Что забыл Валдайский клуб в тупике «европейской перспективы»?

Что ни говори, а Валдайский клуб, конечно, авторитетный форум. С одним, правда, весьма существенным изъяном, который в силу его генезиса снаружи виден, а изнутри не прочитывается. А именно: тотальная и всеобъемлющая приверженность западничеству. Тематические обсуждения, как и список приглашаемых экспертов и структур, которые они представляют, за редким исключением крутятся вокруг пресловутого «европейского» видения. Вроде речь как бы идет о национальных интересах России. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что уж слишком однобоко эти интересы читаются — с точки зрения приказавших долго жить в феврале 2007 года, когда прозвучала известная Мюнхенская речь, представлений о необратимости европейского вектора. То есть если за чистую монету принять известную мифологему про Россию как «часть Европы», то все в такой позиции сходится.

А вот если от нее отказаться, заглянув в глаза реальности и убедившись, что Россия — сама себе континент, а Европа — не более, чем довесок к ней «слева на карте», то ущербность европейского подхода вылезает сразу же. Шутка ли, европейский «хвост» пытается вилять гигантским континентом, навязывая ему свой контекст, который и ценностным-то не назовешь! Да и целый ряд русских консервативных мыслителей — от Данилевского, Тютчева, Леонтьева, Погодина и др. до родоначальников евразийского направления — на протяжении десятилетий не уставали напоминать, что Европа России не ровня. Россия — центр, Европа — лимитроф, в котором наша страна исторически ведет борьбу за собственную сферу безопасности, если угодно, стратегическое предполье, с англосаксонским Западом, который после завершения холодной войны этот лимитроф контролирует. И усиленно пытается передвинуть его границы вглубь нашей территории. Кстати, подобный взгляд исконно присущ и большинству западных геополитических школ — от Мэхана и Маккиндера до Спайкмена и Бжезинского, за исключением разве что Хаусхофера и Шмитта, взиравших на англосаксов с противоположной, континентальной стороны лимитрофных баррикад. Только вот Гитлер их не послушал — все равно рванул nach Osten, как и запрограммировали его хозяева. Summary этого европейского видения, трогательно совпадающего с упомянутым мнением наших доморощенных западников, исчерпывающе отражено Генри Киссинджером. Являясь частью европейского равновесия, пишет матерый кукловод в знаменитой «Дипломатии», Россия никогда не входила в европейский мир. Иначе говоря, Россия и Европа, как утверждает Киссинджер, и в этом с ним невозможно не согласиться, разные цивилизации, вынужденные между собой «совражествовать» на соседних геополитических «полянах», границы между которыми носят весьма подвижный характер. И являются объектом перманентной и ожесточенной конкуренции, упакованной в сказки про «мир-дружбу-жвачку от Лиссабона до Владивостока».

Без такого «предисловия» не вполне понятным окажется крайне скептическое отношение автора этих строк как к воплощению идеи очередного валдайского онлайн-обсуждения на тему «Будущее ШОС», о котором и поговорим. В чем загвоздка? Как В. И. Ленин подчеркивал еще в 1909 году в письме «Ученикам каприйской школы», «во всякой школе самое важное — идейно-политическое направление лекций. Чем определяется это направление? Всецело и исключительно составом лекторов. …Никакой контроль, никакие программы и т. д. абсолютно не в состоянии изменить того направления занятий, которое определяется составом лекторов. И никогда и нигде в мире ни единая уважающая себя организация, фракция или группа не возьмется разделить ответственность за школу, направление которой уже предопределено составом лекторов, если это направление враждебное». Так вот и заявленная тема о будущем ШОС, важная и интересная сама по себе, сразу же превращается в инструмент манипуляций, если глянуть в список участников, в котором наряду с функционерами и экспертами Валдая фигурируют одни только индийские представители при полном отсутствии товарищей из Китая. И неважно, что российские участники буквально в каждом абзаце своих выступлений отдают должное российско-китайским отношениям, подчеркивая даже, что ШОС — это первая в истории крупная организация, в создании которой Пекин сыграл ведущую роль. Что Китай является важнейшим центром обеспечения евразийской безопасности. Что требуется поэтому «концептуализировать» ШОС, превратив ее в евразийский «круглый стол», и что благодаря этому организация превратится в «инструмент ведения дел с Китаем», который с ее помощью продвигает «евразиацию» (вместо глобализации) политики на континенте, выдавливая с него внешнее, прежде всего американское, влияние. И т. д.

Еще менее важно, что максимально мягко, несмотря на двусторонние противоречия, высказываются индийские участники, уверенные, что с помощью ШОС отыщется баланс между многополярностью и национальными интересами, найдутся решения соответствующих конфликтов, сформируется континентальный цифровой рынок и пр. Может быть, и отыщется, и найдется, и сформируется. Дело не в этом: обсуждать китайскую роль в ШОС в отсутствие китайских экспертов, на наш взгляд, необоснованно по целому ряду причин. Во-первых, безусловной «фигурой умолчания» при обсуждении этого круга вопросов, вне зависимости от того, осознается ли это в полной мере или нет, остается растущая напряженность китайско-индийских отношений. И представленный формат «междусобойчика» ставит российских участников форума в несколько двусмысленное положение. Не увидеть этого можно, только если очень сильно этого не захотеть, а не захотеть, в свою очередь, если идти на поводу у сил, которые, пользуясь этими противоречиями, потратили за последние годы немало усилий, чтобы вовлечь Дели в антикитайский альянс с Западом. И небезуспешно. Во-вторых, стержнем ШОС с самого ее основания служит своеобразная «ось» Москвы и Пекина, которая с течением времени все явственнее приобретает черты главного оплота континентальной стабильности, противостоящего амбициям проамериканских марионеток уже на азиатских лимитрофах. И надо понимать, что на маршруте этой «оси» находятся республики Средней Азии, Афганистан и Пакистан, прилегающие не только к ним, но и к такому жизненно важному, уязвимому и потому «чувствительному» узлу китайских интересов, как Синьцзян. И что Индия находится в стороне от этой магистрали, кстати, не имеющей никакого отношения к территориальным спорам Дели и Пекина. В-третьих, признавая, что средоточием российских интересов в ШОС служат вопросы безопасности, то есть геополитический аспект ее деятельности, а интересов Китая — экономика, основные проекты в которой Пекин решает не с помощью этой организации, а в иных форматах, вдвойне двусмысленно соглашаться на российско-индийский формат обсуждения. В-четвертых, не может быть сомнений в том, что под «иными» форматами подразумеваются прежде всего проект «Пояса и пути», а также ВРЭП — Всестороннее региональное экономическое партнерство, соглашение о котором было подписано буквально на днях. И если «Пояс и путь» сопрягается с проектом ЕАЭС, то ВРЭП — это уже сугубо азиатская история, в которой Россия не участвует, а Индии, по крайней мере пока, в ней не отыскалось места, которого она и сама не особо ищет. Разумеется, здесь у Москвы и Дели имеется некоторое соприкосновение интересов, учитывая, что с формированием и возможным расширением ВРЭП Россия и Индия оказываются в зоне водораздела между ним и западной связкой НАТО — ЕС. Но тогда этот момент следовало бы обговорить, заранее ограничив предложенную повестку обсуждения экономическим сотрудничеством, а не расширять ее на «широкие» сферы китайской внешней и внутренней политики. Ведь очевидно, что с геополитической точки зрения ШОС прежде всего является рамочным инструментом урегулирования или, по крайней мере, смягчения территориальных противоречий Индии с Китаем путем помещения их в контекст обсуждения за рамками глобальных институтов с участием Запада. Упоминание об этом содержится в выступлении программного директора «Валдая» Тимофея Бордачева, только вот о соответствующем инструментарии, особенно актуальном на фоне летней цепочки пограничных эксцессов между этими странами, почему-то умалчивается. Или его пока не видно, или сказанное — не более, чем декларация о намерениях.

Конечно, на эти детали можно было бы не обращать особого внимания, если бы не собственный опыт автора этих строк пятилетней давности. Тогда, выступая с докладом на семинаре в одной из российских общественных «академий» по вопросу политического развития КНР и двусторонних российско-китайских связей, был удивлен неожиданным приглашением в аудиторию внешних гостей, львиная доля которых представляла как раз Индию. Излишне говорить, что в руководстве той организации, о которой идет речь, доминировали настроения в пользу стратегического союза Москвы в первую очередь с Дели, а целью лектора стояло как раз эту «заданность» если не преодолеть, то обозначить ей разумную альтернативу. Именно это «недовольные» и постарались таким «подарком» предвосхитить.

И последние три вещи. Это не вполне верно, что главной задачей ШОС при ее формировании было урегулирование российско-китайских пограничных проблем, как это прозвучало на «Валдае». Данный вопрос решался и в конце концов успешно решился в двустороннем формате диалога Москвы и Пекина, привлекать к которому некоторые новые страны, даже не имеющие с Китаем общей границы, необходимости не было. В данном случае, как и в других, участники дискуссии слишком замыкаются на самой ШОС, выводя ее в своеобразный вакуум из более широкого контекста международных отношений. Между тем центральными темами в них в тот момент, на стыке 2001−2002 годов, оставались теракты 9/11, последовавшее за ними военное вторжение США в афганское «подбрюшье» России и Китая, а также односторонний выход Вашингтона из Договора по ПРО. Без учета этих факторов полноценного понимания феномена ШОС достичь трудно. Второе. Рассуждая о путях преодоления возможного «кризиса» Шанхайской организации, хотя использование этого термина, на наш взгляд, не вполне правомерно, следует обратить внимание, что вопросы взаимных уступок по территориальным вопросам, скорее всего, будут решаться все-таки в двусторонних форматах заинтересованных сторон. Максимум, чем может здесь помочь ШОС, — создать переговорную площадку, проникнутую «шанхайским духом». Не являются паллиативом вопросов безопасности в противодействии терроризму, сепаратизму и экстремизму («трем силам зла», в китайском прочтении) и культурные обмены, которые всего лишь следствие сближения в других сферах. А вот в том, что изначальная «ось» Москва — Пекин, пролегающая через Среднюю Азию, уровнем вовлеченности, в том числе в сфере международных отношений, существенно превосходит недавних, новых членов ШОС — в этом с участниками дискуссии спорить трудно. И третье. Внутри любого альянса существуют как разноскоростные варианты интеграции, так и противоречия, иногда принимающие форму острого политического конфликта. Пример из НАТО с перманентной конфронтацией Турции с Грецией да будет нам в помощь. Но как Североатлантический альянс не предоставляет гарантии одним своим членам против других, так же и наивно думать, что это под силу ШОС, которая и военным блоком-то не является. Просто конфигурация «пространства согласия» в ней такова, что у Москвы и Пекина одни скорости сближения, а у Москвы и Дели — другие, существенно им уступающие.

Почему это не вполне понимается? Дело, как представляется, здесь даже не в Индии, а, как ни парадоксально, в Европе. Упомянутый европейский вектор так застит умы представителям экспертного сообщества, что они усматривают в Китае препятствие к его реализации, для преодоления которого, как водится, «все средства хороши». В том числе достаточно тенденциозные заигрывания с Индией, апеллирующие, конечно, к определенным страницам Новейшей истории. Здесь важно только не забыть, что когда происходили события, к которым они обращаются, ситуация была кардинально другой. Между Москвой и Пекином тогда лежала пропасть непонимания, противостояния на грани конфронтации, а в Дели у власти находились легендарные основатели Движения неприсоединения из семейства Ганди и партии Индийский национальный конгресс (ИНК). Нетрудно увидеть, что сегодня и то, и другое обстоятельство изменились ровным счетом на 180 градусов. И стратегический интерес евразийских народов ныне заключается не в устройстве разграничительных линий и систем сдерживания, а в нейтрализации на континенте внешнего влияния, не только американского, но в определенном смысле и европейского, как марионеточного по отношению к Вашингтону. Ни одна, ни вторая задача в рамках формата, вольно или невольно предложенного «Валдаем», как легко убедиться, не решаются. И надо полагать, подобные досадные «накладки» возникнут еще не раз, если будет сохраняться подчеркнутая «толерантность» к авантюрным проевропейским трендам, ответственным за многие печальные страницы недавней российской истории.