Термин "империя" на постсоветском пространстве принято ругать и преподносить в негативном ключе. "Империалистическое мышление", "империалистические замашки", "кремлёвские империалисты" - эти и подобные термины можно часто увидеть в прибалтийской печати и услышать из уст представителей политического класса. Слово "империя" для них представляется как зло само по себе, "по-определению". Нещадно ругая термин и вознося национальное государство, адепты национализма отказываются понимать тупиковость развития маленького национального государства.

Именно Империя, как это не парадоксально звучит, была вынуждена сохранять и развивать национальную культуру малых народов, формируя и развивая самосознание нации.

Российская Империя не была классической колониальной империей. Перед ней стояла задача не ограбления заморских колоний, а развития окраинных территорий. Сама логика не островной, а континентальной империи заставляет развивать вновь приобретённые провинции, чтобы они не являлись источником смут и угрозой для границ Империи. По такой же схеме, кстати, шло развитие Римской Империи.

Одной из составляющих развития провинций Империи было культурное развитие. В отличие от среднеазиатских окраин, где Империя в прямом смысле слова занималась просветительством (вплоть до создания алфавитов в ряде языков) и подтягиванием культуры регионов до общекультурного (союзного) уровня, в Прибалтике развитие культуры малых народов шло немного по иному пути.

Прибалтийские провинции достаточно давно были колонизированы носителями западноевропейской христианской культуры. В этнографических областях Прибалтики, ставших территориями Латвии и Эстонии достаточно сильно присутствовал немецко-шведский "культурный код", который выражался не только в религиозном и мироощущенческом сознании, но и в архитектуре городов этих территорий. Литва развивалась как государство гораздо раньше и сложнее, сначала поглощая русские области, потом сама поглощаясь польской короной, затем этнографически смешиваясь до единства с белорусским населением. При этом национальная культура в Литве, Латвии и Эстонии - крестьянская, а не городская-интеллигентская. Поэтому задача Империи и состояла в развитии именно национальной культуры этих народов, а не в развитии культуры других Империй (в данном случае Германской и Речи Посполитой - Польши). Такой путь развития отношений с провинциями избрала еще царская Россия, когда посчитала, что из национально-ориентированной интеллигенции можно приобрести союзников в противостоянии с остзейскими немецкими баронами. Неслучайно т.н. "национальное пробуждение" в Латвии и Эстонии в целом приходится именно на времена императоров Александра III и Николая II. При всей политике насильственной русификации и оправославливания, в Прибалтике достаточно активно поддерживалось национальное движение и попытки сформировать национальную интеллигенцию. Создатели народных эпосов Эстонии и Латвии, хоть и были по национальности немцами, получали большую поддержку именно от представителей царского правительства в прибалтийских провинциях.

В Советской Империи власть придерживалась примерно такой же стратегии: как из желания заполучить в союзники представителей творческой интеллигенции, так и из желания создать "витрину социализма", где коренные нации счастливо сливаются в "братском союзе". Национальная творческая интеллигенция ("мозг нации") Прибалтики была всегда обласкана вниманием партийных органов. Пример покойного эстонского президента (а в ЭССР - видного деятеля советской культуры) Леннарта Мери или ярого русофоба и первого руководителя независимой Литвы (а в CССР профессора и лауреата госпремии ЛитССР) Витаутаса Ландсбергиса весьма показателен. Наличие Империи позволяло тем же эстонцам иметь гигантский читательский рынок за пределами своей республики. Нахождение в зоне имперского русского языка позволяло переводить и выпускать многотысячными тиражами произведения эстонских писателей. Произведениями Юхана Смуула или Яана Кросса зачитывались миллионы читателей в СССР. Благодаря переводам с русского языка на языки народов Восточной Европы эстонские писатели получали читателей, как до "железного занавеса", так и за ним. Здесь есть еще один парадокс нахождения маленькой нации в Империи. Поскольку в западном политическом и общественном мейнстриме существовал тренд о том, что "Прибалтика оккупирована", то и любое произведение из этих провинций - как талантливое, так и бездарное - имело определенную аудиторию и рекламу. С наступлением самостоятельности шлейф "угнетённых" уже не способствовал интересу к интеллектуальному продукту из этих провинций. Таким образом, интерес к произведениям интеллектуалов из Прибалтики был достаточно велик по обе стороны "железного занавеса", но корни интереса крылись в разном. Так, по данным официальных советских энциклопедий, тиражи изданий эстонского эпоса "Калевипоэг" как на эстонском, так и на русском языке, в советское время на порядок превышали его тиражи в межвоенный период Эстонии. Праздники песни не только не запрещались в ЭССР, но и активно пропагандировались центральной советской печатью.

Сказать, что Прибалтика была этаким "островком свободы", тоже конечно нельзя. Советская цензура активно работала и там. Произведения на национальном языке, которые затрагивали основы советского строя или касались пакта Молотова-Риббентропа, конечно же, не могли увидеть света. Но, тем не менее, художественная цензура, в отличие от политической, практически отсутствовала. Кстати, это же отмечал в своих таллинских записках известный русский писатель Сергей Довлатов. Эстония, при всей малочисленности, являлась в СССР, по оценкам ряда критиков, своеобразной "отдушиной", выходом из тесных рамок соцреализма, по-своему даже "посредником" новейших западных влияний.

Нынешняя ситуация, когда та же Эстония активно строит мононациональное государство, априори определяет и культурную замкнутость эстонского этноса. В силу малочисленности читательского рынка на эстонском языке (из примерно миллиона носителей эстонского языка именно потребителей качественной эстонской литературы потенциально наберётся не более 50-70 тысяч человек) невозможно, в принципе, формирование культурно-интеллектуальной среды. И это не хорошо или плохо. Это просто законы больших и малых чисел.