Древо любой серьезной духовно-политической традиции всегда укоренено в том или ином мифе. Миф же можно уподобить семени, зародышу, в котором в свернутом и закодированном виде хранятся коды и фундаментальные основания будущего духовно-политического древа. Что же касается политических проектов, не адресующих к предельным глубинам, то они по большому счету вообще неинтересны для рассмотрения, ибо строятся по известному принципу: «что нам стоит дом построить, нарисуем, будем жить». Такие проекты, во всяком случае, в стратегическом плане, всегда бесперспективны и неконкурентоспособны, ибо опираются не на фундаментальные свойства, лежащие в глубине человеческой природы и общества, а на те или иные благопожелания и фантазии.

Жан Огюст Доминик Энгр. Юпитер и Фетида. 1811

Такая картина, как многим может показаться, ничуть не противоречит возможности общественного и человеческого прогресса, ибо одним из фундаментальных свойств человека, наряду с прочими, является способность к самоизменению и изменению мира вокруг себя, что, в свою очередь, разумеется, не могло не быть зафиксировано в древней мифологии. Более того, эта способность на самом деле только и является подлинно человеческой.

В отношении отличий человека от животного очень часто отмечается, что человек имеет сознание и интеллект. Однако сегодня с приходом так называемого искусственного интеллекта становится очевидным, что интеллект не есть то, что делает человека человеком, в противном случае мы должны были бы назвать человеком компьютер. Кроме того, очевидно, что сознание и интеллект есть и у высших животных, о чем знает каждый, кто внимательно наблюдает за домашними питомцами. Но отчасти благодаря появлению искусственного интеллекта мы лучше понимаем, чем интеллект человека отличается от компьютера, — человек способен на творчество и новизну, а компьютер может лишь следовать алгоритмам, которые в него вложил человек, благодаря которым искусственный интеллект может имитировать творчество и жизнь.

Основной причиной, по которой компьютеру недоступно творчество, является неотменяемое свойство программного языка. Он всегда будет цифровым, ибо только такой язык «понятен» машине. Тот же язык, который «программирует» человека, всегда будет метафоричным. Вот, например, отрывок из знаменитого стихотворения Блока:

«Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче».

Александр Блок в 1903 году

Для машины этот отрывок будет бессмысленной абракадаброй. Если голос еще как-то может лететь в купол в виде распространяющейся звуковой волны, то уж точно петь не может платье. Видеть, понимать и создавать такие «мосты» между пением и платьем может только человек. Конечно, в машину можно забить соответствующий алгоритм, который позволит ей сымитировать понимание и, возможно, позволит ей написать стихотворение. Ей можно указать, что платье еще, оказывается, может и петь, а это, в свою очередь, — поэтично. Но это будет именно вторичная имитация и не более того. Человек же свободно живет в этом мире метафор, мире своего языка. То есть разница между искусственным интеллектом и интеллектом человека — прежде всего качественная, а не количественная, что, в свою очередь, указывает на то, что родовым отличием человека не только не является интеллект, но и его вычислительная мощь.

Человек в целом проигрывает машине по своим вычислительным способностям и памяти. Но уж точно человек выигрывает по этому параметру у любого животного. Данное обстоятельство очень многим долгое время позволяло считать интеллект родовым отличием человека, не обращая внимания на то, о каком именно интеллекте идет речь, ибо человек всегда противопоставлял себя животному миру, но не машине. Однако, как я сказал, появление компьютера заставляет нас подойти к этому вопросу более тонко.

Если так можно выразиться, грубо говоря, в человеке есть два вида интеллекта — счетный и образно-метафорический. Самым ярким выражением первого является математика, а второго — поэзия. Первый прежде всего отвечает за соответствующий счетный способ оформления наличествующего, как это происходит, например, с данными естественных наук, которые оформляются в графики и формулы при помощи универсального языка математики. Второй интеллект отвечает за творчество, новизну и целостность. Вдаваться в детали того, как тут связано одно с другим и существует ли математика сама по себе вне данных опыта, я тут не имею возможности. Главное, что данное разделение давно было зафиксировано и обсуждалось культурой.

В великой трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет» главный герой ведет следующий диалог с королевским прислужником Озриком о Лаэрте:

«Озрик:
Право же, мой добрый принц; мне так удобнее, честное слово. Принц, здесь недавно ко двору прибыл Лаэрт; поверьте мне, совершеннейший дворянин, преисполненный самых отменных отличий, весьма мягкий обхождением и видной внешности; поистине, если говорить о нем проникновенно, то это карта или календарь благородства, ибо вы найдете в нем совмещение всех тех статей, какие желал бы видеть дворянин.
Сударь мой, его определение не претерпевает в вас ни малейшего ущерба; хотя, я знаю, разделяя его перечислительно, арифметика памяти запуталась бы, да и то мы бы только виляли вдогонку, в рассуждении его быстрого хода. Но, в правдивости хвалы, я почитаю его душою великой сущности, а его наделенность столь драгоценной и редкостной, что, применяя к нему истинное выражение, его подобием является лишь его зеркало, а кто захотел бы ему следовать — его тенью, не более».

Гамлет противопоставляет перечислительно-арифметическому подходу Озрика к Лаэрту умение видеть «душу великой сущности». Такое умение видеть сущности, а не только уметь считать, согласно Шекспиру, является одним из главнейших отличительных признаков свободного человека и человека вообще. Поэтому Гамлет называет Озрика «мошкой» и «скотом».

Неизвестный художник. Портрет Уильяма Шекспира. 1610

То есть мы можем сказать, что родовым отличием человека от животного и машины является не просто мышление и сознание, а творческое мышление, самосознание и вообще его фундаментальная способность являть новизну, то есть изменять мир вокруг себя и изменяться самому. Машина или животное могут быть очень могучими и даже в определенном смысле умными, но они неспособны самопрограммироваться. Компьютер программирует человек, животное «программируется» природой, но только человек до конца ничем не обусловлен и потому может стать свободным.

Кажется парадоксальным, что та духовно-политическая традиция, которая сделала ставку на новизну и изменение, то есть на главное свойство человеческого рода, наиболее детально занималась проблемой интересов и классовой борьбы, то есть того, что более роднит человека с миром природной грызни, чем собственно с человеческим миром. Однако внимательное чтение трудов главного ее представителя — Карла Маркса — в сочетании с пониманием того, что зашифровано в лежащем в ее основе мифе о Прометее, позволяет понять причину такой пристальности к проблеме интересов, а главное то, почему эта традиция, в политическом смысле, не только не господствует и никогда не господствовала в мире, но понесла огромный урон в виде краха СССР.

Диего Ривера. Прометей. 1928

Миф о Прометее наиболее детально и авторитетно был изложен двумя великими античными авторами — Эсхилом и Гесиодом. Основная суть этого мифа, которую я существенно тут огрубляю, состоит в том, что Прометей, будучи титаном, ужаснулся своему титанизму и чудовищности своих родичей и поэтому перешел на сторону Зевса и помог ему побороть их. Причем без помощи Прометея победа Зевса была невозможна. Однако через некоторое время Зевс решил уничтожить всех людей, за которых вступился Прометей, за что был прикован к скале на Кавказе. Будучи прикованным, Прометей предсказывает Зевсу, что если он не освободит его и не перестанет гневаться на людей, то его власть рухнет.

В связи с этим мифом нас интересует три главных обстоятельства. Первое — Прометей не может осуществлять власть сам, а передает ее Зевсу, хотя миф намекает, что возможность власти Прометея, в принципе, не исключена. Второе — тайна предательства Прометея. Почему он перешел сначала на сторону Зевса, а потом против Зевса стал вступаться за людей? Третье — причина, по которой Зевс решил уничтожить людей, и от чего на самом деле их спас Прометей.

Все эти три обстоятельства, если выстроить их в сюжет, позволяют увидеть следующую актуальную картину человеческой истории. Сначала есть неправедная власть (феодализм), с которой борется Зевс (капитализм). Победить он может только при условии, если на его сторону перейдет кто-то из ее рядов (часть аристократии). Но потом Зевс — новая власть, постепенно сам становится несильно лучше тех, кого он победил, а, главное, его господство, если он не одумается, может привести к катастрофе и для него, и для всего мира (сегодняшняя мутация капитализма). Чтобы катастрофа не произошла, Зевсу необходимо «наступить на горло собственной песне» и вновь прислушаться к Прометею. Либо уступить власть чему-то такому, что совместимо с дальнейшей жизнью.

Карл Маркс

Но основное в этой исторической мистерии — это сам Прометей. О чём он всё время печется и что для этого делает? Миф дает вполне однозначный ответ — он печется о продолжении истории и во имя этого плюет на собственный интерес. Но ровно то же самое описано Марксом в «Манифесте коммунистической партии»:

«Наконец, в те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, к тому классу, которому принадлежит будущее. Вот почему, как прежде часть дворянства переходила к буржуазии, так теперь часть буржуазии переходит к пролетариату, именно — часть буржуа-идеологов, которые возвысились до теоретического понимания всего хода исторического движения».

Многочисленные читатели и почитатели Маркса обычно зацикливаются в его учении только на классовой борьбе, но не замечают того, что не менее важно, чем она и без чего она просто бессмысленна: мистерии трансформации интересов, которая ведет к одному главному интересу всего человечества, который, по Марксу, должен был воплотить пролетариат — интересу труда.

В первом приближении, как мы видим, свои интересы трансформирует часть правящего класса, что, собственно, и является буквальным прометеизмом. Ведь и сам Маркс, как и Энгельс, был отнюдь не из рабочих. Маркс сам Прометей, что, одна из немногих, подметила советская марксистка Галина Иосифовна Серебрякова. Без этого перехода на сторону «будущего» — будущего не будет, а победит «процесс разложения», в результате которого Зевс уничтожит человечество.

Галина Иосифовна Серебрякова

Но такая трансформация интересов касается не только части элиты. Она касается и всех старых классов:

«Средние сословия: мелкий промышленник, мелкий торговец, ремесленник и крестьянин — все они борются с буржуазией для того, чтобы спасти свое существование от гибели, как средних сословий. Они, следовательно, не революционны, а консервативны. Даже более, они реакционны: они стремятся повернуть назад колесо истории. Если они революционны, то постольку, поскольку им предстоит переход в ряды пролетариата, поскольку они защищают не свои настоящие, а свои будущие интересы, поскольку они покидают свою собственную точку зрения для того, чтобы встать на точку зрения пролетариата».

И элиты, и крестьяне, и все другие сословия и классы, а в идеале — всё человечество, должно «встать на точку зрения пролетариата», то есть перейти на сторону интересов труда, ибо труд — это то, что соединяет человека с его родовой сущностью, сутью которой является новизна и изменение. А пока это не так, от родовой сущности, по Марксу, отчуждены все сословия и классы, ибо творят историю не сознательно, а стихийно. Если же устаревшие классы, по Марксу, начинают только бороться за выживание, отказываясь перейти на сторону труда, то они работают на «поворачивание колеса истории вспять», то есть на возврат даже не в феодализм и рабовладение, а в такие их формы, которые будут лишены исторического содержания, ибо оно исчерпано. Такое нежелание трансформаций своих интересов более всего свойственно тому слою, который Маркс называет «люмпен-пролетариатом» и который он понимал максимально широко. Сутью же «люмпен-пролетариата» является сведение всех интересов к борьбе за выживание, что порождается нежеланием изменений и отказом участия в историческом процессе тем или иным способом. Собственно, возможная победа люмпен-пролетариата над пролетариатом — это и есть эквивалент уничтожения человечества Зевсом, о котором говорит миф, ибо такая победа — это победа зверя над человеческим началом.

Матиас Герунг. Зверь, вышедший из моря, с семью головами и десятью рогами, и зверь, вышедший из земли с рогами агнца. XVI век

Как нетрудно догадаться, звериное начало и желание прийти в гомеостатическое состояние, которые вечно грозят человеку возвратом под власть природы, в нем укоренены не менее фундаментально, чем собственно человеческое. Стало быть, после очередной спасительной революции власть любого Зевса всегда будет опираться на могучие природные тяготения в человеке и будет править до тех пор, пока не наступит новая пора гниения и риска падения в небытие. Поэтому, пока человек не захочет власти труда, то есть перманентных изменений, власть Прометея невозможна, а возможна только власть Зевса, что и отражено в великом мифе.