«Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) представляет собой часть глобального движения радикального ислама. В движение входит много разных групп, но объединяет их одна и та же идеология. Проще говоря, это означает, что существует только одна истинная вера и только одна истинная версия этой веры, тогда как определяющими в обществе, политике и культуре должны быть именно заветы этой версии конкретной религии.

Александр Горбаруков ИА REGNUM
Террористы

Радикальный ислам верит не только в исламизм — превращение религии ислама в политическую доктрину — но и в оправдание борьбы, при необходимости вооруженными средствами, за достижение этой цели. Другие исламисты согласны с целью, но избегают насилия, пишет бывший премьер-министр ВеликобританииТони Блэр в статье, вышедшей 9 сентября в Project Syndicate.

Эта идеология неизбежно вступает в конфликт с открытыми, современными, культурно толерантными обществами. Почти все, что касается террористических атак 11 сентября 2001 года и их последствий, особенно сейчас, вызывает споры. Однако по одному вопросу серьезно спорить невозможно: хотя после 11 сентября, к счастью, террористических атак такого масштаба больше не было, радикальный ислам не потерял своей силы. Спорят о причинах такого развития событий.

Обрушение башен в Нью-Йорке.11 сентября 2001

Является ли радикальный ислам последовательной идеологией, представляющей первостепенную угрозу нашей безопасности? Или, несмотря на некоторые общие темы, международное сообщество сталкивается с серией разрозненных проблем безопасности, каждая из которых требует решения на своих условиях с учетом местных обстоятельств? Является ли исламизм проблемой сам по себе или только его проявление в насильственном экстремизме?

Имеет ли он что-то общее с революционным коммунизмом, и поэтому в долгосрочной перспективе ему нужно будет противостоять сочетанием мер безопасности и идеологических мер? Или же такой подход приведет к излишне высокой оценке исламизма и, таким образом, извращенно, как некоторые спорят о западном вмешательстве в Афганистан и Ирак, повысит, а не умалит его привлекательность? Это фундаментальный стратегический вопрос. И на него нужен четкий ответ.

«На мой взгляд, исламизм, как идеология, так и насилие, представляет собой угрозу безопасности первого порядка. Если его не остановить, он придет к нам, даже если центр его будет расположен далеко от нас, как продемонстрировали теракты 11 сентября», — отметил Блэр.

Как показала недавно вышедшая работа научного сотрудника созданного Блэром института Эммана Эль-Бадави, корни исламизма уходят в прошлое на многие десятилетия и укрепляются задолго до 11 сентября. Выявил исследователь и связь между идеологией и насилием. Развитием этого исследования стали работа Ахмета Куру по изучению связи между исламскими учеными улемами и властями в мусульманских странах, а также ежегодный отчет организации о джихадистских группах, который показывает, что это глобальная проблема, обостряющаяся с каждым годом.

Эта идеология — будь то шиитская, пропагандируемая Исламской Республикой Иран, или суннитская, продвигаемая целым рядом группировок — от «Братьев-мусульман» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) до «Аль-Каиды» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), «Боко Харам» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и многих других, — была основной причиной дестабилизации на Ближнем Востоке и за его пределами. Сегодня она стала главной причиной нестабильности в Африке.

Noofa2401
Террористы из «Аль-Каиды» (организация, деятельность которой запрещена в России)

Подобно революционному коммунизму, исламизм действует во многих различных сферах и измерениях. Его поражение также в конечном счете произойдет через противостояние насилию и идеологии с помощью комбинации жесткой и мягкой силы. Но если этот анализ верен, то, особенно после падения Афганистана, ведущие державы должны объединиться для выработки согласованной стратегии.

Даже если изначальное обсуждение такой стратегии и вращалось вокруг западных стран, Китай и Россия также заинтересованы в противодействии этой идеологии для обеспечения своей безопасности. И найти наилучших союзников по формированию такой стратегии Запад мог бы среди многих стран мира с мусульманским большинством, в том числе на Ближнем Востоке, которые отчаянно пытаются избавить свою религию от экстремизма.

«Нам также необходимо точно оценить нашу уязвимость. COVID-19 научил всех нас смертельным патогенам. Возможности биотеррора могут показаться предметом научной фантастики, но сейчас было бы разумно подготовиться к их потенциальному использованию негосударственными субъектами», — указал бывший глава британского правительства.

Читайте также: Скоро смертоносный вирус сможет сделать школьник на кухне — Foreign Policy

Если международное сообщество отвергнет этот анализ, придется фактически сказать, что исламизм является проблемой второго порядка. Там, где имеется прямая угроза, принимаются ответные меры, включая удары с беспилотников, слежение за целями и применение сил специального назначения. В противном случае на происходящие процессы не обращается внимание. Но если политика движется именно в этом направлении, то она слишком ограничена в своем понимании проблемы.

«Нам необходимо понять, что мы имеем в виду, говоря «не переделывать» страны, из которых могут исходить террористические угрозы. Насколько я понимаю, это означает, что мы не делаем того, что делали в Афганистане. Но следует понимать одно: наша «переделка» Афганистана провалилась не потому, что афганский народ не хотел «переделки» своей страны», — отметил Блэр.
«Безусловно, мы могли бы «переделать» лучше, но афганцы не стремились к тому, чтобы власть в стране захватили радикалы. «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) отвоевал страну насилием, а не уговорами», — добавил он.
Бойцы «Талибан» (запрещенная в РФ организация)

Основным препятствием на пути «национального строительства» обычно являются не люди страны, а довольно слабый институциональный потенциал и управление, включая коррупцию, — проблема, которую не решают на протяжении многих лет. Кроме того, есть еще сложность, заключающаяся в том, что попытки построения нации предпринимаются в условиях, когда им противостоят внутренние и внешние факторы.

Но сами по себе антитеррористические меры не устранят укоренившуюся угрозу. Напротив, можно было бы найти средний путь. Например, в Сахеле можно было бы принять стратегию помощи странам в обеспечении безопасности, но также поддержать собственные усилия правительств в области развития, потому что бедность и отсталость, несомненно, содействуют экстремистам. В каком-то смысле это то, что мы сделали в Афганистане после 2014 года, когда миссия НАТО превратилась в «обучение, консультирование и помощь».

Даже это будет включать в себя нечто большее, чем обычная борьба с терроризмом. Нам понадобятся «ботинки на земле». Естественно, мы предпочитаем, чтобы контингент был местным. Но это не всегда возможно.

Тем не менее западные общества, по понятным причинам, стали крайне негативно относиться к жертвам в рядах своих вооруженных сил. Это проблема не самих вооруженных сил Запада, которые состоят из смелых, неординарных людей. Но теперь это непреодолимое политическое препятствие для любых обязательств западных войск на местах, за исключением специальных сил. Проблема, которую это порождает, очевидна: если противник, с которым ведется сражение, знает, что чем больше потерь он наносит, тем больше ослабляется наша политическая воля к борьбе, тогда структура стимулов очевидна.

Есть дополнительный вызов для Европы и НАТО. Сейчас ясно — если это не было раньше, — что Америка решила, что в обозримом будущем у нее больше нет особого аппетита к военным действиям.

«После интервенции НАТО в Косово в 1999 году я вместе с Францией инициировал европейскую оборону. Я сделал это именно потому, что понял, что без Соединенных Штатов и приверженности президента Билла Клинтона мы никогда не смогли бы разрешить кризис», — напомнил Блэр.
Белград. Результат бомбардировок . Югославия. 1999

Сегодня Балканы могут стремиться к мирному будущему, надеюсь, в ЕС. Тем не менее кризис был на пороге ЕС, а не Америки.

Сегодня Европейский союз сталкивается с непосредственным вызовом, вызванным дестабилизацией Сахеля, хаоса в Ливии, гражданской войны в Сирии и других кризисов на Ближнем Востоке. В этом плане Великобритания, нравится вам это или нет, является частью Европейского континента, и ей необходимо работать с соседями для нахождения решений в области безопасности.

Но как ЕС и НАТО развить способность действовать, когда Америка не стремится к этому? Ответы на подобные вопросы могут помочь укрепить способность западных политиков мыслить стратегически. Одним из наиболее тревожных событий последнего времени стало ощущение, что Запад неспособен формулировать стратегию и что его краткосрочные политические императивы сжимают пространство для долгосрочного мышления.

«Именно это чувство больше, чем что-либо другое, дает нашим союзникам беспокойство, а нашим оппонентам — веру в то, что наше время прошло», — подчеркнул он.
«Наконец, одна из самых удручающих вещей, которые я регулярно слышал в последние недели, — это идея о том, что мы глупо полагаем, что западные представления о либеральной демократии и свободе можно экспортировать или что они когда-либо смогут пустить корни где бы то ни было, за исключением упадочной территории западного общества», — продолжил бывший премьер-министр Великобритании.

Возможно, заключает он, его поколение лидеров наивно считало, что страны можно «переделать». Или, может быть, «переделка» должна длиться дольше.

«Тем не менее сейчас, когда многие афганские женщины бегут, опасаясь за свою жизнь, мы ни на минуту не должны забывать, что наши ценности — это те, которые выбирают свободные люди. Восстановление доверия к ним и к их универсальному характеру является необходимой частью обеспечения того, чтобы мы защищали их и были готовы бороться для их защиты», — подчеркнул он.