В Харькове темно. Даже тогда, когда есть свет. После того как недавно разгромили ТЭЦ-5 в ближнем пригороде и Змиевскую ТЭС, свет дают по графику, который не всегда соблюдается

Иван Шилов ИА Регнум

Для привыкших за последние годы ко всему местных жителей это, конечно, немаленькая неприятность, но и не полная катастрофа, если, конечно, в доме не электроплита. Газ и вода, в отличие от осенних отключений, подаются исправно. Можно сказать, что в Харькове живут люди тренированные и умеющие выжить несмотря ни на что.

И отвечают они на все вызовы уже не импульсивно, не бегом, а хорошо подготовившись. Например, к отъезду стараются как следует собраться, много говорят об этом с соседями и коллегами и… уезжают далеко не все и не всегда.

Это весной 2022 года на Варшаву и Днепропетровск шли переполненные поезда и автобусы, а возле вокзала стояли брошенные автомобили и переноски, иногда с собаками и кошками внутри. Тогда на улицах города бродило много породистых и совершенно беспомощных животных.

Были и те, кто пытался прорваться через линию боевого соприкосновения, но это получилось далеко не у всех. Многие были убиты по дороге. Тогда путь в Россию для харьковчан стал пролегать через Польшу, Литву и Латвию, а с закрытием автомобильного и автобусного движения стал почти непроходимым.

Так что люди уезжают и возвращаются, кто-то застрял надолго и присылает домой такие сообщения: «Машенька уже освоилась в местной школе и бегло говорит по-польски. Я работаю, а мама сидит с соседскими детьми. Собаке сделали все нужные прививки и выписали местный ветпаспорт».

А ещё есть отдельные тропы для мужчин трудоспособного, то есть призывного, возраста. Тех, кто не хочет на фронт. Они недешёвые и не гарантируют успеха, но у многих получается вырваться. Это может быть и подготовка нужных документов у медиков и военных, и просто переход границы пешком там, где у контрабандистов было всё схвачено на границе.

Всё — да не всё! Я знал парня, которого дважды разворачивали пограничники. «Оба раза натыкались на не ту смену. Держали ночь в «обезьяннике», штрафовали на 3400 гривен и отпускали домой. Хорошо, что хоть деньги за переход мы должны были отдать после всего. Не получилось попасть в Польшу и Венгрию — прорвусь в Кишинёв и там…» — рассказывал он, изрядно волнуясь.

Сколько людей сейчас обитает в Харькове, точно оценить крайне трудно.

Городские власти уверены, что больше миллиона человек, но разделить местных и «временно перемещённых лиц», определив доли, не может никто. Даже ТЦК (так сейчас именуются военкоматы), не говоря уже об СБУ или полиции. Их задача не считать, а выполнять план по мобилизации.

Так что проехать по городу — это всегда квест с приключениями. Конечно, по сравнению с 2022 годом, блокпостов, где выборочно проверяют документы, стало меньше: то ли тероборону на фронт загнали, то ли часто дёргали не того, кого надо. Но от патрулей и плановых облав никто не застрахован. А это значит, что в смартфоне не должно быть ничего такого, что могло бы вызвать опасную реакцию у вооружённой публики с повязками из цветного скотча. И в соцсетях, и в мессенджерах нельзя оставлять контакты и переписки, связанные с Россией.

Харьковчане усвоили и такой урок: всё, что неоправданно бесплатно, таит в себе опасность, особенно для мужиков до 60 лет. К примеру, в автобусе и маршрутке не надо платить за проезд, но там могут вручить повестку, что иногда заканчивается выволакиванием из салона и поездкой на призывную комиссию.

А в метро, где тоже не надо платить, засада стоит почти наверняка. Или прямо на входе, или уже на перронах и в вагонах.

Так что, перефразируя героиню фильма «Бриллиантовая рука», в городе говорят: «Наши люди в булочную на метро не ездят!» А на такси как раз ездят: это самый безопасный вид городского транспорта, хоть и недешёвый. Только в марте–апреле позапрошлого года машины с шашечками могли не довезти пассажиров до места, а потом у них стало всё надёжно.

Но продолжу о нашей подземке. Временами поезда останавливаются. Бывает, что и на несколько часов — чаще всего когда вырубается свет. А весной позапрошлого года на станциях жили люди — до 150 тысяч человек одновременно. И там они получали такую пропагандистскую обработку, что психиатрам придётся работать с ними годами.

Им уже неважно — прилёт или вылет, причины обстрелов: «Русня напала и хочет всех нас убить!» А когда они выходят на поверхность, там ждет телевизор и местные телеграм-каналы, от которых можно сойти с ума, если не выключить.

Ещё одно средство накрутки людей — окна, забитые деревоплитой. И хотя есть и средства, и возможности, чтобы отремонтировать окна, это делается с большим скрипом и далеко не везде. Надо же возить иностранных туристов и показывать разрушения — настоящие и не совсем, да и обыватели не должны забывать о неизбывной опасности.

А вот на что люди совсем перестали реагировать, так это на звуки сирен. Сигналы тревоги замолкают ненадолго, и уже давно никак не связаны ни с реальными прилётами, ни с работой ПВО. Гудки достали всех, даже мэр Терехов сказал как-то, что включать сирены нужно тогда, когда действительно опасность у нас, а не где-то ещё.

Харьков замер в безвременье, он не понимает, что будет дальше. Регулярные вбросы о переговорах рассматриваются здесь как «мы первые на сдачу», причем и теми, кто за Украину, и теми, кто против. Людям нужны простые и однозначные ответы на вопрос, кто свой, кто чужой, а кто вообще не при делах. И как стать своим, не превратиться в чужого по навету или пустяковому поводу.

Сторонники России, ведущие себя очень тихо, там сейчас очень ранимы, у них легко можно вызвать ненужные реакции. Особенно после весны 2022 г. и «выравнивания линии соприкосновения» в районе Изюма. Они должны чувствовать перспективы, а не постоянно слышать о возможных переговорах, «заморозках» и «корейских вариантах».

Люди знают, что при таких гипотетических исходах там останутся не только подоляки и гончаренки с гордонами, но также СБУ с военкомами и просто идейные стукачи. Вместо этого они ждут простых слов, которые находило Совинформбюро в 1942 году: «мы вернёмся и отомстим». Или хотя бы «вы нам нужны и важны, мы помним о вас и ждём вас».

Мы закалённые и выдержим. Хочется только одного — ясности целей. А дальше, как в песне Александра Галича:

А то, что придётся потом платить,

Так ведь это ж, пойми, — потом!