Эмоциональный интеллект по Герману Грефу и неосознанное потребление
В августе ЦБ РФ в своих данных отмечал, что ожидает роста числа нелегальных кредиторов. Такой прогноз в ходе съезда ACI Russia озвучивал, в частности, директор департамента противодействия недобросовестным практикам Банка России Валерий Лях. По его словам, как писал «Коммерсант», граждане во время пандемии были более сдержаны в своем потребительском поведении, а кредиты у нелегалов часто берут на «эмоциональные» траты, например, «смартфон последней модели». Кроме того, ближе к осени, после периода отпусков, стандартно происходит увеличение «бытовых» трат. Этот фактор учитывают и нелегальные кредиторы, увеличивая количество предложений своих услуг, чтобы «удовлетворить» возникший спрос. «А поскольку показатели задолженности перед легальными микрофинансовыми институтами уже сейчас показывают рост, то мы предполагаем, что большее, чем в прошлом году, количество потребителей может для получения заемных средств уйти в «серую зону», — отмечал представитель ЦБ. Банковские аналитики высказывали мнение о том, что рост нелегального сектора в кредитовании также обуславливает экономический спад, образовавшийся в результате пандемии: доходы населения падают, банки ужесточают условия потребительского кредитования, что вынудит часть людей обращаться в нелегальные организации. Аналитик Райффайзенбанка Денис Порывай говорил, что многие люди останутся без работы (компании, также пострадавшие от пандемии, серьезно пересматривают свои операционные расходы, в том числе и на персонал) или будут вынуждены уйти на более низко оплачиваемую должность, поддерживающие выплаты от государства закончатся, но при этом людям захочется сохранить привычный уровень жизни и потребления, люди будут вынуждены обращаться к нелегальным кредиторам, а спрос будет увеличивать и подобное предложение.
Как мы видим, ключевым фактором при росте кредитования является желание людей не столько поддержать свои доходы, сколько сохранить привычный образа жизни, привычный уровень потребления и желание приобрести модную «вещь» — то, что могут позволить себе другие. Согласитесь, кредит — это понятие не про сохранение и тем более умножение своих доходов, как раз наоборот — это осознанный выбор роста своих расходов. Осознанный, если человек понимает и уверен, что в течение действия срока кредита его финансовое состояние будет стабильным. И неосознанный, когда люди, по сути, знают, что их доходам не то, чтобы расти неоткуда, но завтра они и вовсе могут остаться без работы, но они все равно совершают покупки, причем приобретая в кредит не самые жизненно необходимые товары. Вряд ли в этом случае, людьми движет инстинкт самосохранения, направленный на выживание в изменившихся условиях, ими, как совершенно верно заметил представитель ЦБ, движут эмоции. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что банковская логика «не копи, откладывая покупку, купи сегодня, плати завтра» построена исключительно на потребительской психологии, способной, в свою очередь, разрушить любую государственность.
Не секрет, что после периода самоизоляции на рынке кредитования снова наметилось оживление. Судя по исследованию одного из крупнейших кредитных бюро России, молодые люди в возрасте от 18 до 23 лет чаще всего берут в кредит флагманские модели смартфонов, ноутбуки, планшеты, гироскутеры, электросамокаты. Можно ли назвать эти товары жизненно необходимыми, чтобы приобретать их в кредит в довольно непростые времена? Отчасти, да, правда, не все, как и не жизненно необходимыми, а навязываемыми новыми правилами взаимодействия в обществе. Дистанционный режим работы и учебы вынуждает прибегать к покупкам компьютеров и ноутбуков. Сложно представить и жизнь без смартфонов, но можно представить без флагманских моделей и новинок. В любом случае, именно производители этих товаров подстраивают нашу жизнь и делают ее немыслимой в отрыве от них. А кредиторы дают возможность как можно больше поглощать товаров, зарабатывая на процентах.
В прошлом году, согласно исследованию «IDC», россияне купили смартфонов почти на 8 млрд долларов. Можно ли судить по данному показателю о благосостоянии россиян и наличию у них высоких доходов? Вряд ли. Скорее, данный показатель отражает градус эмоциональной привязки россиян к потреблению модных, а значит навязанных маркетинговой политикой зарубежных корпораций товаров. Собственно, об этом и говорил представитель ЦБ, мол, не готовы россияне отказываться от привычного образа жизни. Кто при этом больше выиграл от продажи в России смартфонов? Лидером российского рынка стала китайская компания Huawei, которой удалось продать более 10 млн смартфонов за год, на 1 млн больше, чем у южнокорейской Samsung. На третьей позиции — прочно закрепилась Xiaomi. Четверку замкнула доля Apple. Совокупная рыночная доля всех четверых игроков на российском рынке составила 84%.
Изменить потребительские привычки сложно. Пандемия стала первым ударом по этим самым привычкам. И она же нанесла удар по традиционному укладу экономики многих стран мира. Технологичным компаниям удалось занять более крепкие позиции и завоевать какую-то долю потребителей. Причем потребителей более молодых, идущих на смену прежним поколениям. Россияне, по данным приведенным в конце апреля этого года в «Российской Газете» заместителем директора по работе с клиентами исследовательского центра Romir Анастасией Сидориной, резко сократили количество походов в магазины — 58% отправляются за покупками раз в 7−10 дней. 10% респондентов сократили посещение супермаркетов в пользу онлайн-доставки готовой еды — из ресторанов и заведений общественного питания. Основная доля таких заказов и она, по мнению эксперта, будет увеличиваться, приходится на жителей городов-миллионников.
Давайте также обратим внимание на исследование потребительского поведения
в России за 2018 год под заголовком «Цифровая революция определяет привычки потребителей» международной компании PwC, в котором говорится, что Россия в шестой раз участвует в Глобальном исследовании потребительского поведения, организованного компанией. В рамках исследования, проходившего в период с августа по октябрь 2017 года, было опрошено 22 000 потребителей по всему миру с целью «понять и сравнить поведение покупателей и использование различных каналов продаж в 27 странах мира». PwC проанализировала те области, в которых привычки покупателей изменились наиболее заметно, например, как использовались покупателями определенные каналы продаж для покупок, скорость доставки заказов из интернет-магазинов, причины покупки определенных товаров, а также были рассмотрены возможности для развития бизнеса за счет надлежащего реагирования на потребности покупателей. В России в опросе приняли участие 652 респондента (все респонденты совершают не менее одной покупки онлайн в год). В числе основных выводов исследования эксперты PwC говорят о том, что компании должны реагировать на новые привычки потребителей, меняя соответствующим образом направление своих приоритетов и инвестиций. Компаниям следует уделять больше внимания динамике продаж через смартфоны (!), а также впечатлениям покупателей от посещения магазинов. К слову, уже сегодня можно обнаружить в интернет-магазинах наличие товара отсутствующего в офлайн-магазинах тех или иных международных продавцов, что не может не приучать потребителей всё больше к совершению онлайн-покупок, а значит — государствам стоит готовиться к закрытию традиционных магазинов зарубежных производителей товаров и в результате к снижению доходов в бюджете налоговых поступлений от них, даже если пандемия не пойдет на второй круг.
И о смартфонах. В исследовании утверждается, что для регулярных онлайн-покупок большинство потребителей используют смартфон: в 2017 году в России доля регулярных онлайн-покупок посредством смартфона выросла с 36% 2014-го года до 63%. Покупатели старшего возраста предпочитают делать покупки в интернете посредством наиболее «традиционного» инструмента — компьютера, однако молодые покупатели, в основном, используют мобильные устройства. В этой связи стоит вспомнить рекордные по итогам прошлого года продажи смартфонов. Аналитик Ольга Бабинина из «IDC Россия» — компании, которая и приводила данные по росту в России продаж смартфонов, отмечала в публикации «Российской Газеты», что средняя цена смартфона на тот момент не выросла и составляла 180 долларов (около 11,5 тысячи рублей). То есть не цена стала определяющим фактором роста рынка смартфонов. По словам Бабининой, «постепенное укрепление курса рубля в течение года помогло рынку набрать обороты. Объем рынка в стоимостном выражении увеличился на четверть по сравнению с пиком докризисного 2014 года». Рубль действительно стал лидером роста на финансовом рынке в 2019 году, укрепившись и к американской и европейской валютам. Одни аналитики утверждали, что ключевую роль в его росте сыграл рост мировых цен на нефть, другие, наоборот, посчитали роль нефти малозначительной, указывая главным фактором — приток иностранного капитала в российские активы, мол, оптимизм иностранных инвесторов возник на фоне отказа Вашингтона и Пекина от нового витка обострения торгового конфликта. Сам же регулятор финансового рынка — ЦБ РФ приводил данные, согласно которым с начала 2019 года инвесторы дополнительно вложили в российские долговые облигации почти 1,53 трлн рублей. При этом среди покупателей госбумаг доля иностранцев выросла с 24,4% до 32%.
Вероятно, сейчас для дальнейшего развития, главным образом, технологичных глобальных компаний и охвата ими широкого круга потребителей необходим дальнейший спрос со стороны населения. Если считать пандемию рукотворным делом международных технологичных компаний, которым как раз и удалось закрепить свои позиции, то коронавирус по-прежнему несет собой угрозу не только как таковым своим распространением среди населения, но и вероятностью инициирования второго круга самоизоляции в странах, находящихся в круге интересов этих компаний. Хотя не исключено, что вирус просто вышел из-под контроля и прошелся по странам, выйдя далеко за пределы интересантов. Второй раз режим изоляции может нанести еще один удар по экономике России, потребовав еще больше роста поддержки российских граждан. Возможно, если отдельным политикам не удастся добиться от государств финансовой поддержки полного круга населения, в частности россиян, то не исключено, что пандемия снова разразится. Правда, в этом случае интересанты могут и вовсе не достичь желаемой цели, так как ответ государств может иметь прямо противоположный ожиданиям интересантов характер. Другое дело, справиться народу с привычками. С потребительскими привычками, разогретыми и подогреваемыми международными корпорациями. А государству с настроениями граждан, не желающих изменять привычкам.
Более сокрушительной или решающей силой в противоборстве элит любого рода с политическими властями государств как раз и является такой фактор, как недовольство народа собственным положением. Более всего недовольных может быть как раз среди, так сказать, профессиональных потребителей, то есть тех, кто трезво не способен оценить свои ближайшие финансовые перспективы, но при этом не готовых отказывать себе в покупке желаемых вещей в кредит, не готовых принять сегодняшнюю действительность и себя в этой действительности. Причем совсем необязательно, чтобы недовольный народ взбунтовался против политики правительств стран, ведь можно выражать недовольство элитами. Собственно о растущем недовольстве всё большим расслоением общества на бедных и богатых с требованиями национализации экономик в некоторых странах, о разочаровании в капитализме и росте настроений против глобализации говорили еще до пандемии на одном из форумов в Давосе. Герман Греф на деловом завтраке Сбербанка поднимал эти вопросы. Участники мероприятия, среди которых были зарубежные партнеры банка, международные компании, в том числе являющиеся и акционерами банка, а также известные зарубежные образовательные организации говорили, что нужно глубже понимать политику каждой страны, учитывать национальные особенности стран, умело выстраивать диалог с потребителями. Позднее Греф на Гайдаровском форуме заговорил о генетическом коде и национальных особенностях россиян, переживших не одну войну, а также о необходимости учитывать культурный код страны. Изменить культурный код страны или ментальность можно, вероятно, лишь через образование, причем начиная с детства. Как известно, Греф уделяет внимание развитию системы образования в России. Еще в 2016 году на конгрессе «Инновационная практика: Наука плюс Бизнес» в МГУ глава Сбербанка говорил, что идет обсуждение сотрудничества с рядом российских вузов учебных программ для студентов, которые помогут им быть востребованными на рынке труда, обучая навыкам, включая эмоциональный интеллект.
Тем временем в некоторых регионах уже реализуются проекты по обучению школьников через внедрение технологий социально-эмоционального интеллекта. Автор методики — Виктория Шиманская, как мы писали ранее, в пользу своей образовательной технологии говорит, что она дает возможность решать сразу несколько задач в воспитании и образовании детей: осознавать себя, свои эмоции и потребности, спокойно и конструктивно воспринимать критику, понимать эмоции и потребности окружающих, а также причины их возникновения, доброжелательно и эффективно взаимодействовать с окружающими, что повлияет на повышение самооценки детей, улучшит их социализацию и снизит конфликтность, а с другой — благодаря новым формам обучения у педагогов появится возможность эффективно работать над повышением мотивации к учебе и познанию — это поможет легче и эффективнее воспринимать детям новую информацию, осваивать любой образовательный материал. По мнению Шиманской, уже доказано, что «эмоциональный интеллект» влияет на развитие ребенка, его успеваемость, взаимодействие с окружающим миром и приводит исследования по академическому, социальному и эмоциональному развитию и обучению (The Collaborative for Academic, Social, and Emotional Learning — CASEL, США), которые показывают, что 83% детей, обучающихся по программе с применением технологии SEL, достигают высоких результатов в учебе.
В открытых онлайн-источниках можно обнаружить работы, связанные с развитием «эмоционального интеллекта представителей РАН и ВШЭ. Между тем довольно часто можно встретить мнения зарубежных специалистов в области психологии, которые утверждают, что «эмоциональный интеллект» — плохо изученное явление, также подвергающих сомнению многие приписываемые этому явлению качества, в том числе, способности людей становиться более успешными благодаря развитию ЭИ. Так, например, в одной из критических рецензий на одну из книг Дэниела Гоулмана, выпущенной чуть более двадцати лет назад, ставшей бестселлером и якобы до сих пользующейся спросом, говорится, что намерением автора, скорее всего, было желание убедить людей разделять его взгляды, а не информировать их в истинно научной манере. Более того, указывается, что очевидно, автор хотел угодить менеджерам компаний глобального рейтинга Fortune 500 (рейтинг 500 крупнейших мировых компаний, критерием составления которого служит объем выручки), желая зарекомендовать себя высокооплачиваемым консультантом в этой области. В открытых источниках говорится, что под научным руководством Дэвида Макклелланда Гоулман получил доктора философии Гарвардского университета на финансовую поддержку которого он проводил преддокторские исследования, получив затем постдокторский грант от Научно-исследовательского совета по социальным наукам. Гоулман обучался в Индии, где также проводил время с индийским гуру Ним Кароли Баба. В настоящее время он является сопредседателем консорциума по исследованиям в области эмоционального интеллекта в организациях, базирующихся в Высшей школе прикладной и профессиональной психологии Рутгерского университета, содействуя проведению исследований, изучающих влияние эмоционального интеллекта на профессиональную эффективность, творческий и профессиональный рост. Получается, что Гоулман ведет речь о развитии неких лидерских качеств через «эмоциональный интеллект». В то же время в различных материалах российских экспертов, озадаченных темой развития «эмоционального интеллекта», говорится, что ЭИ позволяет справиться с депрессией, помогает осознавать свои собственные и эмоции окружающих людей, лучше взаимодействовать, сопереживать и даже усмирять агрессию. Так кого намерены воспитывать или выращивать в российских школах — людей, способных стать успешными в разных сферах жизни или готовых усмирять свои эмоции и лояльно относиться к действительности? Хотя и те и другие качества, конечно, могут взаимно дополнять друг друга. А может быть, наоборот, российская образовательная система станет растить людей, зависимых от мнения других, в том числе тех, кто предопределяет потребительское поведение?
Если рассуждать с точки зрения сильного государства, желающего сохранить суверенитет, то страна нуждается в людях, способных контролировать свои эмоции, не поддающихся сиюминутным желаниям и тем более провокациям, не идущих на поводу интересов, например, транснациональных корпораций, трезво оценивающих ту или иную ситуацию и в силу широкого круга знаний, в том числе истории своей страны, способных предугадать последствия тех или иных собственных действий, как и предвидеть политические последствия для страны в случае внешнего вмешательства в ее дела. Но как раз эти навыки в большей степени развивает системное мышление. И если речь идет о воспитании менеджеров и развитии бизнеса, впрочем, что может относиться и к компетенциям чиновников, то именно системное мышление представляет собой способность осознавать всю систему в целом — от оценки прошлого и текущего до оценки будущего состояния дел. Системному мышлению посвящена другая книга, «Пятая дисциплина», также являющаяся бестселлером и тоже под авторством американского ученого, в которой Питер Сенге утверждает, что у любого действия есть компенсирующая сила, и приводит в пример ситуацию с устранением в середине 1980-х годов дефицита торгового баланса США, для чего курсу доллара дали упасть. Эти действия были сведены на нет иностранными конкурентами, одновременно снизившими цены на свои товары, а в странах, валюта которых привязана к доллару, уровень цен всегда автоматически изменяется параллельно курсу доллара. Или другим примером автор показывает, как «благороднейшая по замыслу правительственная широкомасштабная программа строительства дешевого жилья и профессионального переобучения обитателей трущоб, возникших в центре многих крупных городов Америки», предпринятая правительством США в 1960-х годах, стала также жертвой компенсирующей обратной связи. На программу были истрачены громадные деньги, пишет Сенге, но в 1970-х состояние многих городских центров стало еще хуже. Почему? В города с лучшими программами жилищной и иной помощи хлынули искатели пособий со всей страны. В результате новые многоквартирные дома оказались перенаселенными, а программы профессиональной подготовки не справлялись со всеми желающими принять в них участие. При этом налоговая база городов продолжала сокращаться, а численность трущобного населения выросла.
Можно, конечно, предположить, что зарубежные критики развития «эмоционального интеллекта», твердящие об отсутствии научной базы или явных прямых доказательств его преимуществ, имеют, в свою очередь, за пазухой какие-то свои корыстные интересы. Но ведь и Виктория Шиманская ссылается не на российских ученых, которые могли бы с научной точки зрения подтвердить и рассеять сомнения ряда зарубежных психологов, а говорит о доказанности позитивного влияния ЭИ на развитие ребенка, приводя исследования американской организации. Что происходит сейчас в США, мы все видим собственными глазами. Наблюдали также во время пандемии гораздо больший, чем в России ажиотаж среди американских потребителей. В принципе, не секрет, что американские потребители, как никакие другие более подвержены потребительству. Американские ученые или психологи первыми, как принято считать, заговорили о таком явлении, как «эмоциональный интеллект», но избежать при этом сегодняшних беспорядков США не удалось. Что удерживает одну часть населения США от погружения в пучину массовых волнений или гражданскую войну и побуждает другую часть населения бунтовать и переворачивать прежние устои общества. На каких таких психологических слабостях бунтующих играют манипуляторы и модераторы всей этой ситуации? Что движет бунтующими — «эмоциональный интеллект», «системное мышление»? Какими именно качествами будут обладать россияне, идущие на смену прежним поколениям и будет ли им дело до государственности России? Почему о необходимости развития навыков «эмоционального интеллекта» у российских обучающихся говорит не государственник, а банкир? Выгодны ли банкирам граждане, способные управлять эмоциями и отказывать себе в удовольствии совершения покупок в кредит? Конечно, не выгодны, как и невыгодны они корпорациям. Допустим, бизнесу нужны хорошие управленцы, способные понимать эмоции клиентов и управлять ими. Но тогда должны ли вузы или школы за госсчет растить кадры для бизнеса, который может и/или будет использовать эмоции россиян в своих личных целях?