Вечером однотипные многоэтажки спального района зажигают — как планетарного масштаба вычислительные машины — свои таинственные двоичные коды.

Эдгар Дега. Женщина, примеряющая шляпу. 1884

И как знать — может именно так ещё не осознавший себя коллективный разум морзирует в холодную бесконечность космоса свой, понятный только им, планетарным разумам, сигнал бедствия. SOS, что в переводе с английского «спасите наши души».

А каждая погибающая, по мнению планеты, душа зажигает свою лампочку в коридоре.

Хлопок двери сдувает маску успешности, обнажая усталое, постаревшее на очередной день лицо. И страшновато-клоунский вид приобретает косметика, рассчитанная на ослепительную улыбку и искромётный взгляд. Смыв эту маску в ванной, она мигает в глубины космоса окном на кухне — там, в халате, который как и его хозяйка, тщится держать известную марку, она ставит на плиту холодный обед.

Затем зажигается окно спальни — там начинается вечерний сериал.

И таким же мерцающе-голубоватым телевизионным светом зажигаются окна соседних домов.

Женщины спят в недрах планетарной вычислительной машины и, как положено в матрице, вместо своей жизни видят яркие телевизионные сны, в которых любовь всегда роковая, а быту нет места вообще. Начинает сгорать разогреваемый обед, но на экране пылают страсти и происходит настоящая красочная жизнь.

Экспрессивные выяснения отношений, чувственные примирения, бешеные ссоры…

Эдвард Мунк. Мужчина и женщина. 1898

Для ключевых диалогов авторы сериала часами выбирают единственно точные фразы — в то время как окна их кабинетов до глубокой ночи шлют в космос такие же сигналы невыспавшегося страдания.

Но затем, благодаря им, зажигаются сотни новых голубоватых телевизионных окон.

Матрица распространяется, предлагая людям переключиться от серой обыденности в яркие события по ту сторону экрана. Потому что там если ссора, то каждая фраза — нож в самое сердце. Если примирение, то уж сказано так, что никак нельзя после этого остаться врагами. Настоящая жизнь.

А в реальной жизни люди ссорятся по мелочам — чаще всего просто из-за усталости, и когда мирятся — тоже говорят ерунду, которую не только на телеэкран — соседям было бы пересказать стыдно.

Обед сгорает на кухне, а женщина думает: вот если бы он для примирения сказал бы мне так, как в этом фильме — то сразу всё бы стало на свои места, сразу было бы понятно, что он не со зла, что он не виноват. Я бы и бросилась в его объятья — и мы бы закружились, разбрасывая, как крутящийся фейерверк, моё кружевное бельё — всё как в этом фильме.

Пьер Огюст Ренуар. Задумчивая, или Молодая женщина в профиль. 1875

Но в жизни ничего не подводится к кульминационной всё-разрешающей сцене. И говорят реальные люди не то и не так. И нет автора диалогов, который бы подредактировал фразы, чтобы стало понятно, что человек не виноват. В жизни это надо понять самому. Понять не по одной всё-объясняющей фразе, к которой шёл весь сюжет. Понять просто по самой жизни, по всему. Именно это (а не современные выставки, демонстрирующие в галереях писсуары и банки супа) и будет превращение самой жизни в искусство.

Но сложно увидеть искусство в жизни. Её сюжет не объяснишь одной фразой — там всё сложно, запутано и амбивалентно.

Эта перемешанность чёрного и белого кажется серым. В жизни настолько много переплетающихся сюжетных линий, что вообще невозможно выделить один цельный рассказ.

Человек запутывается в своей жизни, вязнет, и ему кажется, что она скучна — ни глубоких чувств, ни колоритных характеров — всё это история дописывает обычно потом, уже без него.

Поль Гоген. А ты ревнуешь? 1892

Эх, кто бы объяснил, кто бы подсказал — как поясняют сериальные смех или вздохи умиления за кадром — кто бы разъяснил людям как относиться к запутанным, переплетённым и неясным сюжетам их жизни. Как в стихотворении Евтушенко «О, кто-нибудь, приди, нарушь…» …Кто-нибудь — выдели суть этой обыденной жизни — как это делается в сериале, в одной всё-объясняющей фразе.

Кто-нибудь — покажи, что под ощетиненными или успешными масками — на каждой из которых нарисована ослепительная улыбка и искромётный взгляд — спят те самые глубокие чувства и колоритные характеры, из-за которых они смотрят сериалы. Из-за которых сопереживают и плачут, перенося свою душу из реального мира в навеянный матрицей сон.

— Из книги «Индульгенция людей»