Ситуация, связанная со статусом непризнанных республик на пространстве СНГ, обостряется с каждым днем. Долгожданный Косовский прецедент, наконец, свершился, став для российской дипломатии одним из самых серьезных вызовов с момента распада СССР. По крайней мере, события последних месяцев полностью опровергают столь популярные в ряде сопредельных стран суждения о непризнанных государствах как о "марионетках Москвы", ибо совершенно очевидно, что политика, которую они проводят, далеко не всегда совпадает, а подчас и откровенно противоречит официальным заявлениям Кремля. Политика де-факто независимых государств еще никогда не была столь независимой; более того, она никогда не была столь непризнанной.

Была ли Россия готова к Косовскому прецеденту? Ответ на этот вопрос нам придётся узнать совсем скоро, когда процесс суверенизации Абхазии, Южной Осетии и концептуально отделённого от них Государственной Думой РФ Приднестровья войдёт в критическую фазу, перечёркивая любую возможность достижения компромисса. Косовский прецедент, который на протяжении последних двух лет позиционировался как несомненное благо для непризнанных республик, по факту стал своеобразным водоразделом.

До февраля 2008 года в ситуации с Абхазией, Южной Осетией и Приднестровьем время объективно работало на Россию. Грузия и Молдавия, при всеобъемлющей вере в поддержку Запада, последовательно теряли рычаги воздействия на происходящее, в республиках фактически завершился процесс государственного строительства и выработки национальных проектов. При этом ожидаемое признание Косово в сознании руководства непризнанных государств уже давно было обозначено как своеобразное "время Ч", вслед за наступлением которого должна последовать долгожданная независимость.

Однако теперь, когда Косово "случилось", был перейден своеобразный порог, после которого время перестало работать на Москву. Руководство непризнанных государств вполне справедливо ждет от России подтверждения неоднократно озвученного тезиса о "прецедентности". Абхазию и Южную Осетию не могут удовлетворить противоречивые заявления российских дипломатов, которые, с одной стороны, продолжают настаивать на пресловутой "прецедентности", с другой - с невероятным упорством блюдут "территориальную целостность" абсолютно враждебного России грузинского государства Михаила Саакашвили. Здесь уместно вспомнить слова эксперта Вигена Акопяна о том, что Москва, постоянно говорившая о "прецедентности", по факту стала последовательным сторонником уникальности случая Косово, на чём традиционно настаивают США. Создаётся впечатление, что нынешняя позиция Москвы не до конца понятна Цхинвалу, Сухуми и Тирасполю, что может привести к плохо предсказуемым и малоприятным последствиям в ситуации, когда вопрос статуса непризнанных республик становится всё более актуальным, требуя скорейшего решения.

Текущая неопределённость особенно ярко проявлена на примере Приднестровья, которое было решено "отделить" от Абхазии и Южной Осетии. Характерная черта приднестровского конфликта заключается в том, что в истории уже был момент, когда он находился на пороге разрешения. "Меморандум Козака", предложенный Россией и подразумевавший превращение унитарной Молдавии в федерацию, в своём конечном виде устраивал обе стороны. Молдавский президент Владимир Воронин под давлением Запада сорвал его подписание в последний момент. Результатом срыва договоренностей стал беспрецедентный внешнеполитический кульбит Воронина, который за рекордно короткое время превратился из "сторонника России", клявшегося задержать идущие на Москву танки НАТО, в идейного борца с "российским империализмом", легитимировавшего ежегодные учения НАТО в Молдавии. Стоит отметить, что такой "смены приоритетов" ни до, ни после этого на пространстве СНГ не происходило ни с кем.

Это не стало окончанием метаморфоз Владимира Воронина. После того, как Россия закрыла свой рынок для молдавских вин, что оказало на экономику Молдавии очень сильный негативный эффект, Воронин вновь начал искать поддержки России. Казалось, сделанный Москвой расчёт на то, чтобы в перспективе примирить Молдавию и Приднестровье, в полной мере сохранив и даже приумножив своё присутствие в регионе, был вполне оправдан. Сопротивление старой советской элиты Приднестровья с течением времени, скорее всего, сошло бы на нет, а на смену ему мог бы прийти растущий экономический интерес левобережных промышленников к плохо освоенной в экономическом отношении Молдавии.

Но с признанием Косово всё резко поменялось. Настроения в Приднестровье, равно как и в других непризнанных республиках, радикализировались. Однако здесь Москва, в отличие от ситуации на Кавказе, фактически взяла на себя функцию сдерживания стремящейся к независимости ПМР. Со временем Россия недвусмысленно дала понять, что вопрос признания Приднестровья на повестке дня не стоит вообще. С точки зрения геополитических устремлений Москвы такой шаг, в принципе, мог бы быть оправдан, однако лишь при одном условии - если бы Россия максимально прозрачно обрисовала Приднестровью свои устремления в деле урегулирования конфликта. Создаётся впечатление, что Тирасполь не понимает, к чему именно Россия хочет его подвести. Позиции Кремля до сих пор официально не прояснены. Заявляя о том, что Москва настаивает на объединении Молдавии и ПМР, представители российских внешнеполитических ведомств, по крайней мере, публично, не говорят, как именно Россия видит это новое государство. Подобная непрозрачность порождает массу различных спекуляций. В Приднестровье усиливаются опасения по поводу того, что Москва хочет попросту "сдать нас Молдавии" и умыть руки.

Главный вопрос - к какому именно результату стремится Россия в процессе приднестровского урегулирования - до сих пор остаётся без ответа. Заявление министра иностранных дел России Сергея Лаврова о том, что переговоры должны вестись исключительно при равенстве сторон при обязательном условии сохранения за ПМР права вести самостоятельную внешнеэкономическую деятельность, опять же, не вносят ясности, равно как и не говорят ничего принципиально нового: во-первых, указанное выше право Приднестровья и так обозначено в официальном меморандуме ОБСЕ 1997 года, а, во-вторых, если бы Россия начала говорить, что переговоры нужно вести в каком-либо ином, "неравном" формате, это могло бы повлечь за собой совсем уж непредсказуемые последствия. В любом случае, большинство российских дипломатов, отвечая на вопрос о собственном видении приднестровского урегулирования, прежде всего, начинают говорить о соблюдении "территориальной целостности" Молдавии.

Как стоит относиться к периодически раздающимся с Днестра (и не только оттуда) угрозам "непризнанных" перейти на "многовекторность", "работать не только с Россией, но и с Украиной и с Европейским Союзом" и т.д.? Судя по всему, Кремль не склонен воспринимать подобные инициативы всерьёз. Однако нужно признать, что многие опасения приднестровцев вполне обоснованы. И по факту одним из главных вопросов Приднестровья на данный момент является не "почему Россия усиленно подталкивает нас к объединению с Молдавией", что было озвучено, к примеру, экспертом Ильёй Галинским, а ради чего она это делает, и какой результат урегулирования конфликта нужен российскому руководству. Москва ничего конкретного по этому поводу не говорит.

В то время как в Москве, похоже, растёт уверенность в том, что смена поколений внутри приднестровской элиты может стать долгожданной панацеей, идея прямого объединения, кажется, не находит поддержки ни у одной из групп влияния в политическом поле ПМР. Если отбросить нюансы, в руководящих органах Приднестровья имеются лишь две риторические позиции по вопросу будущего республики и всего региона: "немедленное признание" (Игорь Смирнов и Валерий Лицкай) и "объединение через признание" (Евгений Шевчук). Однако даже во втором случае ключевым словом является именно "признание", а вовсе не объединение.

Политике Кремля на данном направлении тотально не хватает двух вещей - прозрачности и времени. Сначала о первой. В принципе, если ещё два года назад одна из сторон конфликта открыто действовала против России, то сегодня не только Приднестровье, но и Молдавия признаёт Москву фактически основной силой региона, единственным субъектом, способным превратить процесс урегулирования конфликта, на сегодняшний день носящий исключительно номинальный характер, во что-то реальное. Тем не менее, в условиях, когда в реинтеграции постсоветского Приднестровья и национал-коммунистической Молдавии первое не проявляет ни малейшей заинтересованности, непрозрачность региональной политики России, нежелание дать детальные разъяснения собственной позиции и устремлений способствует лишь торможению переговорного процесса, и, как следствие, более глубокому вовлечению в него сил, обладающих большей политической волей. Тот момент, что Москва не способна обеспечить транспарентность своих действий, может означать лишь одно из двух - либо российские элиты до сих пор не пришли к единой точке зрения по данному вопросу, либо позиция Кремля в чём-то принципиально противоречит взглядам одной из сторон конфликта. Пока Москва последовательно не объяснит, что, всё-таки, ей нужно, она не сможет убедить Приднестровье в собственной правоте.

В ситуации, когда ни элиты, ни население ПМР не проявляют воли к объединению с Молдавией, грозя по факту образовать антироссийский общественный консенсус, снять напряжение может лишь осознание того, что будущее государство является не молдавским и даже не молдавско-приднестровским, а, прежде всего, российским проектом. Должный эффект будет достигнут лишь через понимание того, что речь идёт не об инкорпорации Приднестровья на любых, даже самых больших правах в состав уже существующей Молдавии, а о сведении двух берегов в совершенно новое государство, формируемое усилиями России и под эгидой России. Необходимо гарантировать, что Москва после достижения договоренностей не уйдёт из региона, а, наоборот, будет стремиться к полной его интеграции в собственное экономическое пространство. Воссоздание экономической инфраструктуры между правым и левым берегом Днестра, превращение аграрной Молдавии и индустриального Приднестровья в две взаимодополняющие части единой торговой сферы, гуманитарная помощь и точечные инвестиции - всё это способно свести на нет любые рассуждения о том, что объединение Молдавии и Приднестровья изначально невозможно из-за цивилизационных и политических различий. Цивилизационные факторы вынуждены будут отступить перед факторами экономическими. Естественно, Россия должна гарантировать надёжность всей процедуры построения финансовых схем, взяв её под полный контроль. В любом другом случае все шаги Москвы на данном направлении не будут оправданы.

Само собой, всё это может произойти лишь в результате длительных и тяжёлых усилий, когда самой сложной задачей станет даже не борьба за региональное влияние с Западом, а преодоление противодействия элит по обе стороны Днестра, озабоченных возможностью потери своих финансовых преференций. Обновление приднестровской элиты, её консолидация должны сопровождаться использованием всех экономических рычагов давления на элиту молдавскую, которые имеются в распоряжении Москвы. Именно здесь вступает в действие вторая основополагающая проблема - проблема времени.

Приднестровский политолог Илья Галинский пишет, что президент Воронин не только способен вновь предать Москву - его нынешняя декларируемая "пророссийскость" является частью операции западных спецслужб с тем, чтобы переиграть Россию и выдавить её из региона. Понятно, что доверять Воронину ни в коем случае нельзя, однако понятно и другое - он вполне поддаётся давлению, и средства для этого есть. Но в любом случае, основная проблема заключается не в Воронине, а в том, кто придёт ему на смену, и что делать Москве в 2009 году.

Задайте любому молдавскому или приднестровскому эксперту вопрос о том, что произойдёт в это время в Молдавии. Спросите, какова вероятность реализации очередного "цветного" сценария в бедной постсоветской стране, где рейтинги власти неуклонно падают и которой предлагается "европейская" альтернатива, кажущаяся куда более реальной, чем, к примеру, вечная "брюссельская мечта" "оранжевого" Киева? Оппозиция - несмотря на её массовое румынское гражданство, служащее теперь в Молдавии препятствием для публичной политики, - будет подпитываться всё обильнее, ибо для соседней Румынии молдавский 2009 год представляет собой поистине уникальный шанс получить то, чего так и не смогла добиться Польша в 2005 на Украине. В случае успешной реализации такого плана, Бухарест будет претендовать уже на много большее, чем на привычную роль "адвоката" Молдавии перед ЕС. У него действительно появятся вполне реальные основания для осуществления "легитимного", и, главное, логичного аншлюса Молдавии, который Запад, несмотря на нынешние вялые возражения, скорее всего, поддержит - поддержит потому, что это кратчайший путь к установлению контроля над критически важной частью региона.

Также велика вероятность того, что в процессе региональной конкуренции Москвы, с одной стороны, и Брюсселя с Вашингтоном - с другой, речь пойдёт не о том, кто и на каких условиях объединит Молдавию и Приднестровье, а о том, что Россия и Запад могут поменяться местами - если Москва по-прежнему, в уже совершенно новой ситуации, как обычно, не успев среагировать, продолжит блюсти "территориальную целостность", то что помешает Америке и Европе через какое-то время признать независимость ПМР, полностью изменив баланс сил на Днестре? Не выйдет ли так, что пока Россия будет заниматься объединением, Запад, наоборот, решит развести два государства по разные стороны, что будет полностью соответствовать интересам старой приднестровской и новой молдавской (читай - румынской) элиты?

Проблема заключается ещё и в том, что российский интеграционный проект рассчитан на длительное время выполнения, в то время как описанный выше сценарий можно реализовать и в очень короткий срок. Время больше не работает на Россию.

Спектр возможных действий невелик. Хочется верить, что Москва не будет тратить силы на спасение преемника Воронина, кто бы он ни был - Марк Ткачук или более "коммунистический" коммунист. Ни на кого другого ставку сделать не получится - таков очередной результат отказа Кремля от политики производства пророссийских элит. На то, чтобы прийти к каким-либо реальным договорённостям, касающимся государственного строительства, попросту не хватит времени. Нынешняя встреча Воронина и Смирнова - это даже не начало начала. Более реальной представляется возможность уже в этом году подвести двух президентов к подписанию некоего варианта декларации о намерениях, в которой будет обозначено стремление к созданию нового государства, и которая чётко покажет, что процесс урегулирования, на данный момент полностью номинальный, запущен и начал работать. Само по себе это доказательство действия может стать достаточным предлогом для принятия самых разных политических решений, вплоть до отмены молдавских выборов ради будущих выборов в парламент единого государства. При этом возможность немедленного признания независимости ПМР со стороны России способна послужить как политическим средством давления на Кишинёв, помимо имеющихся экономических рычагов, так и своеобразной страховкой на случай реализации в Молдавии сценария незаконной смены власти.

С тем, что откладывать решение этих вопросов нельзя, думаю, согласятся все. Перспектива потери всего региона - всеми заинтересованными в нём элитами: молдавской, приднестровской, российской, - сегодня кажущаяся маловероятной, завтра может стать реальностью.