Нужна ли России реформа военной дипломатии?
Сейчас, когда на волне усиления противостояния России и США вновь возникла тема высылки российских военных дипломатов из Брюсселя и реакции России на миссию НАТО в Москве, стало известно, что МИД России призывает НАТО определиться — сотрудничать с Россией или сдерживать её.
Понятно, что это лишь дипломатическая фраза: любое сотрудничество НАТО с Россией есть лишь форма её сдерживания. Лучше понять другое: в какой степени сотрудничество России с НАТО соответствовало интересам российских элит и какие задачи решало на тот момент времени, когда такое решение принималось.
Постсоветские элиты России всегда были разделены на условных имперцев и компрадоров, всерьёз рассматривавших выгоды для себя от перевода России в вассальный статус по отношению к США. Баланс между этими группами поддерживается искусственно и является основой действующей системы сдержек и противовесов.
Представительство РФ при НАТО не заменяло собой систему военного атташата при посольствах РФ, но играло роль символа процесса доверительных и прямых коммуникаций не со странами-членами НАТО, а с самим НАТО. Учитывая несуверенность НАТО и его подчинённость США, это не имело политического значения, но несло пиар-функцию, обозначающую, что такие коммуникации есть.
Как известно, Владимир Путин не любит ломать ранее созданных коммуникаций, как бы неэффективны они ни были. Он предпочитает давать им работать на холостых оборотах до тех пор, пока это не перестанет быть возможным. Похоже, что сейчас этот момент наступает.
Бесполезные представительства РФ при НАТО и НАТО в Москве можно закрыть с громким пиар-эффектом. Решительность сторон произведёт эффект в мире и в России, никак не повредив реальным военно-дипломатическим связям.
Их бы никто не трогал, будь от них хоть какая-то реальная польза. Они не дублируют информацию, идущую через корпус российских военных атташе в Госдепартамент США и Пентагон, а играть роль символа сближения РФ и Запада уже не требуется — напротив, сейчас нужно решительно и публично отдаляться.
Едва ли через корпус представительств в Брюсселе и в Москве шла какая-то серьёзная разведдеятельность, во всяком случае, имеющая уникальный характер. Поэтому в качестве крыши для спецслужб эти представительства тоже не нужны. Словом, эффекта от их громкого закрытия больше, чем от их тихой работы. А поскольку ни дипломатической, ни разведывательной ценности они не представляют, демонстративное их закрытие выглядит более полезным, чем их работа.
Сворачивание пиар-функции — это тоже пиар. Каждая сторона этим демонстрирует решимость и стремится мобилизовать внутреннюю поддержку в своих странах. Россия показывает Западу, что ей больше нечего доверительно сообщать ему, а Запад то же самое показывает России. Никто больше не нуждается в этом дополнительном канале. Отношения с НАТО зашли в тупик, и уступать никто не намерен.
После 2014 года военная доктрина России изменена, в ней НАТО и его приближение к российским границам названо главной военной опасностью. Россия и Китай названы США главными военными противниками, что отражено в стратегии НАТО — 2030. Острейшее соперничество между Россией и США в области торговли оружием отражается на военной дипломатии. Бесполезно говорить с генсеком НАТО о том, что должно решаться между президентами России и США.
Сокращение количества персонала военных дипмиссий призвано ограничить разведывательную активность государств, и это считается проявлением враждебности. Военная дипломатия — это, прежде всего, канал легальных коммуникаций, а не прикрытие для военной разведки. Эта разведка не пользуется всерьёз дипломатическими возможностями, понимая, что они ограничены местной контрразведкой.
Легальная военная дипломатия — это часть общей дипломатии, и если между странами идёт охлаждение, военно-дипломатические миссии сокращаются до минимального количества людей или вовсе закрываются. Обмен информацией между государствами переходит на другие каналы коммуникаций — вплоть до прямого контакта начальников генеральных штабов. Именно это мы сейчас и наблюдаем между Россией и США.
Что же касается антитеррористической деятельности, то совместные форматы борьбы с ней были для России лишь прикрытием для доступа к информации о связях стран НАТО и террористов. Для НАТО это было прикрытием изучения направления интереса России к этой теме. То, что для одних террористы, для других — участники освободительного движения. Это полезный арсенал в геополитической схватке, и отказываться от арсенала значит обрекать себя на поражение.
Когда тема антитеррора выработана окончательно и стороны сошлись в клинче во многих регионах мира, держать представительства в Брюсселе и Москве не нужно. США через прямые контакты НАТО с Россией пытались влиять на Россию в нужном направлении. Россия пыталась изучить и блокировать это влияние, пытаясь влиять на влиятелей.
Теперь, когда конфликт вышел на другие уровни эскалации, влияние оказывается по другим каналам. Прежние институты коммуникаций себя исчерпали. Военная дипломатия между Россией и НАТО больше не может создавать партнёрскую переговорную инфраструктуру.
По этой причине представительства России при НАТО всегда будут оставаться целью политических атак. Это тот случай, когда нашу военную дипломатию целесообразно оптимизировать, а представительства в Брюсселе и Москве просто закрыть. Для демонстрации сближения они не нужны, а для обмена информацией вполне достаточно корпуса военных атташе при посольствах.