Китайский блокбастер «Восемьсот»: путь в три дня от дезертира до героя

Тем, кто знаком с кинематографом Китая по красочному, но малоосмысленному псевдоисторическому фэнтези и фильмам кунг-фу, наверняка было странно услышать, что в этом году военная драма режиссера Гуань Ху стала рекордсменом мирового проката, собрав 470 миллионов долларов. Тем не менее это факт, который вряд ли можно полностью списать на пандемию, подкосившую Голливуд и его проекты.

Фильм «Восемьсот» основан на исторических событиях — обороне склада Сыхан в Шанхае от японских войск в 1937 году. Участников этих событий, известных как «восемьсот героев», глубоко чтут в Китае до сих пор, они известны на родине не менее, чем в Европе 300 спартанцев. История эта — золотой рудник для серьезного художественного осмысления, потому что в ней всё очень непросто и запутано. По сути дела, в обороне заброшенного склада батальоном отступающей гоминьдановской армии не было никакого смысла. Шанхай был уже взят японцами практически весь, кроме территории на другом берегу реки Сучжоу, занятой иностранными концессиями, которые пользовались правом экстерриториальности. Генералиссимус и председатель китайского правительства Чан Кайши хотел доказать западным государствам, что Китай не сдался, и ему следует оказать помощь. Это была чисто политическая демонстрационная акция, поставленный для иностранного зрителя героический спектакль, но «с полной гибелью всерьез». Пройти мимо такого узла противоречивых смыслов художнику со свежим ироническим взглядом, каким является Гуань Ху, было бы просто невозможно.

Гуань Ху снимает фильм совершенно не по канонам патриотического кино. В начале картины, да и в значительной ее части мы видим вовсе не бравого и подтянутого подполковника Се Цзиньюаня, командовавшего операцией, и даже не кадровых солдат, а испуганных и совершенно растерянных вчерашних деревенских полицейских, согнанных в Шанхай. Недаром в самых первых кадрах нам показывают мышь, которая в ужасе прячется в норку. Крестьяне в тростниковых плащах и шляпах, среди которых есть старики, подростки и деревенские служащие, сами готовы спрятаться или сбежать при первой возможности, они совершенно не понимают, что делают в этом большом полуразрушенном городе и ради чего должны здесь умирать. Они ничего не смыслят в войне, оружии, воинском долге и чести и хотят только одного — вернуться домой, к своим полям, огородам и скотине, а потому при первых выстрелах пытаются дезертировать. Их ловят, но потому что людей не хватает (на самом деле в оборонявшем склад батальоне было вовсе не восемьсот, а 423 человека), не расстреливают, а приставляют к делу — возводить укрепления из мешков. По-прежнему то один, то другой пытается найти дорогу наружу — при этом совершенно случайно совершая незапланированные подвиги. Именно они, беглецы-неудачники, первыми видят вражеские десанты и предупреждают товарищей.

Стойкий запах абсурда витает над всем происходящим. На одном берегу безнадежно борются и умирают люди, обещая друг другу встречу в будущей жизни. Другой берег залит неоном, здесь работают кафе и казино, прогуливаются нарядно одетые люди, китайцы и иностранцы. Международный сеттльмент, словно толпа болельщиков или зрителей римского цирка, внимательно следит за происходящим на той стороне, подбадривая бойцов плакатами и героическими народными представлениями, собирая для них гуманитарную помощь — но всё это без отрыва от привычной беззаботной жизни. Гуань Ху добавляет в это экзотическое блюдо, сваренное самой реальностью, своих красок. Над рекой Сучжоу висит дирижабль с надписью «Good Day» на борту, с него представители западных держав в бинокли наблюдают за происходящим. Этот невероятный дирижабль, словно лежащий на боку восклицательный знак, кричит об абсолютной трагической нелепости ситуации.

Но при всём при этом фильм категорически не влезает и в шаблон «антивоенных» фильмов. Он тем более не похож на те образцы расслабляющего исторического ревизионизма, которые мы видим в отечественных «военных» фильмах и сериалах. Да, он проникнут горькой иронией и покрыт густым налетом абсурда, пронизан символами, но героизм в нём показан самый настоящий. Совершенно лишенный пафоса, ежеминутный, не всегда заметный, но подлинный, хотя и немного преувеличенный в некоторых сценах (так, подвиг раненых, которые прыгали из окна на врагов, обвязавшись гранатами, не был столь массовым, а вражеский огонь при правильном отступлении через мост — столь плотным и безжалостным). Мы видим, как всего за три с половиной дня из перепуганных мышат персонажи, те из них, кто не погиб сразу, постепенно превращаются в солдат, а из солдат — в героев. Это и есть главный итог событий — не сиюминутный политический (планы Чан Кайши провалились, Запад не впечатлился и не пришел на помощь), а куда более глубокий, духовный. Вынужденное отступление через мост показано не отступлением, а яростным прорывом пылающих огнем героизма людей на «мирную», теплохладную сторону, чтобы зажечь и там пламя решимости к сопротивлению. Руки мирных жителей тянутся в финале к солдатам через решетку, как тянутся к огню умирающие от холода.

Гуань Ху исследует природу героизма и его сложных взаимоотношений с прагматизмом в общечеловеческом смысле и в собственно китайском, самобытном. Массовая ритуальная помывка солдат перед тем, как идти на смерть, надежды на перерождение, театр теней — это, конечно, только свое. Все остальное применимо к любой точке времени и пространства. Обесценивается ли героизм тем, что практически является орудием политики? Можно ли героя превратить в кривляющегося на сцене шута? Режиссер дает скорее отрицательный ответ. По крайней мере, до определенной точки героизм самоценен и не может быть ничем скомпрометирован. Сомнительно лишь бессмысленное самоубийство из принципа посреди чужой игры. Подполковник Се проходит по грани между упорством и упрямством, его согласие отступить — не меньший внутренний подвиг, чем оборона.

Как в каждом хорошем фильме, в центре картины — душа человеческая, происходящие в ней движения и изменения. Режиссер пристально вглядывается в каждого персонажа, даже если тому предстоит прожить на экране совсем недолго. Вглядывается не как наблюдатель с дирижабля, а с пониманием и сочувствием. Душа народная волнует его не меньше. Если животную природу человека и всё худшее и слабое в сломленном народе символизирует испуганный мышонок, то народная душа — белый конь, невесть как оказавшийся на осажденном складе. Сперва он тоже испуганно мечется, но ближе к финалу на нём, истощенном и израненном, но твердо стоящем на ногах и гордо держащем голову, едет на переговоры с японским офицером командир Се.

То, что для «людей-спичек» зажигать слишком благополучные души — вовсе не иллюзорная задача, показано на примере нескольких людей, бывших сначала лишь наблюдателями или пассивными сочувствующими — профессора на балконе, юноши из казино, девушки-скаута (последняя — историческая личность), журналистов. Люди не делятся механически на обывателей и бойцов, удивительные превращения возможны, хотя и непросты, и нескоры. Собственно, история японо-китайской войны доказала это — китайский народ не смирился с поражением и вел борьбу с захватчиками до самого конца Второй Мировой.

Язык фильма, режиссерская и операторская работа сложны и не прямолинейны. Происходящее на складе показано почти монохромно, с переходом в полный монохром, когда мы смотрим на солдат через объектив журналистской камеры. И лишь яркие всплески алого прочеркивают эту сдержанную графику, когда в кого-то попадает пуля или осколок. Другой берег по контрасту ярок и сочен, но эта яркость фальшивая, ярмарочная. На самом деле спектакль и клоунада происходят именно на этом берегу, то, что на складе — совершенно всерьез.

Фильм «Восемьсот» вполне заслужил все отданные зрителями юани и доллары. Снятый на историческую тему, он как никогда актуален сейчас, когда перевес наблюдающих над действующими, благодаря интернету и превращению политики в Большую Игру, по сути, в спектакль, особенно велик. При помощи спектаклей, часто кровавых, постоянно манипулируют общественным мнением. При этом подлинный героизм и патриотизм проблематизируются и грозят затеряться среди пропагандистских фейков. Важно не утратить душевной связи с ними, не лишиться способности «различать духов». Фильм Гуань Ху, по крайней мере, заставляет задуматься над проблемой, он хоть и не дает однозначных ответов и гарантий, но дарит надежду.