В апреле 1925 года по инициативе наркомвоенмора было собрано совещание комсостава конницы РККА, в ходе которого совещавшиеся пришли к выводу — будущая война будет маневренной, и в ней особое значение будут играть конные массы, вооруженные «большой огенесилой». Конница должна была решать следующие задачи: «1) разведывательная деятельность; 2) действия на флангах и в ближайшем тылу противника; 3) производство рейдов в тылу противника с оперативно-политическими целями; 4) преследование опрокинутого противника; 5) прикрытие отхода своих войск; 6) ликвидация прорыва противником нашего фронта». Эти положения были отражены и во временном Полевом Уставе РККА 1925 г. Основной ударной силой при развитии прорыва обороны противника считалась конница (Ст. 1001−1007). Разумеется, это не означало отказа от механизации. Командование на апрельском совещании 1925 года единодушно выступило за насыщение кавалерии огневой силой и техникой. Впрочем, поддержание кавалерии на должном уровне также было весьма непростым и затратным делом. За годы Первой мировой и Гражданской войн было уничтожено огромное количество лошадей, разрушены конезаводы, потерян племенной состав. Все это необходимо было восстанавливать.

Иван Шилов ИА REGNUM
Советский средний бронеавтомобиль БА-27 на учениях

После окончания Первой мировой Франция сократила свою кавалерию на 50%, остальные не спешили следовать ее примеру. Будущее этого рода войск в Красной армии предпочитали связывать с увеличением мобильности и огневой силы. При этом было твердое убеждение в необходимости насыщения кавалерии и техникой: «На одной шашке и пике в современной войне, даже в условиях, создавшихся на нашем гражданском фронте, далеко не уедешь. Трехлетний опыт Гражданской войны ясно показал, что красная конница умело пользовалась могущественным содействием современной техники». Под техникой в том числе понималось и насыщение кавалерии огневыми средствами — от пулеметов до орудий разных систем.

Эти идеи были полностью поддержаны командованием и также нашли свое отражение в Полевом Уставе 1925 года. Он был явно написан «на вырост» армии, в том числе и технический. В нем предполагалось использование артиллерии непосредственной поддержки при наступлении пехоты, танков «для разрушения препятствий и подавления вражеских пулеметов» (Ст. 986), подчеркивалась особая роль авиации при подавлении обороны противника (Ст. 989), для взаимодействия с «бронесилами» (Ст. 991) и разведки (Ст. 304). Использование бронесил определялось следующим образом: танки для непосредственного содействия пехоте, бронеавтомобили для преследования противника по дорогам, бронепоезда для подготовки наступления и укрепления обороны на участках, прилегающих к железным дорогам (Ст. 994). Это соответствовало взглядам на использование техники в это время.

Военный парад на Красной площади 1 мая 1925 года. Слева бронеавтомобиль «Армстронг-Уитворт-Джаррот», справа «ФИАТ-Ижорский»

Такой безусловный авторитет в вопросах использования танков, как организатор прорыва под Камбре полк. Джон Фуллер, считал, что хорошо подготовленная атака танков при поддержке пехоты, артиллерии и авиации «является для достижения успеха самым верным способом, какое когда-либо применялось в истории войны». Уже в ходе Первой мировой войны практиковались совместные действия при атаке укрепленной позиции тяжелых танков и бронированных тракторов, которые могли перевезти до 50 солдат или легкий танк. Кавалерия, имеющая поддержку брони и хорошо обеспеченная артиллерией и авиацией, считалась вполне способной к самостоятельным действиям. Во всяком случае, во Франции кавалерийская дивизия строилась по такому принципу и считалась стратегическим соединением.

Журнал «Военный вестник» весной 1924 г. отмечал: «Танк приобрел в настоящее время полные права гражданства во всех империалистических армиях и вошел отдельной боевой единицей в организационные формы». Необходимость усиления Красной армии танками, как отмечал один из ее деятелей в феврале 1925 г., «начинает сознаваться все яснее и яснее». Между тем технически это новое оружие оставалось еще очень несовершенным. Следует учитывать и тот факт, что в начале 1920-х годов в Европе и США все еще шла дискуссия относительно того, каким должен был стать танк будущего — легким, маневренным и дешевым или тяжело бронированным и способным выдерживать огонь артиллерии и противотанковых ружей, но при этом нескоростным и дорогим в производстве.

Расхождения касались и вооружения: первый танк должен был быть однобашенным и вооруженным легкой пушкой и пулеметом, второй — многобашенным и имеющим несколько орудий для борьбы с противотанковой обороной и танками противника. Второй тип танка был не нужен кавалерии, а от первого во Франции и Англии собирались отказываться. Эволюция танков продолжалась, и уже в начале 1920-х годов в Америке талантливый инженер Джон Уолтер Кристи разработал новую схему ходовой части — она позволяла комбинировать гусеничный и колесный ход. Возникала перспектива создания быстроходного легкого танка, который мог бы стать мощной поддержкой кавалерии. Уже в 1924 году такой танк появился в Англии — «Виккерс Медиум II» имел скорость до 20 км в час (против 8 у французских «Рено», 12 у британского «Уиппета» и 15 у итальянского «Фиата»). Радиус его действия равнялся 150 км (в 3−4 раза больше, чем у предшественников), вооружение было мощным — 47-мм пушка и пять пулеметов.

Британские танки Мk.V и Мk.А. захваченные Красной Армией в 1919 году возле Новороссийска

Неясность с решением вопроса о танке будущего давало отсрочку, можно было выждать результаты экспериментов более развитых стран. Но, с другой стороны, долго ждать было нельзя — обеспечение военной техникой Красной армии этого периода было весьма слабым. Также одним из наиболее молодых и технологичных родов оружия была авиация. Здесь положение долгое время было близко к катастрофическому. Курс на развитие производства самолетов в СССР был взят в 1923 году. Советская промышленность в 1923—1924 годах выпустила 13 самолетов, в 1926—1927 годах — 495 самолетов. Производство авиации явно отставало от потребностей армии и флота как по количественным, так и по качественным показателям. Основной истребитель — Р-1, который составлял до 50% выпуска самолетов середины 1920-х, явно устарел. В конце 1928 года в сухопутной авиации (включая учебную) числилось уже 914 самолетов, в морской — 94. И все же этого было явно недостаточно. Положения Полевого Устава 1929 года предполагали весьма значительные задачи, которые должна решать авиация — завоевание господства в воздухе, штурмовка позиций, разведка, бомбежка (Ст. 136−138).

Первые танки, произведенные в РСФСР, поступили на вооружение в 1920—1922 гг. Это были копии французского танка периода Первой мировой войны типа Renault FT, часть из которых была захвачена в годы Гражданской войны. Всего заводом «Красное Сормово» было произведено 15 штук. Вскоре они стали выходить из строя. В 1926 году была принята трехлетняя программа танкостроения. В 1927 году был принят на вооружение первый танк советского производства МС-1 (Т-18), в 1929 году — два типа танкеток. МС-1 был развитием танка Renault FT, уже к моменту принятия на вооружение это была совершенно устаревшая машина. В 1927 году был принят на вооружение и первый советский бронеавтомобиль — пушечно-пулеметный БА-27, также не отличавшийся высокими боевыми качествами.

Положение с другими видами оружия также было тяжелым. Вплоть до начала 1930-х годов шла модернизация имевшегося стрелкового оружия — пистолетов, винтовок — и поиск новых видов. Что касается такого важного рода оружия, как артиллерия, то по его количеству РККА явно и значительно уступала потенциальным противникам. В 1923 году на наш батальон приходилось всего 3,3 орудия, в то время в польской армии на батальон приходилось 11,9, во французской — 15,5 орудия. Значительно улучшить готовность армии к ведению современной войны до начала 1930-х не удалось. Требования экономии и незначительные производственные возможности диктовали модернизацию имевшихся образцов артиллерии, в основном доставшихся от императорской армии. То же самое касалось и боеприпасов к имевшимся артиллерийским системам.

В 1925 году объем продукции промышленности составил 75,5%, а в 1926 году — 98% уровня 1913 года. Вплоть до 1928 года уровень 1913 года в производстве не был превзойден по целому ряду важных показателей. Доля СССР в мировой торговле колебалась от 1,2 до 1,4%. Скверно дело обстояло и с транспортом. По грузообороту уровень железнодорожных перевозок 1913 года был достигнут в 1925—1926 гг., по перевезенным пассажирам — на год раньше. Тем не менее эти показатели были уже совершенно недостаточны для того, чтобы удержать уровень обороноспособности страны на должной высоте, даже против Румынии и Польши, которые рассматривались в это время в качестве основных потенциальных противников СССР на западе. Польско-румынский союз был основан на противостоянии «русской угрозе» — Варшава и Бухарест к 1926 году согласовали планы мобилизаций и действий своих армий. Отсталость советских железных дорог диктовала необходимость оборонительного периода до 40 дней в случае войны с Польшей и Румынией и до 45 дней в случае войны, в которой примут участие страны Прибалтики (в то время Латвия, Эстония и Финляндия).

Танк «Рено» в Польше

Армии прибалтийских государств были относительно невелики, но имели вполне приличную подготовку: они насчитывали 65 тыс. чел. (без Литвы — 25 тыс. чел. в мирное время), или 11 дивизий. Вместе с союзниками на западе они могли представлять значительную опасность границам СССР. Суммарная численность армий Польши, Румынии, Финляндии, Латвии и Эстонии выросла с 479 тыс. чел. в 1923 году до 531 тыс. чел. в 1925 и 556 тыс. чел. в 1926 году. Наиболее боеспособной и сильной была польская армия. В её составе было 30 пехотных дивизий по три полка в каждом, четыре кавалерийские дивизии по шесть полков и пять отдельных кавалерийских бригад по три полка. В мирное время в её составе числилось около 300 тыс. чел., считалось, что в случае войны поляки смогут развернуть армию до 1,5−2 млн, а при наличии достаточного количества оружия — до 3 млн. Польская армия строилась по французскому образцу. С помощью французов поляки преодолевали разнобой в вооружении. Специалисты высоко оценивали обученность польской пехоты, артиллерии, авиации. Слабым местом была зависимость от иностранных поставок, и особенно в авиации, танках и артиллерии. Собственное их производство было недостаточным. В польской армии в 1925 г. было около 200 танков типа «Рено». Для сравнения: у Румынии их было 80, и все расположены в Бессарабии, у Латвии — 25, Финляндии — 30 и Эстонии 16.

Польские танки были распределены по дивизиям (один батальон — три роты по 22 танка в каждой — на пехотную дивизию). Танки имели среднюю скорость 4−5 км в час, при благоприятных условиях её можно было увеличить до 7−8 км в час. Запас хода у этой машины равнялся 60 км по шоссе. Разумеется, маневренной войны с такой техникой вести было нельзя. Благодаря помощи из Франции в 1925—1926 гг. численность польской авиации достигла 1−1,2 тыс. самолетов. Польские инструкторы и уставы обусловили копирование приемов и тактики, принятых в ВВС Франции.

К началу 1930-х годов польское правительство сумело создать основы своей военной промышленности: три завода производили порох и взрывчатку, три — стрелковое оружие и пулеметы, два — орудия, четыре — самолеты, два — авиационные моторы, три — автомобили и бронетехнику, два — химическое оружие, противогазы, инженерное и тыловое оборудование. В основном они были расположены на западе страны и активно сотрудничали с промышленностью соседней Германии. На заводах казенной военной промышленности работало около 45 тыс. чел., и создание такого комплекса было большим успехом Варшавы. С другой стороны, польская военная промышленность находилась в зависимости от заводов соседей — Чехословакии и Германии.

Вслед за польской по численности шла румынская армия, но она имела очень разномастную артиллерию, при этом практически без зенитной и противотанковой (910 различных систем и 16 калибров), её офицерский корпус был недостаточно хорошо подготовлен для ведения современной войны, и, кроме того, имеющиеся в строю кадры не покрывали потребностей армии даже мирного времени. Не хватало 6653 офицеров, из них 4069 младших лейтенантов и лейтенантов и 1458 капитанов. Значительно выросла с начала 1920-х годов и финская армия. Она состояла из восьми пехотных полков, сведенных в три дивизии; шести егерских батальонов, составивших две бригады; двух кавалерийских, четырех легких и одного тяжелого артиллерийских полков. Войска были хорошо подготовлены и обучены, имели опору в военизированных отрядах шюцкора.

Учения личного состава румынской армии

Состояние советской экономики долгое время исключало и возможность строительства оборонительных линий, которые давали бы шанс остановить или хотя бы приостановить поляков или румын в случае войны и успеть завершить мобилизацию. Характерно, что строительство таких укрепрайонов началось в 1927 году именно с Полоцка, то есть на самом опасном, польском направлении. Одновременно руководство армии стало разворачивать в западных округах сеть и материальную базу будущих партизанских отрядов, которые в случае оккупации должны были приступить к подрывной деятельности в тылу противника — и прежде всего на железной дороге.

Производственные мощности советской военной промышленности в 1926 году были ниже уровня 1916 года. Программа военных заказов в 1925—1926 годах была увеличена на 11 млн рублей, но была выполнена всего на 81,3%. Промышленность столкнулась с большими проблемами при выполнении военных заказов. В 1925 году недоделы по производственным программам достигли 6 млн рублей, в 1926 они выросли до 19 млн рублей. По расчетам советского военного руководства, в 1928—1929 гг. успешная борьба против враждебной коалиции была невозможна. 26 декабря 1926 года заместитель наркома по военным и морским делам командарм 1-го ранга М. Н. Тухачевский подал доклад в СТО, в котором говорилось, что армия и страна к войне не готовы и на существующих мобилизационных ресурсах в случае войны удастся продержаться не больше года.

На фоне быстрого прогресса техники на Западе и в Японии разоренный Гражданской войной СССР явно отставал. В 1927 году советская военная промышленность по сравнению с Францией производила в семь раз меньше самолетов, орудий корпусной артиллерии и патронов, в пять раз меньше снарядов и в 20 раз меньше танков. К концу 1920-х Красная армия по-прежнему была и небольшой, и плохо вооруженной. Авиационные, бронетанковые и технические части составляли только 10% численности Вооруженных сил. Требование моторизации конницы, её штабов и тылов, усиления кавалерии средствами подавления, включая дальнобойную артиллерию, высказывалось постоянно. Буденный, который был склонен переоценивать роль кавалерии в будущей войне (сама она виделась ему только как классовая), вовсе не был адвокатом сабельных атак. Он считал необходимым оснащение ее и авиацией, и танками, и химическими войсками. Полевой Устав РККА 1929 года уже предполагал, что стратегической коннице «могут придаваться танки и бронеавтомобили, иногда и пехота» (Ст. 164). В обучение кавалериста по Боевому Уставу Конницы 1928 года входила и подготовка пехотинца — действие штыком, гранатой, окапывание (Ст. 261−273.).

Стратегическая кавалерия вместе с танками, батареями и, в случае необходимости, одиночными дальнобойными орудиями должна была использоваться в прорывах, а войсковая конница при поддержке пехоты на автомобилях — для преследования отступающего противника (Ст. 245). Конные и механизированная части предназначались для обхода (Ст. 115), в то время как танки — для прорыва (Ст. 116). В общем это соответствовало тенденциям развития «сотрудничества коня и мотора» и в европейских странах, кстати, гораздо более развитых в техническом отношении, чем СССР. Сотрудничество с мотором предполагало не только броню, но и моторизацию артиллерии и поддержку авиации. К концу 1920-х разногласия и споры были преодолены, и в конечном итоге в самой мощной и передовой армии того времени — французской — начали насыщать оставшиеся кавалерийские части артиллерией, пулеметами и бронетехникой. Таким же образом действовали и американцы. Имевшаяся кавалерия получала мотоциклы, автомобили, броневики, легкие танки и т. д. Впрочем, американская армия (весьма немногочисленная — 132−135 тыс. чел.) и национальная гвардия (183 тыс. чел.) были весьма щедро обеспечены техникой, хотя в области брони американцы и отставали от англичан. Американские танки были устаревшими и тихоходными, и армия собиралась перевооружаться.

Американский легкий танк Т1Е2

В СССР на обладавшие небольшой скоростью танки смотрели следующим образом: «Танки обычно придаются пехоте и действуют с её ударными группами как оружие пехоты» (Ст. 134). Они должны были использоваться а) для совместной атаки с пехотными частями; б) для выполнения самостоятельных задач в глубине оборонительной полосы противника в связи с действиями пехоты и артиллерии; в) для совместных действий с конницей на флангах противника; г) в составе моторизованных частей на флангах и при прорывах. «Танки в наступлениях с решительной целью применяются в значительных массах и на широком фронте» (Ст. 206). Танки должны были всегда сопровождаться пехотой. «Пехота должна усвоить, что танки не могут захватить и удержать за собой местность, что они могут лишь облегчить эту задачу пехоте, которая остается решающим родом войск» (Ст. 210). Все эти абсолютно верные положения фактически оставались лишь пожеланием на будущее. К началу 1931 года на вооружении стояло около 300 МС-1 и 100 БА-27.

В Красной армии росло понимание того, что будущая война не будет походить на Гражданскую. Действительно, Первая мировая война на Западном фронте заканчивалась как война технологий и промышленных потенциалов, а не как война наполеоновских «больших батальонов». Успех стали приносить массовые атаки танков, за которыми шла пехота. В наступлении союзников 26−27 сентября 1918 г. приняло участие свыше 700 танков и 1 тыс. самолетов при поддержке 4 тыс. орудий. «Начало войны 1914−1918 гг. больше походило на войну 1870−1871 гг., чем на войну 1918 года, — отмечал в 1930 году начальник Управления по войсковой мобилизации и укомплектованию Главного Управления РККА Я. Я. Алкснис. — Начало будущей войны, несомненно, больше будет походить на конец минувшей (1914−1918 гг.) войны, чем на середину или конец грядущей войны». Между тем уже с весны 1927 года резко ухудшились отношения СССР с Великобританией, а затем и с Польшей, вслед за чем интенсифицировалась разработка мобилизационных планов промышленности, а с 1929 года зоной напряжения стали Китайско-Восточная железная дорога и советско-китайская граница в Маньчжурии.