8 августа 2008 г. - переломный день в истории России и всемирной истории. В этот день мирные жители Цхинвала были уничтожены для того, чтобы буквально воплотить на месте Южной Осетии идеологию военной операции "Чистое поле". В этот день грузинский народ был обречен собственным демократическим выбором на самогеноцид - или на национальный суицид, т.е. на самоубийство грузинского народа как гражданской нации. В этот день столкнулись интересы лидеров мировых держав и была испробована на прочность обновленная российская армия. В этот день президент Медведев и председатель правительства Путин определили, чем ознаменуются первые сто дней "тандемократии". Но в учебники истории - российской и мировой - 8 августа войдет прежде всего как День Независимости России, день окончательного обретения государством по имени Российская Федерация статуса независимой державы, с которой теперь - именно в этом качестве - придется иметь дело всему миру. И сегодняшние страсти вокруг Южной Осетии - равно как и споры о статусе непризнанных государств Южной Осетии и Абхазии - отступают на второй план перед огромным значением того факта, что впервые всерьез поставлен вопрос о статусе самой большой в мире непризнанной государственности. Российской.

Без лицемерия

XX век - век манипуляций, лицемерия и управляемого фанатизма. Примитивный внутриполитический тоталитаризм начала и середины века и его внешнеполитическое дитя - международный терроризм - расцвели на рубеже нового столетия всеми цветами диверсифицированной глобальной демократии, обеспеченной в своем распространении по лицу планеты необходимыми механизмами военно-политического геноцида. В результате характеристика Черчилля - "собачья драка под ковром" - оказалась применима не только ко внутренней политике СССР и других тоталитарных государств, но и к мировой глобально-демократической практике. "Черного и белого не называть", "да и нет не говорить" стало незыблемой нормой геополитического этикета.

События 8 августа 2008 г. вокруг Южной Осетии дали первотолчок миру без лицемерия, миру, в который возвращается возможность называть вещи своими именами. Вся грузино-осетино-абхазская проблематика - это прежде всего история лицемерия и непризнания реальности.

Лицемерием и ложью был Советский Союз - якобы равноправная федерация национальных республик при неформальном первенстве государствообразующей РСФСР. Коммунистический новояз - язык политического лицемерия, порожденный антироссийским западным проектом "марксизм" - узурпировал историю России и присвоил ее результаты псевдогосударственному образованию, в рамках которого России не существовало. Потому что "РСФСР", в отличие от Грузии, Украины, Туркмении, Молдавии и Карело-Финской ССР, не существовало в политической природе. Упраздненная "великой октябрьской социалистической революцией" Россия - тюрьма народов - оставалась под запретом в самые "великие отечественные" сталинские годы. Коммунистический режим практически до своего последнего дня играл с русским национальным самосознанием в шулерские игры, отводя русским как народу - и РСФСР как государственному образованию - роль межнационального клейстера, лишенного этнической субъектности. Не случайно в повседневной практике допускалось взаимозамещение слов "русский" и "советский", "СССР" и "Россия", при том что "Великая Русь", которая "сплотила навеки" "союз нерушимый республик свободных", в своем статусе "федеративной республики", лишенной автономного центра управления (в рамках советской системы таким центром мог быть только отдельный - российский - ЦК республиканской партийной организации) превратилась в совместный протекторат-колонию и резервуар материально-экономических ресурсов для всех остальных "союзных республик".

Распад СССР не изменил ситуацию: независимость России в постсоветском мире признана не была. День 12 июня 1990 г. стал днем первой попытки провозглашения права России на государственный суверенитет. Но ни о какой независимости речи не было - до самого последнего времени.

Потому что постсоветская реальность осталась столь же закамуфлированной, как и советская, а приобретение независимости "бывшими советскими республиками" - в отличие от "независимости России" - стало процессом реальным, но односторонним. А именно: если в 1990 г. сепаратистские движения "союзных республик" в своей борьбе против "союзного центра" опирались прежде всего на политическую поддержку "новой демократической России", то после 1991 г. они дружно отказали новой России даже не в равноправии, а в праве на независимость. Россию фактически "понудили к миру" на следующих условиях: все советские реальности должны быть сохранены в нерушимости (и прежде всего - ленинско-сталинские вымышленные административные границы), все обязанности России как ресурсного резервуара в отношении "новых независимых государств" должны беспрекословно выполняться, при этом все права и претензии России - вместе с упраздненным СССР - аннулируются и явочным порядком переводятся в разряд непризнанных.

Следует напомнить, что лицемерная практика последних лет существования СССР подменила недвусмысленное понятие "независимость" эвфемизмом "суверенитет". До августа 1991 г. большинство "союзных республик" - с подачи "республик Советской Прибалтики" - имели обыкновение провозглашать "государственный суверенитет", якобы подразумевающий сохранение единства всесоюзного "общего дома". Начиная с какого-то момента этот удобный псевдоним для фактического отказа от повиновения вышестоящим органам власти приняли на вооружение "автономии" - и вот уже "суверенными" провозгласили себя Нагорный Карабах, Южная Осетия, Татарстан и Чечня. Августовский путч - самоубийство недееспособного "союзного центра" - положил конец лицемерию парада суверенитетов: "декларации независимости" последовательно приняли все "бывшие союзные республики", от прибалтийских лимитрофов с их призрачным, но памятным опытом межвоенной государственности, до таких искусственных порождений сталинской национальной политики, как "Украина". Независимость провозгласили будущие "непризнанные государства" - Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия и Приднестровье - и будущая "черная дыра" дудаевско-басаевской "Ичкерии". Единственное территориально-государственное образование на постсоветском пространстве, для которого слово "независимость" осталось табуированным, - это Российская Федерация.

Сохранение выморочного статус-кво непризнанной российской независимости было выгодно многим - и многими обеспечивалось. Наследники несостоятельной союзной номенклатурно-коммунистической элиты в лице КПРФ и "имперских патриотов" препятствовали утверждению российской государственной символики. Наследники региональной коммунистической номенклатуры - руководители "новых независимых государств" - опираясь на международный консенсус, объявляли несуществующим то самое развязавшее им руки ленинское право на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства исключительно для русской (российской) нации и многочисленных этносов, желающих продолжать свою национальную историю в ее составе, в едином организме с русским народом. Наследники второго и третьего эшелонов партийно-хозяйственной номенклатуры - компрадоры-"олигархи" - подводили экономическую и политическую базу под признание права "вашингтонского обкома" на установление российскому суверенитету пределов в рамках ничем не обоснованного "принципа нерушимости постсоветских границ" в условиях полного отказа от соблюдения и без того урезанных послевоенных норм международного права. Да и идеологи нового, путинского, этапа становления российской государственности долго не решались выйти за дозволенные "обкомом" рамки "суверенной демократии".

Действия режима Медведева-Путина, предпринятые 8 августа 2008 г., стали, возможно, запоздалым, вынужденным, но окончательным провозглашением российской национальной независимости. Мировому сообществу - впервые после 1917 г. - приходится теперь иметь дело с независимым Российским государством. А военные операции российских войск в окрестностях Цхинвала, Гори, Сенаки и Тбилиси, избавившись от лицемерной маскировки "миротворческой операции", предстали в своем истинном качестве - войны за независимость России.

По законам военного времени

На протяжении всей второй половины века США и Запад утверждали, что их борьба ведется не против России, а с агрессивной коммунистической идеологией. Поэтому на "великую джазовую демократию" с надеждой и любовью смотрели стиляги-шестидесятники. Поэтому "джинсовая экономика" казалась поколению фарцовщиков-семидесятников воплощением свободы. Поэтому - и только поэтому - в Америке находили себе пристанище такие русские патриоты, как Солженицын, такие моральные лидеры нации, как о. Александр Шмеман, и такие великие творцы, как Бродский. Геополитическая русофобия никогда - во всяком случае, на официальном уровне - не поднималась американцами на щит в качестве официальной внешнеполитической идеологии: всякого рода "русские идут" оставались пугалками для маргиналов и вышедших в тираж политиков-отставников. Тезис Рональда Рейгана про "империю зла" приветствовался в СССР многими - только потому, что к этому моменту для большинства образованных граждан СССР "советская власть" и была воплощением зла, а для русских людей - еще и врагом России. А Рейган - и другие идеологи Запада - выступали будто бы против коммунизма и за Россию.

По такой схеме строилась вся публичная антисоветская риторика официального Запада. По такой схеме - широким охватом - формировались программы пропагандистского вещания "вражьих голосов", которые завлекали советских радиослушателей возможностью услышать лучших русских писателей, художников, музыкантов, мыслителей и священников, изгнанных коммунистами из России "правды ради". По такой схеме значительная часть социально активного "перестроечного" большинства вопреки (а то и благодаря) многолетним антиамериканским и "антиимпериалистическим" стереотипам советских времен стала воспринимать США и Запад в качестве добросовестных союзников в борьбе против советской власти.

На рубеже 1990-1991 гг. номенклатурно-коммунистический режим в СССР до такой степени дискредитировал сам себя в глазах людей, до такой степени нелепо и неумело противопоставил свои корпоративные интересы политическим устремлениям и идеологическим настроениям общества, что любые предупреждения об антироссийском характере западной политики - тем более такие одиозные, как знаменитый доклад Крючкова об "агентах влияния" - не воспринимались всерьез и отметались, как и вся прочая лживая советская пропаганда обкомовских лекторов (про писателя Солженицера и академика Цукермана). Собственно, коммунисты - этот главный антироссийский западный проект ХХ века - и обеспечили Западу эффективное прикрытие, дали ему возможность подойти максимально близко к цели, до недавнего времени глубоко засекреченной, - к цели геополитического упразднения России как самостоятельной культурно-цивилизационной формы.

Первые полтора постсоветских десятилетия "односторонней независимости" были потрачены на то, чтобы привязать российского Гулливера (газ, нефть, электроэнергия, рынок труда, гигантский бизнес-инкубатор) сотнями канатов односторонних обязательств к односторонне независимым (т.е. паразитическим) лилипутским королевствам. Начиная с 2004 г. прямые наследники коммунистов-интернационалистов - демократизаторы-глобализаторы - пошли на прямое обострение, фактически требуя от России не только отказаться от права контролировать использование восточноевропейскими государствами-паразитами российских экономических и человеческих ресурсов, но и согласиться на политическую роль подмандатной территории для украинских, грузинских и прибалтийских гауляйтеров.

8 августа 2008 г. силы "глобального демократического интернационала" начали прямую военную интервенцию - не Грузии против Южной Осетии и Абхазии, а американоцентричного Запада против России.

Никакие сбои в информационном обеспечении войны, никакие неловкости Буша и неуклюжие выпады Саакашвили не отменяют очевидного: события в Южной Осетии по своим целям и просчитываемым результатам не являются ни войной Грузии против непризнанной государственности Южной Осетии и Абхазии, ни войной России против независимой демократической Грузии, ни даже российским понуждением режима Саакашвили к миру. Это - комплексный военно-политический и информационно-идеологический блицкриг, всемирная спецоперация против российской независимости. А со стороны России - открытая и тотальная оборонительная война за независимость страны.

Такая оценка ситуации вовсе не означает, что военное развитие событий неизбежно, или что призывы "идти на Тбилиси" и "повесить Саакашвили" не имеют альтернативы. Компромиссы, поиски путей наименьшего ущерба и способов минимизировать потери нужны и возможны всегда. Невозможно и недопустимо одно - любые попытки остаться в поле лицемерия и умолчаний, любые способы спустить ситуацию на тормозах и изобразить дело так, как если бы оно было "понарошку". Эта конспиративно-чекистская практика, возможно, стилистически близка многим ключевым фигурам современной российской элиты, но жизнь после 8 августа - жизнь в независимой России - изменилась необратимо.

И эта новая жизнь жестко ставит перед властью и обществом независимой России несколько очень жестких вопросов, на которые необходимо отвечать честно, прозрачно, без умолчаний и иносказаний.

Во-первых, нужно ответить самим себе, как, каким образом, опираясь на что нам предстоит жить в обстановке тотальной информационно-политической блокады - блокады всерьез, без уступок и доброй воли со стороны ее организаторов.

Во-вторых, нужно определиться, как перестраивать свои внешнеэкономические и - не побоимся этого слова - бизнес-планы с учетом необратимых изменений в международной экономической реальности.

В третьих, нужно осмысленно и ответственно определить, на какие меры мы будем готовы пойти в случае эскалации конфликта, с тем чтобы понимание возможности и масштабности этих мер стало бы общим для нас и для наших геополитических оппонентов.

То есть речь идет о радикальном обновлении государственных стратегий - политической, экономической, личной (для каждого из значимых участников процесса) и военной. Последнее означает, что в самое ближайшее время Россия должна принять и провозгласить - как на специальном, так и на публичном уровнях - принципиально новую военную доктрину, способную информировать мировое сообщество о механизмах обеспечения суверенитета такого государства, каким становится независимая Российская Федерация.

Разумеется, День Независимости 8 августа фундаментально переформатировал внутриполитический ландшафт страны. Достаточно быстро - в первые же часы после начала войны за независимость России - произошли принципиальные изменения в политической структуре общества при сохранении масштабного - возможно, чрезмерного для воюющей страны - идейно-политического многообразия. Главным образом за счет того, что понятие "коллаборационизм" из разряда ругательств перешло в разряд констатаций, причем имеющих политические и юридические последствия. Одной из наиболее пагубных чекистских традиций в современной российской политике как раз и были предельно широкие допуски для пределов возможного. Сегодня "чекистский бизнес" обнаруживается за спиной проектов, прямо поддерживающих интервенцию. Сегодня коллаборационисты-блоггеры, ежечасно размещающие в интернете свои заявления о приеме на работу в полицай-президиум грядущего оккупационного режима, совмещают эту активность с деятельным пребыванием в "кадровом резерве" действующей околокремлевской идеологической субэлиты. Сегодня многочисленные "игроки", привыкшие к прежним правилам игры, не могут и не хотят усвоить единственного правила Игры, которое вступило в действие 8 августа 2008 г.: "Взялся - ходи".

Им придется - вместе со всей страной - усваивать это правило. И - вместе со всей страной - идти, преодолевая закатное сопротивление Запада, по направлению к Восходу России.