и стабильно ведёт политику их притеснения (закрытие телеканалов в последние дни - лишь одно из проявлений). Нацпроект будущей России - вообще тайна за семью печатями, и статья Путина на самом деле тут мало что прояснила - по сути, произошло лишь малость запоздалое признание: в России подавляющее большинство населения - русские, и у них, оказывается, есть проблемы! Между тем, очевидно, что при политике "мягкого русоцида" в Казахстане, "белорусизации" в Белоруссии и полной неопределённостью с русским вопросом в самой России никакая реальная системная "долгоиграющая" интеграция попросту невозможна.

И последний, но отнюдь не второстепенный момент. На ключевых постах во власти трёх стран полно идейных противников интеграции. Никуда не делись белорусские чиновники, чьи имена были постоянно на слуху в дни российско-белорусского конфликта, по-прежнему занимает свой пост бессменный советник президента РФ во внешней политике Сергей Приходько, который очень хорошо относится к Назарбаеву и ненавидит Лукашенко. Общий вывод: риторика стала дружелюбной, необходимые подписи поставлены, проекты официально запущены. Однако высокая степень неопределённости продолжает сохранятся, и количество угроз со временем если и уменьшается, то крайне незначительно. Для развития интеграционного проекта нужно время, а этот ресурс ныне в огромном дефиците.