Преступность снизить можно. Но не здесь и сейчас

Нынешние события в США, начавшиеся с убийства Флойда, по-новому развернули для этой страны тему закона и порядка. И если одни требуют вообще распустить полицию, то другие настаивают на том, что это будет равнозначно самоубийству. Бенджамин Ван Рой, профессор международного права Калифорнийского университета в Ирвине и профессор права и общества Амстердамского университета и Адам Файн, доцент кафедры криминологии и уголовного правосудия, психологии и права Аризонского государственного университета настаивают, что есть третий путь. В статье «Как снизить преступность, снизив наказания», опубликованной в The Hill, они выражают ту мысль, что залог успешной борьбы с преступностью — не суровость наказания (и даже не его неотвратимость), а понимание того, что является причиной преступности и какую роль в этом играют наказание и правоохранительные органы.

Настаивая, что нет убедительных доказательств того, будто строгое наказание само по себе сдерживает преступность, авторы пишут, что подобное заблуждение привело в США к самой большой численности заключенных в мире и к системе массового тюремного заключения, которая разрушила семьи и целые районы. При этом «это не помогло выиграть войну с наркотиками или предотвратить нынешнюю опиоидную эпидемию, а также не сыграло значительной роли в снижении преступности в таких городах, как Нью-Йорк. Система уголовного правосудия даже не помогает предотвратить преступность через недееспособность, изолируя правонарушителей от общества, поскольку это, по самым позитивным оценкам, сокращает преступность всего на 0,4 процента». Действительно, очень сложно сократить наркотизацию населения, если у него нет смысла жизни, и снизить преступность, когда вся массовая культура строится на романтизации насилия как признака мужественности и силы. Поэтому здесь точно нельзя обойтись реформами полиции, здесь нужен пересмотр сложившихся в обществе и культуре стереотипов, без этого реформа, даже идеально продуманная, не даст желанных результатов.

Идея, будто законности можно добиться исключительно через суровое наказание, ошибочна. Наказание необходимо, но реальная профилактика преступности — не в ужесточении норм. Ван Рой и Файн полагают, что если усложнить людям совершение преступлений, то это уже будет эффективным. То есть, чтобы снизить число убийств, нужно усложнить доступ к оружию — уже по одной этой причине у полицейских стало бы меньше причин вести себя как солдаты в зонах военных действий. Но не только это.

Зачастую считается, и авторы статьи поддерживают это мнение, что люди будут реже совершать преступления, если они будут более богатыми и образованными, и потому имеет смысл бороться с преступностью, борясь с бедностью и инвестируя в образование. Это очень симпатичная мысль, но, к сожалению, в нынешних условиях она может оказаться гласом вопиющего в пустыне. Конечно, такие меры могут понизить уровень преступности, но вместе с тем они повысят уровень сознательности граждан, которые вместо алкоголя, наркотиков и телевидения начнут интересоваться чем-то еще, а это в нынешней системе «цивилизованных стран» может оказаться совершенно недопустимым излишеством. Недаром борьба с преступностью в тех же США раз за разом наталкивается на невозможность именно профилактики преступлений, и закономерно скатывается в попытки усилить элемент запугивания и наказания. Итог такой политики закономерен и предсказуем, рекордные количества заключенных в США тому доказательством. А ведь астрономическое количество американских заключенных, бьющее всякие рекорды, это только видимая часть айсберга, подводная же его доля — в виде косвенных бедствий — значительно больше. Сюда можно отнести и «тюрьму как школу жизни», производящую соответствующую культуру и готовящую кадры рецидивистов, и разбитые семьи, и образующиеся вокруг пеницитарных учреждений зоны социального напряжения.

Авторы предлагают лечить преступников с помощью когнитивной терапии, приводя в качестве аргумента, что подобные программы снижают преступность на 18−60 процентов. Когнитивная терапия, направленная на изменение мышления преступника, могла бы помочь, но опять же, все зависит от того, в какую среду попадет этот исцеленный, а путей перед ним несколько. Он может удержаться на новом уровне, более того, осознанно удерживая себя на нем, сменив среду; он может преодолеть внушенные представления о добре и вернуться к преступному образу мыслей и действий, чтобы не отличаться от окружения; либо стать подобным главному герою фильма Стэнли Кубрика «Заводной апельсин», которого «исцелили» от преступности, сломав и превратив в безвольного психического инвалида.

Спору нет, если граждане уважают закон, то преступлений будет меньше. «Если люди чувствуют, что правовая система относится к ним с уважением, что она прислушивается к их заботам и действует беспристрастно и нейтрально, они с меньшей вероятностью совершат преступление», — говорят Ван Рой и Файн. По мнению авторов, в борьбе с преступностью может помочь массовая пропаганда, даже приводится пример, как стратегия запугивания показала убедительные результаты в ходе пропаганды карантинных мер недавнего времени. Может, и против преступности грамотно выстроенная позитивная пропаганда способна продемонстрировать не худшие результаты? Но тут опять вступают в силу указанные ранее противоречия.

Элиты хотят уважения и подчинения, не меняя ничего в культурной социальной системе, в которой внешние признаки благополучия считается священной обязанностью человека, а индивидуализм, конкуренция и «здоровая агрессия» поощряются СМИ и масскультом как качества лидера. В такой ситуации пропаганда либо окажется направлена против существующего порядка вещей, что приведет к социальному взрыву, либо, вкупе с другими мерами, — на лишение человека последних остатков объективного взгляда на себя и окружающее. Такой человек, разумеется, с меньшей вероятностью будет преступником, но с большей вероятностью окажется непригоден к социальной организации в принципе. Вроде тех японских социальных отшельников «хикки», число которых весьма велико. Кстати, как раз Япония по числу тяжких преступлений занимает одно из последних мест в мире. Может быть, благодаря именно такой системе подавления?

Все здравые предложения упрутся в существующую политическую систему, но не только в нее. Благопожелания разобьются еще и о культурные особенности, когда зоны крупных городских агломераций с их бешеным ритмом жизни являются зонами психического бедствия, сбивающими защитные ограничения и провоцирующими преступность. Наконец, в агломерациях есть и еще одна проблема, она связана с тем, что города благополучной страны становятся привлекательными для мигрантов из неблагополучных стран, приносящих с собой и проблемы. Как решать эту головоломку? Строить стену, как Трамп? Ассимилировать мигрантов — как? Жениться на них в приказном порядке с переходом в религию страны прибытия? «Идеальная ассимиляция», которую многие эксперты считают выходом, происходит в условиях, когда гуманная, более высокая культура включает в себя менее развитую, в противном случае есть риск возникновения ситуаций взаимного неприятия разной степени гнусности. К сожалению, последний вариант самый распространенный.

Чем с большего числа сторон приходится рассматривать эту проблему, тем больше трудностей заметно — и вместе с тем яснее становится корень решения задачи. Реальное снижение преступности возможно только в таком обществе, где чужое право на жизнь и безопасность для каждого человека непреложно так же, как его собственное. А это невозможно без взаимного уважения, понимания друг друга и наличия общих целей. И тут работе с обществом есть, где развернуться.