В конце июня в частную клинику «Альтермед» в Хасавюрте пришла пациентка с жалобами на острые боли в животе. Регистратура связалась с главврачом Евгенией Макеевой, у неё была плотная запись, но, услышав, что у пациентки острая боль продолжается три дня, врач бросила всё и спустилась. Пациентка была в никабе. Макеева попросила её снять никаб, чтобы осмотреть женщину, но получила отказ.

ИА Регнум

Началась перепалка, вскоре о произошедшем начали массово писать в дагестанских пабликах и чатах. Врачу не просто угрожали — её пообещали уничтожить. Радикалы связались с руководством клиники — и оно извинилось.

В свою очередь, глава Дагестана Сергей Меликов гарантировал Макеевой безопасность.

О скандале в больнице, происходящих в дагестанском обществе процессах и своих дальнейших планах Евгения Макеева рассказала в беседе с главным редактором ИА Регнум Мариной Ахмедовой.

Марина Ахмедова: Евгения, как вы оказались в Дагестане?

Евгения Макеева: Прежде всего я бы хотела поблагодарить вас за поддержку, которую вы мне оказываете. К сожалению, в средней полосе России мало кто знает о происходящем на Северном Кавказе. Из-за этого работать там становится всё сложнее.

Я человек с синдромом кочевника. Где я только ни жила и ни работала! Была в обеих Америках и в Западной Европе. А когда мне предложили должность в Дагестане, с радостью согласилась. Меня всегда интересовали сложные регионы.

Марина Ахмедова: Насколько ваши представления о Дагестане совпали с реальностью?

Евгения Макеева: В Дагестане сложно работать везде, не только в медицине. Сам факт того, что ты женщина (тем более европейская), уже тебя ко многому обязывает. А ситуации, в которой я оказалась, когда пациентке нужна помощь, но она отказывается тебе что-то показать, происходят регулярно.

Марина Ахмедова: Как минимум вы должны видеть кожные покровы и лицо.

Евгения Макеева: Как врач, я обязана оценить общее состояние человека. Мне нужно понять, с какой болью он пришёл. Я ведь лечу не только щитовидку. Когда пациент приходит ко мне на приём, я спрашиваю: «Как ваши дела, как самочувствие?». А для этого мне нужно посмотреть человеку в лицо, чтобы увидеть его эмоции.

Марина Ахмедова: Та пациентка категорически отказывалась показать вам лицо?

Евгения Макеева: Думаю, этот скандал произошел из-за неверной интерпретации моих слов и языкового барьера.

Дело было так: я попросила пациентку снять никаб, чтобы осмотреть её. Она спросила: «Это принципиально?». Меня этот вопрос обескуражил. Я говорю: «Конечно, принципиально». Тут-то всё и началось. Повторюсь, это уже не первый инцидент, с которым сталкивалась лично я и другие врачи Хасавюрта. Это распространённая проблема.

Попавшая в скандал из-за никаба врач из Дагестана Евгения Маеева дала интервью главному редактору ИА Регнум Марине Ахмедовой

Марина Ахмедова: Получается, пациенты приходят в светское медицинское учреждение за помощью, но не готовы подчиниться элементарным правилам?

Евгения Макеева: В Хасавюрте все хирурги и анестезиологи — мужчины. Я точно знаю, что в перинатальном центре, где женщины рожают, все анестезиологи — мужчины.

Марина Ахмедова: Неужели женщины прямо в никабе рожают?

Евгения Макеева: Я не уточняла у коллег, как они поступают в этом случае. Но знаю, что есть много ситуаций, когда женщина по таким причинам остаётся без медицинской помощи. Причём день в день с моим инцидентом произошёл другой скандал. Муж привёл свою жену в больницу с гнойным маститом: огромный нарыв, температура, интоксикация. Но из-за того, что девушку должен был оперировать мужчина-хирург, он вывел её из клиники.

Если бы это произошло в моей клинике, хирург обязательно вызвал бы меня как главного врача, я бы сражалась с этим мужчиной, доказывая, почему его жене нужно обязательно оказать медицинскую помощь. Чаще всего я сталкиваюсь с непониманием и агрессией в свой адрес: «Ах, такая-сякая, не хочет понимать нашу культуру». В случае с этой женщиной с нарывом дело было даже не в никабе — муж вообще не давал хирургу к ней прикасаться.

Марина Ахмедова: Боюсь представить, что было бы, если бы врач-мужчина попросил пациентку раздеться и показать грудь.

Евгения Макеева: Мы с этим каждый день сталкиваемся. Это большая проблема во всём Дагестане, особенно на севере республики. Она касается не только здравоохранения. От этого же страдает образование. Дети из таких семей не посещают уроки пения и рисования. Многие школы даже утренники не проводят, потому что музыка в регионе всё больше под запретом.

Марина Ахмедова: Получается, детство вообще запрещено.

Евгения Макеева: Запрещено. Более того, это среда, где в детстве тебя уже много к чему обязывают. Особенно страдают девочки, потому что там полный патриархат. Все подчиняются воле мужчины. Что он скажет, то и делают, его в принципе невозможно ослушаться. Дети не имеют права на самовыражение, они не интегрированы в российское общество. Варятся в собственном котле, где их начиняют непонятной информацией и представлениями о мире.

Марина Ахмедова: Насколько я знаю, в Дагестане такого никогда не было. Это новое явление последних десяти лет?

Евгения Макеева: Наверное, да. Я общаюсь с дагестанцами, которые живут в своём не меняющемся мире, — у них за 20 лет даже соседи не поменялись. Когда рассказываю им о скандалах в больницах и школах, их первая реакция такова: «Перестань, у нас такого уже давно не было». А когда это предается огласке в СМИ, они говорят: «Мы так удивлены. Мы здесь живем и не понимаем, насколько это глобальная проблема».

Это может быть связано с тем, что сейчас заработала программа возвращения соотечественников из Сирии. Людей возвращают домой и пытаются интегрировать в российский социум. Люди возвращаются с радикальными взглядами — «женщина обязана носить никаб». Получается, это они нас интегрируют в свой социум, а не мы их. Мы живём среди них, а не они живут среди нас.

TASS /EPA/MARTIN SYLVEST

Когда выходцы из Сирии возвращаются домой, они организуют отдельные общины с молебными домами. Они по-своему интерпретируют ислам и навязывают нам его через агрессию.

Марина Ахмедова: Мне кажется, вопрос, который задала вам пациентка («Это принципиально?»), — уже агрессивен. Если она нуждается в помощи, но должна следовать определённым религиозным правилам, она могла бы сказать: «Можно мне, пожалуйста, остаться в никабе».

Евгения Макеева: Эти люди не хотят идти ни на какие компромиссы — ни в больнице, ни в школе, ни на рынках. Нам насаждают чуждую культуру, которой раньше ни в Дагестане, ни в России не было.

Марина Ахмедова: А чем чреват для человека гнойный мастит, если его не лечить?

Евгения Макеева: От него можно умереть. Хочу подчеркнуть: если пациенту в ситуации, когда необходимо экстренное вмешательство хирурга, несвоевременно оказали медицинскую помощь, это может стоить ему жизни.

Марина Ахмедова: Эти женщины понимают, что могут умереть, если на какой-то момент не откажутся выполнять религиозные требования?

Евгения Макеева: Это не религиозные требования. В Дагестане сформировалась ячейка общества, которая живёт вне истинных исламских постулатов и вне российского законодательства.

Марина Ахмедова: То есть муж уводит жену домой и совершенно неизвестно, что с ней происходит?

Евгения Макеева: Мы такие эпизоды пытаемся отслеживать, узнать, есть ли в больницах Махачкалы или Грозного команда врачей-женщин, которые могут оказать ей необходимую помощь. Это тяжело. В Дагестане есть проблемы в сфере здравоохранения. Тут, как и по всей России, серьёзная напряжёнка со штатом и кадрами.

Марина Ахмедова: А если пациентка приходит на приём к гинекологу? Она садится на кресло, не снимая никаба, а всё остальное ему показывает? Я не понимаю этого лицемерия.

Евгения Макеева: То же самое касается стоматологии. Не понимаю, как бы она пошла к врачу с зубной болью. В моём случае был очень важный момент. Пациентка пришла ко мне с жалобами на боль в животе. Причём сказала, что ей посоветовали: «Иди к Макеевой, потому что она всё разрулит». А у нас в клинике на тот момент единственным эндоскопистом был мужчина. Мужчина должен был эндоскопом через ротовую полость посмотреть, что происходит с пищеводом и желудком.

Марина Ахмедова: А что случилось с этой пациенткой? Она просто ушла?

Евгения Макеева: Да, причём ушла очень спокойно. На мой взгляд, она даже не выглядела как экстренный пациент.

Марина Ахмедова: Думаете, это могла быть просто провокация?

Евгения Макеева: Живя в Хасавюрте уже больше года и прекрасно понимая отношение ко мне определённой группы людей, я ожидала подобного. Даже боялась крайних мер, потому что они всегда действуют очень агрессивно.

Марина Ахмедова: Вы боялись физической расправы?

Евгения Макеева: Да.

Марина Ахмедова: А зачем вам всё это нужно? Зачем вы там живёте?

Евгения Макеева: Я не ищу легких путей. Там я нужна как врач и как человек. У меня там очень большая команда, которую я уже бросить не могу. Некоторые врачи пришли работать в клинику уже за время, когда я руководила. Одним словом, у меня есть обязательства и перед пациентами, и перед коллегами. Я очень интегрирована в этот социум, буквально по уши.

Марина Ахмедова: Когда вы говорите о Дагестане, в ваших словах ощущается любовь к республике.

Евгения Макеева: Я очень люблю этот народ, мне там очень комфортно. Не весь Дагестан такой, как эта группа людей. Посмотрите, сколько героев подарила нам эта республика, которые сейчас сражаются за нас на СВО. Просто есть определённая ячейка, которая будоражит общество и не даёт нам спокойно жить. И, к сожалению, она разрастается как раковая опухоль.

Марина Ахмедова: Эта ячейка только что совершила теракт и грозила вам физической расправой.

Евгения Макеева: Сам инцидент произошёл утром, а скандал набирал обороты на протяжении всего дня. Когда нам начали звонить в клинику с угрозами, я подумала: «А что будет дальше? Скоро ночь. А у меня там маленький ребёнок».

Марина Ахмедова: У вас не возникла мысль немедленно собрать чемоданы и уехать в Москву?

Евгения Макеева: Нет. Потому что все мои друзья, коллеги и пациенты сразу встали на мою сторону. Это родные для меня люди. У меня разрывался телефон от звонков со словами поддержки. Более того, многие даже приехали ко мне домой без предупреждения. Это дагестанцы, мои соотечественники.

Марина Ахмедова: Вам было страшно, когда посыпались первые угрозы?

Евгения Макеева: За себя я не испугалась. Было страшно только за ребёнка. Весь этот негатив начался через час после того, как пациентка покинула клинику. Это подхватили социальные сети, негатив разрастался. Мне звонили, пересылали публикации. То же самое было с вышестоящим руководством клиники и с другими сотрудниками. Потом об этом узнал весь Хасавюрт, потом весь Дагестан, а теперь знает вся Россия.

Марина Ахмедова: И всё-таки, как вам могло быть не страшно, если накануне был совершён чудовищный теракт, когда прямо в церкви убили батюшку.

Евгения Макеева: Страха не было. У меня была задача как можно быстрее отвести фокус внимания от лечебного учреждения и от семьи, чтобы обезопасить всех вокруг. А кого мне бояться? У нас очень хорошо работают службы полиции в городе. Именно в Хасавюрте я себя чувствую в безопасности. А что может происходить за пределами города, я не знаю.

Марина Ахмедова: Вы сказали, что в самом Хасавюрте вам комфортно жить. Как вам удалось влиться в город, где живут в основном представители других национальностей и другого вероисповедания?

Евгения Макеева: Поскольку у меня был определённый мигрантский опыт, я быстро понимаю местную культуру и быстро интегрируюсь в общество. При этом я живу автономно, со своим уставом ни к кому не лезу. Да, как и во всех религиозных регионах, в Дагестане тебя пытаются абсорбировать. Ты приходишь со своей культурной огранкой, которую нужно стереть и придать свою. Но в этом нет ничего страшного.

Марина Ахмедова: А как вам удаётся дружить с дагестанцами, а не просто сосуществовать с ними?

Евгения Макеева: Легко. Там живут такие же люди, как мы с вами. Это такие же граждане нашей страны. Иногда они тоже сталкиваются с опасностью, как и мы. Вы сказали о терактах в Дербенте и в Махачкале. Эта атака была против дагестанского народа и против целостности России, а не конкретно против Евгении Сергеевны Макеевой.

Марина Ахмедова: Во вы же сами сказали, что этот социум пытается стереть вашу культурную огранку. Как вам удаётся этого не допустить?

Евгения Макеева: Я человек, который всегда отстаивает личные границы. Я руковожу большой командой. Поверьте, с характером у меня всё в порядке.

Марина Ахмедова: Мужчинами тоже руководите?

Евгения Макеева: Да.

Марина Ахмедова: Всё-таки в дагестанской традиции мужчины не готовы подчиняться женщинам.

Евгения Макеева: Я не ищу себе подчиненных, я ищу сотрудников. У меня есть мужчины-сотрудники, мужчин-подчинённых у меня нет. Проблем с недопониманием мужчин на работе у меня не было. Да, они немного эгоцентричные, очень любят отстаивать свою точку зрения, чтобы последнее слово всегда было за ними. Но вообще, с любыми кавказскими мужчинами нужно разговаривать как со сложными подростками. Только так.

Марина Ахмедова: Какие точки соприкосновения с дагестанскими женщинами вам удаётся находить?

Евгения Макеева: Мода, жизнь, семья, работа. Всё, как и в Москве. Единственное, что я не занимаюсь бытом и не спрашиваю, какую муку они закупают, чтобы приготовить хинкал.

Марина Ахмедова: Вернёмся к скандалу. Вы считаете, что эта женщина могла прийти, чтобы вас спровоцировать, а не потому, что ей нужна была помощь?

Евгения Макеева: Я не хочу так думать. Мне было бы очень досадно, если бы моё место работы было использовано для этого. Для меня работа — это святое. Я не могу сказать, что я трудоголик, я еще та лентяйка, но за свою работу я болею. Я на 70% отдаюсь работе, а на 30% — семье.

Кстати, во всей это ситуации для меня был один радостный момент. Когда на меня устроили травлю, не было ни одного комментария обо мне как о плохом враче. Наоборот, были слова поддержки в мой адрес, например: «Я, моя сестра, моя дочь и моя мама к ней ходили. Они были одеты и так, и сяк. Мы её знаем. Она нам помогла». Это был показатель, что я всё делаю правильно.

Вообще, у меня не было пациентов, которые были бы недовольны моим лечением. В основном они жалуются по поводу моего характера: «Макеева слишком прямолинейная, у нас так не принято».

Марина Ахмедова: Прямолинейная — это как?

Евгения Макеева: Я иногда могу сказать матери: «Обратите внимание на свою девочку. Она у вас такая тихая не потому, что скромная, а потому что анемичная. Давайте зальём в неё железо и дадим ей витамина D. Сами увидите, как ваша барышня расцветёт».

Марина Ахмедова: Люди на это обижаются?

Евгения Макеева: Да. Им приятнее думать, что девочка скромная. Девочка должна быть обязательно скромной. Скромность в их понимании — закрытость и сдержанность. Всё то, что для меня, к примеру, является барьером для саморазвития и самовыражения. Поэтому, когда бедных мусульманских девочек или женщин из-за их головного убора не пускают в учебные учреждения, для меня это огромная боль. Мне всегда хочется сказать: «Хватит, перестаньте. Этих девочек, наоборот, нужно как можно активнее вводить в социум». Им нужно выделить квоты в университетах и в школах, чтобы они получали светское образование, чтобы у них была своя финансовая автономия в будущем, они не зависели от мужа или родителей.

Марина Ахмедова: Вы думаете, что после вопроса о запрете никаба обязательно встанет вопрос о запрете хиджаба?

Евгения Макеева: Нет, я так не думаю. 80% всех моих подруг в Дагестане ходят в хиджабах.

Марина Ахмедова: Я имею в виду, что в 2010-х годах в Дагестане уже возникал вопрос о единообразии школьной формы.

Евгения Макеева: Этот вопрос нужно обсуждать. Власть должна выстраивать механизмы интеграции граждан в общество, а не их исключения из социума. Никто не против хиджаба. Просто нам нужно придумать механизмы, чтобы в нашей многонациональной России всем было комфортно жить.

У меня сейчас возник вопрос. Дагестан — это не единственный мусульманский регион у нас в стране. Почему остальные республики так не штормит? Почему раскол зреет именно там? Почему, например, в Татарстане все договорились и живут?

Марина Ахмедова: Во-первых, Татарстан стал частью Российской империи гораздо раньше, чем Дагестан. Во-вторых, в Дагестане «шторм» начался как отголоски Чеченской войны, когда западные силы работали на раскол.

Евгения Макеева: Мы с вами подошли к самому интересному в нашем интервью — западные силы. Мы ведь обсуждаем этот вопрос как внутреннюю проблему, хотя на самом деле это внешняя угроза.

Сирийский конфликт начался в 2011 году. Человек, которого к нам возвращают, прожил в чужой среде больше десяти лет. Его там обработали, подготовили и вернули в Россию. Идет ползучая оккупация Дагестана — республики с выходом к морю, которая граничит с регионами других культур. Та же Украина — наша большая боль, потому что это наши братья. Нам до сих пор непонятно, как это могло с ними произойти. А тут будет ещё сложнее.

Марина Ахмедова: Безусловно, в Дагестане работают западные внешние силы. Но они вскрывают наши внутренние проблемы, которых могло не быть. Я уверена, что огромное количество дагестанцев хочет жить счастливо и зарабатывать на туристическом бизнесе. Но потому, что мы эти проблемы не решили, на Дагестан еще будут обрушиваться штормы.

Евгения Макеева: Я считаю, что федеральные власти должны разработать конкретный план относительно того, как поддержать нашего главу и нашу полицию, которая в первую очередь реагирует на все эти вызовы. Я считаю, что нужно предпринимать более жёсткие меры.

Марина Ахмедова: Вы не боитесь такое говорить?

Евгения Макеева: Не боюсь, потому что там живёт большое количество дорогих для меня людей. Я могу сказать, что Дагестан пора спасать.

Марина Ахмедова: Звучит так, будто вы там еще долго собираетесь жить.

Евгения Макеева: Я никуда оттуда не собираюсь.

Марина Ахмедова: А вы говорили, что по натуре кочевник.

Евгения Макеева: Тут еще не всё завершено, есть ещё проблемы. Да, меня могут куда-то позвать, но пока не чувствую, что оттуда пора уезжать.

Марина Ахмедова: Какие именно проблемы удерживают вас от отъезда?

Евгения Макеева: Проблемы, на которые остальные не обращают внимание. Я не понимаю, почему в некоторых моментах есть голословное согласие дагестанского общества терпеть это дальше. Скорее всего, это страх за свою жизнь. Я главный врач огромной организации. Когда со мной что-то происходит, на это остро и быстро реагируют общество, социальные институты власти. Но если бы это произошло с простым дагестанцем, он бы остался один на один с бедой.

Марина Ахмедова: Я вас спросила, что вас притягивает в Дагестане, а вы мне начали описывать беды республики. Обычно людей притягивают не проблемы, а что-то радостное и положительное.

Евгения Макеева: Я не того типа человека. Я думаю, следующим этапом моей жизни вообще будет какая-то горячая точка.

Марина Ахмедова: Вы воительница?

Евгения Макеева: Можно и так сказать.

Марина Ахмедова: С чем вы сейчас воюете в Дагестане?

Евгения Макеева: На своём маленьком уровне сражаюсь за права женщин и детей. Было бы некорректно говорить, что в Дагестане что-то нарушено. Просто в республике есть незащищенный слой населения, о котором местные власти думают, что у него всё хорошо. На самом же деле у женщины там нет права голоса. Она никому не может рассказать о своих проблемах, ей это запрещено, чревато расправой. Там очень тяжёлая ситуация с домашним насилием. Чего мы там только ни видели!

Марина Ахмедова: Может быть, для Дагестана это норма?

Евгения Макеева: Это не норма. Рядовые дагестанцы даже не знают об этом. «Ходят же девочки спокойно по улицам, никто их не трогает». Поэтому мне нужно, чтобы пациентка сняла свой никаб, а я бы посмотрела её кожные покровы на предмет подтёков и синяков, потому что сама она об этом не скажет.

Марина Ахмедова: Получается, никаб — это еще и очень удобное средство прятать синяки, если тебя побил муж.

Евгения Макеева: Конечно.

Марина Ахмедова: Я, кстати, об этом не думала.

Евгения Макеева: Я знаю, что сейчас опять начнётся шквал критики в мою сторону. Но у меня задача такая: если ко мне приходит женщина в никабе, я должна докопаться, что с ней происходит.

Марина Ахмедова: А что вы можете изменить, если убедитесь, что женщину бьёт муж?

Евгения Макеева: В глобальном плане я никак не могу это изменить. Лично ей я могу оказать психологическую помощь. Я дам ей свой номер телефона, чтобы она могла поговорить со мной. Да, она никогда не пойдёт писать заявление. Но она хотя бы будет знать, что в Хасавюрте живёт долбанутая врач, которая, если надо, прибежит.

Марина Ахмедова: Хоть одна женщина потом звонила вам?

Евгения Макеева: Мне звонили, ко мне приходили. Но властям мы заявлений никаких не писали. А поскольку заявлений нет, службы ничего сделать не могут.

Марина Ахмедова: Я тогда поставлю вопрос прямо. Может, против вас осуществили эту провокацию потому, что мужьям не нравится, что вы пытаетесь защитить их жён от домашнего насилия?

Евгения Макеева: Это пусть следствие разбирается. Я в любом случае благодарна ребятам из нашего городского отдела и вышестоящим инстанциям в Махачкале за то, что призвали всех к ответственности и продолжают копаться, что же там произошло.

Марина Ахмедова: Вернёмся к вопросам о хиджабах. Вы полагаете, если сейчас его запретят носить, родители вообще не будут отправлять дочерей в школу? Они загонят их либо в медресе, либо вообще оставят дома без обучения, в результате чего женщина не станет активным членом общества?

Евгения Макеева: Этот вопрос мне постоянно задают подруги. Я им сказала: «Если кто-то будет выступать против хиджаба, я буду первой, кто покроется. Девочки, я с вами».

Марина Ахмедова: Хиджабом покроетесь или платком?

Евгения Макеева: Хиджабом. Хиджаб — это то, с чем мусульманки согласны. То, что они гордо носят, что им нравится. Это их выбор, а выступать против него я не имею права.

Марина Ахмедова: В исламе есть понятие «внутренний хиджаб», когда человек не просто покрывает голову, а соответствует изнутри. Но ведь у нас многие покрываются, не соблюдая норм своей религии. Это превращается во внешнюю атрибутику.

Евгения Макеева: Такая проблема есть. Но я знаю многих искренне верующих мусульманок.

У меня в клинике есть коллега, которую я очень люблю. Она давно носит хиджаб, глубоко изучив ислам. Но мне ни с кем так не было интересно общаться, как с ней. Мы ведём с ней очень глубокие разговоры о пациентах, о жизни в стране и о семье. Мы с ней беседуем даже на темы, которые вроде бы табуированы. Если мне что-то непонятно, я могу у неё прямо спросить: «Почему у вас это так, а это — так?». И она мне всегда честно отвечает.

Марина Ахмедова: Тем более вы сказали, что люди прибежали к вам домой, когда это случилось. Не каждый человек способен отреагировать на такую стрессовую ситуацию. Значит, вы заслужили их любовь и симпатию.

Евгения Макеева: Это одна из главных характеристик дагестанцев. Ты там никогда не остаёшься одна.

Марина Ахмедова: Несмотря на то, что вы русская?

Евгения Макеева: Для них национальность не важна. Это не является критерием выбора — дружу я с тобой или не дружу.

Марина Ахмедова: То есть вы там своя?

Евгения Макеева: Конечно.

Марина Ахмедова: А они для вас свои?

Евгения Макеева: Не во всём. Это мои люди, которых я люблю, и я никогда их не предам. Но я бы не выбрала для себя их образ жизни.

Марина Ахмедова: Мы всё интервью пытаемся разобраться, насколько они сами для себя выбрали этот образ жизни.

Евгения Макеева: Я бы его для себя не выбрала, потому что я властная женщина. Мужчина не может мне сказать: «Садись туда и не отсвечивай». А в Дагестане это существует.

Марина Ахмедова: Вы сказали, если вдруг зайдёт жёсткий разговор о запрете хиджаба, вы тоже покроетесь. Сделаете это в знак солидарности, оставаясь православным человеком?

Евгения Макеева: Конечно. Я должна буду поддержать своих подруг. Я лишь хочу развеять страхи мусульман по поводу того, что после запрета на ношение никаба будут запрещать хиджабы.

Марина Ахмедова: Вы сейчас посоветовали бы туристам приезжать в Дагестан?

Евгения Макеева: Обязательно. Пусть ко мне в гости заходят.

Марина Ахмедова: Что можно посмотреть в Хасавюрте?

Евгения Макеева: Хасавюрт — самый интересный город в Дагестане, потому что он не потерял свою горскую самобытность. Его можно сравнить с Фатихом (Старый Стамбул) — такой же бардачный, базарный. Там тоже маленькие улочки, по которым тяжело проехать. Хасавюрт живет на отшибе от Дербента и Махачкалы. Но у нас большие рынки, где вы можете найти всё что угодно. К тому же, можете посмотреть Сулакский каньон. Всем добро пожаловать.

Марина Ахмедова: Вы сказали, что внимательно читали комментарии, которые вам писали. Что вы тогда чувствовали?

Евгения Макеева: Я не понимала, что будет дальше. Они пишут и пишут негатив. А дальше что? Толпа пойдёт к нам в клинику? Я ведь уже сказала, что угрозы поступали не только мне, но и коллегам. Люди звонили прямо в регистратуру: «Вы что, поддерживаете Макееву?». Из-за этого пациенты даже не могли записаться на приём.

Марина Ахмедова: Что вы думаете о людях, которые вам угрожали?

Евгения Макеева: Я с одним из них виделась. Они очень наглые ребята. Им вообще всё равно, что происходит вокруг них. Отношусь я к ним как к тем, кто украл у меня три-четыре спокойных дня на работе. Они меня выбили из графика. Пока штормило, у меня накопилось много дел и пациентов.

Марина Ахмедова: Почему эти ребята такие наглые и чего они хотят?

Евгения Макеева: Они продолжат будоражить общество и искать точку раскола. Если даже наше интервью постоянно строится на теме «хиджаб-никаб», они тем более будут давить на этот тонкий момент.

Я считаю, что человеку, который будет управлять Дагестаном, нужны совершенно другие полномочия. Первым делом нужно начинить республику русскими учителями и русскими полицейскими.

Русский полицейский будет разбираться с преступниками, несмотря на то, что он чей-то брат-сват. Русский учитель будет придавать Дагестану ту самую культурную огранку, которая превратит его в такой же российский регион, как и все остальные. Прежде всего русский учитель даст детям светское образование и воспитает в них критическое мышление, чтобы они научились работать с информацией, которая будет к ним поступать.

Наконец, огромную работу должно провести духовенство, которое научит людей правильному традиционному исламу.

Марина Ахмедова: Вы сказали, что после Дагестана можете оказаться в горячей точке. Вы могли бы отправиться медиком на СВО?

Евгения Макеева: Конечно. Я там очень нужна. Я очень хорошо накладываю швы и обрабатываю раны. Может быть, не проведу сложную хирургическую операцию, но первую помощь оказать смогу. К тому же, я выдержанная и стрессоустойчивая. Более того, когда началась мобилизация, мы вместе с подругой рвались работать в ростовском или донецком госпитале. К сожалению, нас не взяли. Сказали: «Вы еще маленькие. Посидите, потом придёте».

Марина Ахмедова: А как же вы бросите Дагестан и поедете на СВО?

Евгения Макеева: Во-первых, я тогда же ещё была в Москве. Во-вторых, я бы всё равно съездила туда хотя бы на полтора месяца. Я всегда говорю ребятам: не идите на практику в большие больницы. Идите в провинцию, в маленькую больницу. У вас там будет плохо работающий аппарат УЗИ, минимальный спектр лабораторных исследований. Вам придётся по запаху и по цвету кожи определять, что происходит с пациентом. Благодаря этим трудностям вы там научитесь всему. А уж СВО — это колоссальный опыт для молодых врачей.