Владимир Дегоев: Безыдейная Россия в условиях войны "всех против всех"
Жреческая миссия вчера и сегодня
История создает впечатление, будто они бессмертны. В них нуждались все и всегда - государства, властители, люди. В годы испытаний, во дни сомнений, в минуты триумфа. Их предназначение - творить смыслы и мифы, обнажать или скрывать правду, утешать в печалях и сеять иллюзии, вдохновлять на великие дела и предостерегать от великих заблуждений. Они вездесущи и всеядны. Они выше добра и зла, хотя очень тонко чувствуют природу того и другого, особенно когда дело касается их лично.
Будучи, как и все мы, несовершенными, они наделены еще и своими собственными, профессиональными слабостями. Одна из них - стремление к монопольному владению тайным знанием, как способу утверждения своего преимущества над обывательской массой. Впрочем, у этих избранников судьбы порой находится достаточно честности, чтобы признаться в том, что суть многих вещей открывается в случайных "разговорах на проселочной дороге" или в тихих раздумьях в ночной сторожке, то есть внутри той самой что ни на есть приземленной реальности, над которой кому-то хочется воспарить, чтобы достичь заоблачных высот обитания подлинных истин жизни. А они, оказывается, здесь, рядом с тобой.
Речь о жрецах и жреческом сословии. Уж чего-чего, а этого в России хватало испокон веков. Пророков в своем отечестве. Пророков на час и навсегда. Пророков по призванию и профессии. Или по высочайшему соизволению.
У них никогда не было простых отношений с Властью, независимо от того, насколько услужливо они льнули к ней или насколько демонстративно от нее отстранялись. Правитель и жрец не могли обойтись друг без друга, даже когда хотели бы. Не потому ли они, на беду или на счастье, соединялись иногда в одном лице?
Но все это было раньше, в эпохи великих идей, идеалов, идеологий. Что приходит им на смену сегодня - не знает никто, хотя еще совсем недавно многие не видели здесь никакой тайны. Да и о какой тайне вообще могла идти речь на рубеже 80-90-х годов прошлого века, когда все казалось ясным, как божий день. А тем, кому не казалось, начали объяснять, что гибель Советского Союза - это восторжествовавшая наконец историческая справедливость и элементарная физическая закономерность, которая просто не могла не сработать.
Превозмогая спазмы восторга, пропагандистская обслуга первого поколения постсоветской власти внушала нам мысль о том, какое это невероятное счастье и везение быть свидетелем конца тоталитарной истории человечества и всемирной победы либерализма. Усомнившихся макаров, кого такой примитивизм не устраивал, пытались убедить более мудреными словами, но с тем же эмоциональным упоением. Поймите же, говорили им, большой геополитический и культурно-цивилизационный проект под названием "Восток" потерпел исторически неизбежное поражение от беспрецедентного суперпроекта под названием "Глобализация". Эта идея неотразима, поскольку у нее нет конкурентов. А нет их потому, что в ее основе западные ценности, которые есть не что иное, как ценности общечеловеческие по своей внутренней природе. Не надо ждать "тысячелетнего царства добра", обещанного в священных книгах. Оно уже наступило - пусть в другой, светской, не слишком идеальной версии. Но что ж вы хотите? За все надо платить. Да, разгулом стяжательства, аморализма, отказом от своей национальной сути, новыми общепланетарными угрозами, перекройкой политических карт, судьбами и жизнями людей. Однако согласитесь: это ведь совсем недорого, если взамен вы приобретаете потребительский рай, где к тому же все дозволено.
Над сметой строительства светлого будущего Запад не задумывался, поскольку самые трагические издержки этого предприятия, как предполагалось, его не коснутся.
11 сентября 2001 года стало ясно, что платить придется не только бывшему Востоку. С тех пор планка этих, теперь уже действительно общечеловеческих, расходов на глобализацию стремительно поднимается. Сегодня, в 2009 году, в разгар всемирного экономического кризиса, она достигла огромной высоты, но, судя по всему, не предела.
Вместо рога изобилия - ящик Пандоры
Интеллектуалы любят делить историю на периоды и искать в ней циклы, а вместе с ними - некий внутренний смысловой порядок. Или иллюзию его.
Ну что ж, почти два десятилетия, прошедшие с 1991 года (срок немалый для нашего быстро сжимающегося времени), дают возможность поиграть и в эти игры. Как бы и чем бы ни закончились нынешние мировые экономические потрясения, их, похоже, вполне можно будет считать рубежом в развитии постбиполярного мира вообще и постсоветского, в частности. Кризис, скорее всего, поможет лучше понять некоторые сущностные признаки этой двадцатилетней эпохи, опять-таки вне зависимости от того, к чему он приведет - к катастрофе или к спасительному катарсису. (Впрочем, в любом случае - через катастрофу, приметы которой долго искать не надо).
Существует большая вероятность, что нынешнее поколение живущих на земле людей станет свидетелем полного и окончательного краха того глобализационного сценария развития человечества, который в 90-е годы ХХ века уже хотели было вообще изъять из интеллектуально-дискуссионного пространства. Зачем спорить о том, что сама жизнь поставила вне споров - великое счастье иметь возможность приехать в какое-нибудь африканское (или любое другое) захолустье и не чувствовать себя оторванным от глобализированного (читай - западного) мира.
Вот тебе бунгало со всеми новейшими удобствами. Вот тебе все предметы потребительского обихода со знакомыми надписями. Вот тебе телевизор с сотней разноязычных каналов на все вкусы и случаи жизни. Вот тебе ноутбук и мобильный телефон, готовые предоставить связь с любой точкой мира и доступ к необъятному массиву информации. Вот к твоим услугам местные жители, специально обученные для удовлетворения твоих желаний и прихотей, включая экзотические. Только плати. А платить ты, "белый человек" (не как расовая, а как социальная категория), в состоянии, ибо принадлежишь к "золотому миллиарду" -- то есть к сердцевине глобализированной сверхцивилизации. А то, что в двух шагах от этого туристического рая нищета, грязь, убожество и очень близкая к первобытности жизнь, так то ж тебя не касается!
Человечество - при всей его разноплеменности и разнокультурности - вряд ли стало бы затевать бунт против идеи глобализации, если бы она подразумевала справедливое и равномерное распределение по всему миру связанных с ней удобств бытия, которые настолько бесспорны, что ради них можно было бы унять свою национальную гордость и смотреть сквозь пальцы на тотальное засилье вокруг тебя предметов с ярлыками не на твоем родном языке.
Однако и до, и особенно после развала советской системы, становилось все очевиднее, что архитекторы глобализации твердо намерены навязывать свое творение в "пакетном" варианте, который непременно включал в себя западные идейно-политические и моральные ценности, которые без ложной скромности именовались общечеловеческими. Прежде всего - американскую модель демократии, по-своему и для своего времени выдающееся изобретение англо-саксонской политической мысли и политической практики.
*****
После 1991 года вопрос о клонировании этой модели в общепланетарном масштабе нежданно-негаданно был переведен из категории перспективного (гипотетического) планирования в русло совершенно реальных политтехнологических задач. Трезвое, рациональное сознание многих совсем не глупых людей на Западе (в отличие от теперь уже несметного количества прорицателей задним умом, которые, оказывается, давно все предвидели) не могло расстаться с ощущением, что случилось чудо. Картина становилась еще более сюрреалистичной постольку, поскольку Советский Союз - могучий, почти абсолютный антипод Запада, фундаментальная преграда на пути всех его замыслов - не просто исчез за считанные мгновения, но и оставил после себя постсоветскую Россию, правящий класс которой с неофитической страстью и ученическим пиететом внимал советам третьеразрядных американских экономистов и пиарщиков.
Запад поначалу даже растерялся, не зная, что делать с этой буквально свалившейся на его голову сокрушительной победой. Но потом быстро сообразил, быстро привык и перестал удивляться случившемуся. Более того, он перестал скрывать раздражение и нетерпение в связи с не вполне правильными и очень медленными демократическими реформами в России. Что касается чувства благодарности к нашей стране за те жертвы, на которые она пошла, то ожидать подобных сантиментов от западных политиков было бы верхом наивности.
Не к чести нам, россиянам, будет сказано: первыми, кто почувствовал что-то глубоко неладное в нарождающемся мире, где все принялись алчно набрасываться на данайские дары глобализации, оказались страны бывшего третьего мира. То ли какая-то особая "восточная" интуиция, то ли генетическая память об опыте общения с западными колонизаторами, то ли врожденная обида и недоверие к чуждой цивилизации не позволили многим из них проникнуться нашей, младороссийской эйфорией по поводу тихой кончины СССР в той степени, в какой они в свое время прониклись большими надеждами по поводу громкого рождения Советского государства.
Восток, громадная часть которого в лице СССР потеряла свою прежнюю военную мощь и геополитический вес, вынужден был искать для себя новые координаты в постбиполярном мире. С крахом великой державы, воплощавшей коммунистическую мечту, Запад, казалось, попал в ситуацию, где нет идеологической конкуренции и идеологического сопротивления. И эта иллюзия развратила его настолько, что он посчитал излишним скрывать свое весьма специфическое понимание глобализации. Очень скоро выяснилось, что это запущенное в массовый обиход новое понятие по сути подразумевает до боли (в полном, физическом смысле слова) знакомые и для большей части человечества невыносимо унизительные вещи, прежде носившие другие наименования - колониализм и неоколониализм. Эта тотальная, репрессивная и абсолютно циничная западная политика идейно была облагорожена киплинговской метафорой о "бремени белого человека", согнувшегося под тяжестью гигантской работы по доставке плодов европейской цивилизации к непросвещенным народам.
Типологическим продолжением этой идеи о цивилизаторской миссии Запада, уже совсем в других технологических, экономических и геополитических условиях, является та самая глобализация, которая именно поэтому вызывает все больше и больше подозрений. Поводов для них проектировщики нового мирового порядка дают в неприличном изобилии. Чего стоит, к примеру, одна доктрина "золотого миллиарда" - воинствующе мальтузианская по своей сути и откровенно безнравственная по своей форме. Степень лояльности людей по отношению к ней прямо пропорциональна их уверенности в своих шансах принадлежать к этому миллиарду, а не к остальному человечеству, приговоренному к участи обслуживающего персонала. А ведь если уж по Мальтусу, то катастрофически убывающие земные ресурсы, в конце концов, сделают достойное существование даже 1/5 населения планеты недостижимой роскошью. Что тогда? Выращивание "платиновых стран", "бриллиантовых сословий" или еще более узких социальных и транснациональных групп, вызывающих ассоциации с совсем уж редкими по своей ценности металлами, вроде иридия?
Маркировка народов и государств по сортам и привилегиям, связанным с доступом к материальным благам, была не единственной порочной стороной глобализации в глазах тех, кто не тешил себя иллюзиями относительно уготованного им места в этом ранжире. Здесь не было ничего приятного, но и не было ничего исторически нового.
А вот другой аспект глобализации превратился в бомбу не такого уж замедленного действия. Оставшийся в гордом одиночестве и без эффективного противовеса американский полюс силы фактически предъявил народам, не принадлежащим к евроатлантической среде обитания, ультиматум: либо вы добровольно насаждаете у себя западную, "лицензионную" версию демократии, либо мы сами экспортируем ее к вам уже проверенными средствами доставки, но тогда не взыщите. Однако жаждущих взыскать нашлось неимоверное количество. Вашингтон не заметил, что наступили времена, когда подобные ультиматумы приниматься безропотно не будут. За эту близорукость США поплатились страшной ценой - 11-м сентября 2001 года. Затем последовало не менее ужасающее и совершенно асимметричное возмездие, жертвами которого стали десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Ящик Пандоры был открыт настежь и оттуда посыпались все те несчастья, которые по большому счету являются следствием жесткого ответа значительной части человечества на западный глобализационный проект. (Кстати говоря, деятельность чеченских сепаратистов в определенном смысле тоже была реакцией на феномен глобализации и на методы ее внедрения в российскую действительность).
Впрочем, не все беды, вывалившиеся на нашу голову из этого "рога изобилия", порождены антиглобалистским "восстанием масс". Есть среди них и нечто имманентно присущее западной, буржуазной в своих изначальных основах, цивилизации. Нынешний экономический кризис - тому подтверждение, хрестоматийное, печальное, предсказуемое по происхождению и непредсказуемое по результатам. Если пронесет в этот раз, непременно наступит следующий, а за ним еще и еще. Но уже сегодняшней реальности для многих народов достаточно, чтобы воочию увидеть свой путь к погибели и яростно искать свой путь к спасению. А что такое борьба за выживание и как она ведется - было известно человечеству всегда, и если оно здесь чем-то и обязано Гоббсу, так это лишь яркой метафорой - "война всех против всех".
По существу это самый распространенный, самый естественный и самый жестокий тип войны, ибо это война за будущее. Она может идти открыто или незримо, но она идет всегда и везде, не зная пауз, ничейного исхода, сострадания. В ней нет постоянных врагов и вечных союзников. Потому что есть мощный игровой компонент, усложняющийся от поколения к поколению и создающий новые головоломки для всех, сильных и слабых мира сего.
Сегодня эта война достигла беспрецедентного уровня сложности, иррационализма и, если так можно выразиться, эзотеричности. Линии фронтов в ней превратились в ажурную паутину, которую все труднее разглядеть невооруженным глазом и все труднее постичь даже хорошо вооруженным умом. Приводные ремни, кукловодные нити, игровые составляющие этой войны запутались до такой степени, что теперь уже едва ли прозвучит откровением предположение: победят или, по крайней мере, не потерпят безнадежное поражение те, чей интеллект, дух, воля и интуиция встанут вровень с великим задачами времени.
Вечный русский вопрос
Несметные природные богатства - это и благословение, и проклятье России, неистощимый резерв преимуществ и громадный потенциал опасностей. Ставки для нас сейчас поднялись до небес, ибо чем больше имеешь, тем большим рискуешь, особенно когда вокруг столько недовольных тем, что судьба наделила Россию ресурсами так щедро и так незаслуженно. И столько желающих исправить эту вопиющую несправедливость.
Моральное, демографическое и военно-политическое давление внешних сил на Россию будет только нарастать. Причем в темпах, за которыми мы можем не поспеть. Чтобы свести отставание к более или менее безопасному минимуму (если уж без этого никак нельзя обойтись), понадобится гениальная стратегия на необозримое будущее и хотя бы не совсем бездарная тактика на будущее обозримое.
Это вопрос абсолютно экзистенциальный, и чем раньше мы поймем, насколько жестко он ограничивает свободу выбора, тем больше появится у нас перспектив вернуть себе эту свободу. К тому, что в философии принято именовать "пограничной ситуацией", Россия, возможно, подошла гораздо ближе, чем предполагают даже самые мрачные пессимисты. Если мы уже не в ней.
Что же делать? Будь Россия страной, которую не жалко потратить на глобальные "научные" эксперименты, сказал бы, что в принципе варианты есть.
Можно, и кое для кого предпочтительнее всего, не делать ничего. Это верный способ проверить богословские и телеологические гипотезы о самоустроении мира таким образом, каким предписано свыше.
Можно, как предлагают любители острых революционных ощущений, опять разрушить страну до основания, чтобы затем на кровавом опыте в который уж раз убедиться в том, что у подрывников и строителей совершенно разные профессии, неизбежно вступающие между собой в принципиальный конфликт, стоящий огромных жертв.
Можно, как это выглядит сегодня, имитировать бурную деятельность по превращению России в "современное, технологически развитое, экономически конкурентоспособное (и т.д.) государство", вносящее свой весомый вклад в создание новой "мировой архитектуры безопасности и международного сотрудничества", в том числе путем активного участия во всякого рода "перезагрузочных" кампаниях, очень похожих на переливание из пустого в порожнее.
Можно продолжать занимать общество дискуссией о национальной идее, внушая ему, что нет сейчас задачи более актуальной, чем выразить эту идею в "правильных" лозунгах, способных послужить путеводной звездой и решить все наши проблемы.
Можно вообще не задаваться мирозданческими вопросами и не ломать голову над премудростями долгосрочно-упреждающей политической и геополитической стратегии государства, а просто поддерживать, не мудрствуя лукаво, относительно безопасный прожиточный минимум "хлеба и зрелищ".
Можно вернуться к испытанному средству - отвлечь людей от тягостных раздумий и от гражданско-политического творчества - поставить перед ними "судьбоносный" вопрос: "кто виноват?". А еще лучше - "тонко" подсказать, где нужно искать ответ.
Можно поэкспериментировать и со многими другими благоглупостями, и, возможно даже, если повезет, добиться мелкотактического, временного выигрыша.
Но всему этому никогда не суждено стать решением другого, более важного русского вопроса - "что делать?".
*****
А вот это уже вопрос не к народу, а к народным пастырям, властителям дум (да простят мне вычурную, негражданственную риторику наши доблестные охранители либеральных святынь). То есть - к российской интеллигенции, к российским интеллектуалам, к российскому жреческому сословию светского толка (о церкви - разговор отдельный и не менее трудный). К той могучей умственной и духовной силе, которая взращена на величайшем культурном наследии нашей истории, и которая, хотя бы поэтому, в неоплатном долгу перед Отечеством.
Часть этого долга погашена той гигантской, самоотверженной, гениальной работой, что вознесла Россию в сверхдержавный ранг и дала ей такой запас цивилизационной прочности, который позволил стране пройти через немыслимые испытания и сохраниться до сих пор.
Этой же работой российская интеллигенция в определенной степени (точную меру столь тонких вещей установить невозможно) искупила свой грех за вольное или невольное (чаще вольное) участие в тех бесовских игрищах, благодаря которым феномен Раскола стал неотъемлемой частью истории России, время от времени воплощаясь в смуты, гражданские войны, революции. Собственную вину наша интеллигенция чувствует всеми фибрами своей чуткой, рефлексирующей души, но признаваться в этом не любит. Чем громче она призывает покаяться за прошлое, тем очевиднее, что обращен этот призыв к "авторитарным властям" и "раболепствующему народу", но только не к самой себе. Себя же она видит в трагической роли жертвы, считая кощунством напоминания о совсем других ее "нравственных" ипостасях.
Кому много дано - с того и спрос соответствующий. Нашим жрецам от идеологии, политики, культуры дано многое. Это - интеллектуально-мощная, культурно-элитарная, политически влиятельная сила, которая может внести и колоссальный созидательный, и непоправимо разрушительный вклад в будущее России.
Внутри этой невероятно сложной социальной материи никогда не бывает и не должно быть идейного, монолитного единства. Это совершенно естественное ее состояние. Все остальное противоречит самой философии жизни, творческой природе и, если угодно, эстетическому содержанию процесса познания вещей. Однако эта обворожительная эстетика разнообразия имеет и обратную сторону, когда она становится самоцелью и превращается в мозаичный хаос, безумно красивый, но совершенно непригодный к практическому применению. В критические для страны моменты расщепленная до абсурда и размобилизованная политическая мысль - непозволительная роскошь, расплата за которую не заставит себя долго ждать.
Постмодерн - "сделано для России"
Собственно говоря, проблема сегодня в том, что эта самая политическая мысль в России существует как некая аморфная академическая субстанция, отлученная от политической практики. Не только потому, что одна - по ряду, в том числе весьма банальных, причин - почти не востребована другой. Но и потому, что тут, как в космосе, нужны унифицированные стыковочные узлы.
А их пока нет, и при сохранении нынешней ситуации, они не появятся. Дело в том, что для адаптации политической мысли к реалиям жизни нужны стержневые, стратегические идеи, разработанные, как и стратегические ракеты, на собственной конструкторско-производственной, интеллектуальной базе.
Сказать, что эти идеи у нас отсутствуют вовсе, конечно, нельзя. Но они рассеяны, не доведены до ума и не собраны в единое целое, пригодное для внедрения в политическую практику. В общем, этого не произойдет, пока наши политологи будут продолжать цитировать с трепетным придыханием, как псалмы из библии, своих западных коллег, только от нас и узнающих о том, что они, оказывается, кумиры и пророки.
В России есть политические мыслители, но нет политической мысли, ибо этот особый, высокий философский жанр разменян у нас на "аналитику", "экспертизу", журналистскую поденщину и пропаганду. Все это, кстати говоря, зачастую превосходит по качеству аналогичную западную продукцию, хотя утешиться здесь нечем, потому что у них, при всем при этом, есть Идея. В отличие от нас.
А Идея - это метафизическая категория, сложнейший организм и тончайший инструмент. Насколько было бы легче и проще, если бы она, как убеждены многие наши интеллектуалы, измерялась баррелями, кубометрами, долларами и доу-джонсами! Чем же тогда? Да ничем. Она не поддается измерению, она поддается восприятию душой, мыслью, волей, чтобы превратиться в часть тебя самого, нас всех. Нам говорят: расстаньтесь вы наконец со средневековьем; большие цельные теории давно почили в Бозе, сейчас век постмодернистской свободы выбора и разнообразия во всем.
Может, оно и так - в искусстве, литературе, гуманитарных науках. Но в западной политике этого постмодерна что-то не видно. А, как и раньше, виден неолиберальный проект фундаменталистского толка, предназначенный для безальтернативного внутрисоциального применения и для агрессивного экспорта в мировом масштабе.
На международную политику нам тоже предлагают смотреть сквозь постмодернистскую призму. Это значит, что военная мощь, народонаселение, территория, ресурсы, духовно-культурная сплоченность общества безнадежно устарели как критерии оценки жизнеспособности и конкурентоспособности страны. А о войне, как средстве разрешения конфликтов в цивилизованном мире, вообще нужно забыть. (Вероятно, так же, как забыли США в Югославии, в Афганистане, дважды в Ираке и, похоже, в Грузии.)
Борьба за жизненное пространство, убеждают нас, это такая архаика, в приверженности которой даже стыдно сознаваться, тем более высоколобым интеллектуалам. Видимо, именно поэтому США и ЕС проявляют все большую настойчивость в осуществлении стратегии "Drang nach Osten".
Весьма своеобразное понимание политико-архитектурного постмодерна давно уже предлагает западное экспертное сообщество устами З. Бжезинского. В "Евангелии от Збигнева" сказано, что Россия отстала от новейших, устремленных в будущее геополитических идей и прежде всего в понимании самой основополагающей из них. Суть ее в том, что Россия по-прежнему слишком велика, сильна и опасна для человечества. Кроме того, ей совершенно несправедливо достался немыслимый переизбыток ресурсов, которыми, она, с одной стороны, не умеет рачительно распорядиться, с другой - шантажирует цивилизованные государства, более достойные этих природных благ. Свои великие исторические грехи перед соседями Россия сможет искупить, лишь последовав примеру СССР. Это будет ее чистилищем, пройдя через которое она внесет позитивный вклад в строительство нового мирового порядка.
Нет, господа. Так не пойдет. Мы за постмодерн целиком и полностью. Но только в его оригинальной, корректной версии, а не в той, что Запад навязывает России. Свобода выбора есть свобода выбора. Это не исключительная привилегия, принадлежащая одним и используемая для вразумления других. Это то, что принадлежит всем. И России, простите, далеко не в последнюю очередь.
Есть нечто опаснее "дураков и дорог"
Свобода выбора для России - громадная ответственность за будущее народа, за его физическое и духовное сохранение и, разумеется, за его безопасность во всех, в том числе старомодных, значениях этого слова.
Если наша безумная жизнь в глобальном театре абсурда поставит в повестку дня вопрос о разработке и ускоренном осуществлении чрезвычайного мобилизационного Проекта, то придется идти и на это, помня, что внешние условия его реализации будут по преимуществу и по определению неблагоприятными. И если уж на то пошло: чем быстрее и успешнее мы выстроим глубоко эшелонированную военную и политическую оборону по всему хотя бы внутреннему периметру российских границ, тем более понятной и предсказуемой станет Россия в глазах ближнего и дальнего зарубежья, тем спокойнее и стабильнее будет общая обстановка в Евразии.
Мне уже не раз доводилось писать, что "новые вызовы и угрозы" России (и миру) могут проявляться в чем угодно, множиться и мутировать в самых разных формах, накапливать свой вредоносный потенциал в тех сферах человеческого и государственного бытия, о которых пока еще не подозревает даже хорошо развитое воображение.
Но чем сложнее и опаснее будет становиться этот процесс, тем более интеллектуально емкое, глубоко творческое содержание потребуется от наших ответов. И ежели кто-то полагает, будто эту высокую энергию мысли и созидания нужно сосредоточить только на материально осязаемых предметах или виртуальных экономических явлениях нашего времени, то он либо делает вид, либо действительно не понимает, что выиграть борьбу за будущее России, как цивилизации, лишь на трассе, где идет безрассудная гонка инновационных технологий, невозможно. Даже оказавшись в числе победителей, мы будем иметь все, кроме собственной сути.
Пожалуй, это может прозвучать как несусветная фантазия, но от отчаяния на что только не сподобишься. Сегодня в России совсем не те две беды, о которых говорил классик, а другие: изобилие природных богатств и перепроизводство интеллектуальных ресурсов. (Я далек от того, чтобы шутить. Побродите хотя бы по российскому интернету, где голос народа все слышнее. Сколько достойных изучения идей! Сколько интересных мыслей! Сколько глубокого понимания тончайших вещей! Сколько чувства боли и ответственности за страну у разных поколений! Сколько веры и надежды на ее выздоровление! О высоком уровне специальной, профессиональной литературы нет уже и речи, хотя не стоит скрывать, что и всякого вздора издается в чрезмерном количестве).
Это развращает и дезорганизует, ибо в России не принято ценить то, чего в ней много. С природными богатствами все более или менее ясно. А вот почему спрос на умных людей столь низок? Впрочем, и на это можно придумать ответ - рыночный: слишком высок уровень предложения.
Интеллектуальные силы страны рассредоточены, они не чувствуют себя востребованными для общего дела. За пределами традиционно снобистской Москвы, полагающей, что вся соль земли русской залегает внутри периметра Садового кольца, бушует океан идей, мыслей, творческой энергии. В критический момент жизни России оставить этот бесценный капитал втуне - значит подвергнуть судьбу страны колоссальному риску.
Есть, правда, еще одна проблема. Непростая, типичная для России, с особой силой проявляющая свой разрушительный потенциал в периоды системных кризисов. Остроумной фразой "два русских - три мнения" можно забавляться в относительно благополучные времена. Во времена неблагополучные это недалекое от истины наблюдение ничего хорошего не предвещает. Буйное, амбициозное, воинствующее разномыслие, не укрощенное добровольно изнутри или принудительно извне, и не сведенное к общему, конструктивному знаменателю, чревато для России потерей стратегических ориентиров.
Объединить и консолидировать интеллектуально-духовную мощь страны, поставить ее на службу долгосрочному, возрожденческому, жизнесберегающему курсу - сегодня задача номер один. Ее экстренная неотложность может соперничать разве что с огромными трудностями в технологии ее решения. Стопроцентной гарантии успеха нет. Однако отказ от использования даже мизерных шансов на достижение результата - нерационален и наказуем, как нерационально и наказуемо любое пассивное поведение перед лицом катастрофы.
Такое поведение общества, кстати говоря, дает даже самой демократичной и открытой для советов власти прекрасный повод действовать по собственному разумению, опираясь на узкий круг придворных волхвов, которые не столько генерируют идеи, работая на упреждение, сколько придают пристойное и терминологически современное пропагандистское обрамление официальному курсу.
Найти себя в хаосе глобализма
Нынче только и слышно, что в современном мире быть от него независимым и не подчиняться его "трендам" недопустимо, недальновидно, абсурдно. Ставить под сомнение эту "аксиому" считается дурным провинциальным тоном.
Однако не стоит ли здесь вспомнить, что у великих ученых всегда были очень сложные отношения с аксиомами. Когда-то Эйнштейн потряс, казалось бы, незыблемые основы мироздания идеей о том, что дважды два не обязательно четыре. А теперь уже и теория относительности стала такой же уязвимой, как в свое время ньютоновская механика. И, скорее всего, именно в таком антиаксиоматическом направлении будет развиваться общепланетарный познавательный процесс и впредь.
Если принцип относительности действует в точных науках, что говорить о гуманитарной сфере, о политической мысли, идеологии, культуре, духовном развитии государств, народов, сообществ. Траектории эволюции этих материй малопредсказуемы, ибо не ясно, какие законы ею движут. Во всяком случае, никому не удалось их обнаружить и сформулировать так, чтобы ими можно было пользоваться практически. Иначе мы бы знали, что нас ждет завтра и как именно к нему готовиться.
С теоретиками глобализации нельзя не согласиться в том, что процесс, изучаемый ими, начался давно - едва ли не с великих географических открытий. Но растущая взаимозависимость мира не помешала (если не поспособствовала) строительству суверенных национальных государств, многонациональных империй, которые вели между собой бесконечные войны, порожденные идейными, династическими, экономическими, а в конечном итоге геополитическими причинами. С каждым новым этапом глобализации эти войны становились все более масштабными, пока, наконец, не превратились в мировые в полном значении этого слова - с точки зрения небывалого пространственного размаха и чудовищных по своему трагизму результатов. Каждому новому поколению людей на земле приходилось открывать для себя и испытывать на себе, прежде всего, именно эти последствия глобализации. Уж не таких ли нам "открытий чудных" готовит глобализма дух?
В российской политической литературе идет дискуссия о том, что такое суверенитет в современных условиях и в какой мере соотносится он с такими категориями, как государство, народ, форма правления, социально-экономическая система, культура, идеология и т.д. В этой дискуссии есть не только научно-академическое содержание. На нее сильно влияют привходящие факторы, связанные с пропагандой определенных взглядов, которые навязываются глубоко ангажированными людьми. Впрочем, в данном случае нас больше интересует другое. В последние годы стало заметно, что в этом принципиальном споре ни у одной из сторон уже нет прежней уверенности в том, что понятие "национальный суверенитет" отжило свой век. Напротив, усиливаются призывы вновь оценить его как незаменимый рабочий механизм для защиты жизненно важных интересов крупных - в ближайшем будущем полюсообразующих - держав.
Для России с ее громадными природными и убывающими людскими ресурсами проблема суверенитета и безопасности приобретает сакраментальное значение. Нужно благодарить Всевышнего за то, что нас не принимали и не принимают ни в какие наднациональные сообщества, где для России будет уготован отнюдь не партнерско-интеграционный, а совсем иной принцип: "твое - это наше, а наше - это не твое".
Любить или ненавидеть Россию, испытывать к ней интерес или безразличие - сугубо "личное" дело каждого государства, каждого народа, каждого человека. Чем больше мы стараемся понравиться Западу, тем жестче и бесцеремоннее его требования относительно того, как это нужно делать. Воспринимать нас такими, какие мы есть, мало кто готов. А уж о том, чтобы хотя бы палец о палец ударить для завоевания наших симпатий и доверия, нет и помышления.
Так с какой же стати России лезть из кожи вон? К лицу ли ей упиваться грандиозными балаганными шоу наподобие конкурса
Да, все это лестно, приятно, небесполезно. Но не жизненно необходимо. Да, есть чем гордиться и от чего замирать сердцу, когда наши спортсмены бьют рекорды и выигрывают чемпионаты мира, а наши симфонические оркестры и оперные театры совершают триумфальные зарубежные турне. Но только этим Россия не спасется. Горько и больно напоминать, что после 1940 года с шедеврами французской культуры в Париже ничего не произошло, кроме одного - у них появились новые хозяева. Подобную участь для России следует начисто исключить даже теоретически. Кто из благодушия, кто из других соображений говорит, что невозможно поглотить и переварить такого колосса, как Россия. Вполне вероятно, так оно и есть, и совершенно очевидно, что это прекрасно осознают те, кто собирается сначала раздробить страну для упрощения конечной задачи "интегрирования" ее в "глобальное цивилизованное сообщество".
О том, как не допустить этого в принципе, теперь уже написаны горы статей и книг. Разные по своему качеству и глубине, они, тем не менее, сливаются в единый поток полезного знания и конструктивной мысли, направленный к единой, спасительной цели. Возможно, пока это лишь плохо обработанное сырье, но из него непременно вырастет либо высокая поэзия, либо жесточайшая проза будущего. Многое будет зависеть от внешней среды, но еще больше - от самой России.
Между сверхзависимостью России от мировой политики, о которой то ли настороженно, то ли мечтательно твердят одни, и автаркической изоляцией, которой не исключают и не боятся другие, дистанция огромного размера. На этом просторе России вполне под силу найти себя, не шарахаясь в крайности вселенского гражданства или воинствующего провинциализма.
Как завещал товарищ Фрэнк Синатра
Когда-то под восторженные овации Запада М. С. Горбачев предложил вместо "доктрины Брежнева" "доктрину Синатры", имея в виду свободу выбора для социалистических стран Восточной Европы. Стоит признать: эта пропагандистская игра на контрасте, с точки зрения законов политического театра, была блистательна и впечатляюща.
Сейчас нам самое время вспомнить и взять на вооружение эту доктрину, суть которой почерпнута из текста песни Фрэнка Синатры "My Way". Там есть слова, в вольном переводе звучащие примерно так: "Я много чего хлебнул на дорогах судьбы и понял самое главное - не хочу ползать на коленях, хочу все в этой жизни делать по-своему, потому как выстрадал это право". Так вот, Россия тоже сыта по горло чужими проектами, подсказками, менторскими директивами, которые привели ее совсем не туда, о чем она мечтала. Это, прежде всего, наша общая вина и беда. Негоже перекладывать ее на кого-то, ибо по большому счету никто не принуждал нас отказываться от правила жить своим умом. Вот и давайте жить, как завещал товарищ Фрэнк Синатра...