«Герда» Натальи Кудряшовой: пора валить душе из тела?

«Пора о душе подумать» — так говорят людям, давно перевалившим «экватор» отмеренного человеку срока. Хотя, конечно, это не совсем верно: о душе, то есть о том, как сохранить ее чистой, да и вообще живой, стоит думать с детства. Но это если видишь смысл в том, чтобы жить свою жизнь — долго, достойно и с пользой для людей и для этой самой души. А если нет, то остается думать лишь о том, как сбежать, оставив на земле тело — спящее, мёртвое, одурманенное или передвигающееся по инерции, пока душа где-то блуждает.

Герои фильма Натальи Кудряшовой думают и говорят о душе часто — то есть об исходе души и о том, есть ли что-нибудь там, по ту сторону. Пожалуй, больше ничего — кроме забот о хлебе насущном — их не волнует. Впрочем, хлеб добывается странно. Главная героиня Лера (дебютантка Анастасия Красовская) работает стриптизёршей под псевдонимом «Герда», терпит «наезды» от «коллег» и рискует угодить в серьёзную беду, но возвращается снова и снова. Её друг и верный рыцарь Олег (харизматичный и заслуженно популярный Юра Борисов) копает могилы и гордится своей работой, помня каждый холмик «в лицо», а ещё с удовольствием рассказывает «профессиональные» байки — например, как упихивал обратно в гроб вывалившуюся объёмную покойницу. Олег «для души» пишет картины, а Лера учится на социолога… неизвестно зачем. Чтобы работать социологом, вроде бы требуется минимальный интерес к людям, но Лера на практике в квартирах респондентов ведёт себя как робот, диктуя вопросы и варианты ответов с застывшим лицом. Впрочем, респонденты выглядят такими же несчастными и потерянными во времени и пространстве, как и она. Кажется, Лера очень боится этих обычных людей, куда больше, чем возбужденных посетителей злачного места, а они боятся её вопросов, и все вздыхают с облегчением, когда это странное испытание заканчивается.

Настоящая жизнь у Леры начинается, только когда она закрывает глаза и вокруг вырастает лес, по которому можно бежать без оглядки, утопая во мху босыми ногами. Её мама однажды наяву (вроде бы, потому что в этом фильме никогда нельзя стопроцентно отличить реальность от снов и фантазий) убежала по лесу куда глаза глядят, правда, кончилось всё психбольницей и, вероятно, инвалидностью. Теперь она всё больше спит, иногда так крепко, что кажется мёртвой, и её держат взаперти, и даже балкон наглухо завинчен на саморезы, потому что она часто ходит во сне. Отец Леры давно ушёл из семьи, но постоянно возвращается туда и неизменно пьяным, то получая вовремя этих визитов ножевые раны, то размахивая пистолетом. Подружка Леры по стрип-клубу Таня убегала в наркотики, пока не убежала совсем. В фильме нет ни одного человека, осознанно живущего наяву, и даже несчастный кот одного из опрашиваемых жильцов беспрестанно душераздирающе орёт, потому что «не знает, что кастрирован». Кажется, что этот тоскливый вой кастрированных душ, запертых в тесных, заваленных всяких хламом помещениях, смогом висит над обшарпанными панельками.

Уже по традиции, сложившейся в «фестивальном» авторском кино, в «Герде» нет не только каких-то вменяемых рецептов выкарабкивания из показанной в фильме безнадеги, но сама возможность такого выкарабкивания агрессивно отрицается всей логикой и образным строем картины. Вместо этого зрителю подбрасываются ложные выводы и ложные выходы. В жизни нет не только счастья, но даже покоя и воли, они только там, за чертой, если там вообще что-то есть. Конфликт души и тела решается (точнее, не решается) совершенно в стороне от пространства веры, максимум — ленивый трёп о метампсихозе на тусовке художников. Все персонажи абсолютно лишены какого-то духовного утешения или руководства и даже не подключены к культурным традициям — Олег бестрепетно забирает с чьей-то могилы водку и хлеб, чтобы замерзшая Лера немного согрелась (она хотя бы воспринимает это как некое мистическое причастие Смерти), а подружки умершей от передоза Тани устраивают на поминках эротический танец. Это воистину какой-то духовный пост-апокалипсис.

И это при том, что никаких видимых причин такой ситуации Наталья Кудряшова не показывает. Нет ни войны, ни голода, и даже эпидемия ковид осталась за кадром. Людям просто экзистенциально плохо или «никак», и можно подумать, что это универсальное состояние человека — мучиться, маяться и томиться до того момента, когда его душу «отпустят» из этого странного неуютного места, где она вынуждена пребывать. В этом смысле имя, точнее, псевдоним главной героини можно интерпретировать в том смысле, что мир земной — это замороженное царство Снежной Королевы, в котором блуждает одинокая девочка в надежде спасти, вывести к теплу и солнцу хоть кого-нибудь. И в финале она таки «спасает», точнее, открывает дорогу к «спасению» для своей душевнобольной матери — распахнув настежь балкон и двери квартиры, чтобы улетала в своё волшебное королевство божьих коровок. Ведь здесь, на заснеженной Земле, даже последние деревья во дворах спилили… Воистину слоганом «Герды» могло бы быть сакраментальное «пора валить», правда уже не из «этой страны» (как в «Хрустале» Дарьи Жук, где, кстати, тоже сыграл Юра Борисов), а из этого мира вообще.

В целом фильм, лишенный подлинной философской глубины, предельно тенденциозный и практически стерильный от всех культурных коннотаций, выглядит всего лишь как слив сугубо личного авторского негатива. Отвращения к социуму, полубрезгливой жалости к людям в нём, потерянности и отсутствия всяческих смысловых ориентиров. Никаких проблесков и альтернатив нет, всё и вся выкрашено однотонной свинцово-серой краской, а потому и не имеет отношения к правде жизни, ведь в изображенном мире совершенно невозможно жить или сохранять рассудок. Но тенденция такова, что именно подобное настроение и такой взгляд на мир сегодня импонирует жюри международных кинофестивалей, именно это принимается за смелость, художественность, философичность. Чем тут утешаться — тем, что авторское кино мало кто смотрит, а в супергеройских боевиках и спортивных драмах всё ещё сохраняется хоть какой-то позитив и энергия? Но ведь это, мягко говоря, не равноценный размен. Наигранная бодрость и снижение художественной планки тут не поможет, должно родиться поколение кинематографистов, которые были бы ориентированы не на дежурное получение международных призов, а на осмысление лучшего в отечественном и мировом культурном наследии. Тогда и мировое признание обязательно приложится, вопреки тенденциям и предубеждениям. Так уже бывало — в золотые годы советского кино.