Сейчас все обсуждают статью Путина в американском журнале The National Interest, которая в основном посвящена истории Второй мировой войны, Победе СССР, пакту Молотова — Риббентропа, Ялтинской конференции, созданию ООН и другим факторам, которые сформировали современное международное право и баланс сил. Статья в целом правильная и патриотичная. Хотя не обошлось и без нескольких обязательных антисоветизмов, с которыми я никак согласиться не могу. Например, в статье сказано: «Мы помним и о преступлениях режима против собственного народа, и об ужасах массовых репрессий». Но не эту статью я тут хочу обсудить, а нечто другое.

Николаос Гизис. Аллегория истории. 1892

Вот президент России делает такое развернутое послание «городу и миру», осуществляет исторический экскурс, выстраивает связи между событиями тех лет и современной ситуацией, а я сижу и думаю: какому типу сознания адресована эта статья? Ведь этот длинный и непростой по политическим меркам текст может адекватно воспринять уже далеко не каждый. Сегодня с колоссальной скоростью идет дробление человеческого сознания. Люди начинают мыслить короткими фразами, клипами. А что если в широких слоях просто исчезнет тот тип сознания, который в принципе может воспринимать подобные тексты? О чем политикам тогда говорить с массами? И какой тогда будет возможен патриотизм, кроме «ура-патриотизма», для которого содержание неважно? И можно ли будет это вообще назвать патриотизмом?

Ведь если сознание широких масс населения лишится возможности воспринимать более-менее развернутые тексты, оно будет отчуждено от любого содержания. В этом случае такое определяющее нашу идентичность событие мировой истории, как Великая Отечественная война, станет только «брендом». А став таковым, оно, прошу прощения, станет в один ряд с «Кока Колой», то есть, если говорить откровенно, попросту исчезнет. А потом исчезнет и сам человек, ибо сказано было великим Шекспиром в «Гамлете»:

"Что значит человек, Когда его заветные желанья —Еда да сон? Животное — и все. Наверно, тот, кто создал нас с понятьем О будущем и прошлом, дивный дар Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы. Что тут виной? Забывчивость скота Или привычка разбирать поступки До мелочей? Такой разбор всегда На четверть — мысль, а на три прочих — трусость».

Но что за смысл без умолку твердить, Что это надо сделать, если к делу Есть воля, сила, право и предлог»?

Неизвестный художник. Портрет Уильяма Шекспира. 1610

Многие, вспоминая эти строки, говорят только про сравнение человека с животным, в случае если он не обнаруживает в себе иных желаний, кроме сна и еды. Однако великий Шекспир не был бы великим, если бы тут сказал только это, а каждая его строчка не нуждалась бы в подробном комментарии. Ведь он указывает еще и на «понятье о будущем и прошлом», без которого разум будет «гнить без пользы». Но и это еще не все. Шекспир говорит, что человек превращается в животное, не только если его желания еда да сон, не только если он ничего не помнит и не имеет представления о будущем, но и если он обладает пагубной привычкой «разбирать поступки до мелочей». В основе этой привычки лишь «на четверть — мысль, а на три прочих — трусость». А все это вместе лишает человека возможности действовать по-человечески, то есть в соответствии со своими ценностями, реализуя свои «волю, силу, право и предлог». Лишившись же этой возможности, человек превращается в животное, ибо вне реализации ценностей, его уделом действительно становятся только «еда да сон».

То есть действовать, меняя мир в соответствии со своими ценностными установками, может только целостный человек, обладающий единством мысли и чувства. И именно сегодня, когда человек подвергается небывалому в истории дроблению, особенно нужна эта целостность, позволяющая не только действовать, но и целостным образом смотреть на жизнь и историю, ибо нет ничего более целостного, чем сама жизнь. Но как мы сегодня смотрим на историю? Можем ли мы посмотреть на исторические события как на жизнь, а не как на нечто дробное?

Думаю, многие помнят знаменитый юмористический номер Аркадия Райкина, в котором он появляется перед зрителями в сшитом наперекосяк костюме. Персонаж Райкина спрашивает: «Кто сшил костюм?» На сцену выходят воображаемые 100 человек работников ателье и отвечают: «Мы». На недоуменный вопрос о том, кто за костюм отвечает в целом, ему говорят: «У нас узкая специализация. К пуговицам претензии есть»? «Пуговицы пришиты насмерть — не оторвешь», — отвечает персонаж Райкина.

Фрагмент из выступления Аркадия Райкина

Костюм, лишенный целостного замысла, как бы качественно ни были выполнены его отдельные детали, перестает быть костюмом — его носить нельзя. Примерно то же самое происходит и со взглядом на историю. Сколько бы в ней ни было «белых пятен» и загадок, все же многие «пуговицы пришиты намертво». Мы многое знаем точно. Однако посмотреть в целом на то или иное историческое событие или личность часто все равно не можем и «разбираем поступки до мелочей».

Сегодня есть целые сообщества, которые, например, во всех подробностях знают устройство танков времен Второй мировой войны. Кто-то хорошо разбирает сражения с точки зрения военной стратегии. Кто-то считает цифры потерь, а кто-то изучает международную обстановку тех лет и другие факты. Чем заняты все эти специалисты? Разбором мелочей. Но история — это жизнь, которую творят целостные люди. А значит, если мы не видим в итоге общей картины, а видим лишь набор фактов из различных сфер, мы видим историческое событие подобно костюму из комедийного номера. Это «носить», то есть по достоинству оценить и сделать своей ценностью, нельзя. Нужен какой-то интегратор, который все это сведет. Обычно таким интегратором является история семьи, или человек иногда сам что-то прозревает в фактах. Но, думаю, понятно, что кризис ценностей, о котором не говорит только ленивый, налицо. И связан он, с дроблением человека и его картины мира в век информации. А информацию любить нельзя, ибо любить можно только живое.

Предполагаемый автопортрет Леонардо да Винчи

Представление о целостном человеке обычно связывается с эпохой Возрождения. Кто такой, например, Леонардо да Винчи (1452−1519)? Он был живописцем, скульптором, архитектором, ученым, изобретателем, писателем, музыкантом. В подобных случаях добросовестно перечисляются все эти виды деятельности и… начинают рассматриваться по отдельности. Как будто есть не один Леонардо, а есть Леонардо-живописец, Леонардо-ученый и так далее. Вообще, надо сказать, в подобных случаях человеческое сознание очень плохо схватывает нечто, в котором много «и» — и живописец, и ученый, и др. После добросовестного перечисления, сознание обычно ухватывается за что-то одно и начинает это рассматривать, забывая об остальном. Это же касается и исторических событий, которые по определению носят многофакторный характер.

А вот такие люди, как Леонардо, потому и являлись целостными людьми, что могли во всем видеть одну суть и быть во всем собой, схватывая весь мир в его целостности. Потому-то они так много и сделали в истории.

Однако я готов настаивать на том, что феномен целостного человека это не только удел эпохи Возрождения. Целостность — обязательное условие любого крупного исторического деяния, а также адекватного восприятия жизни и истории.

Л. С. Миропольский. Портрет М. В. Ломоносова. 1787

Кем был Ломоносов (1711−1765)? Он был художником, ученым, историком и государственным деятелем. Причем в качестве историка Михаил Васильевич является автором антинорманской теории происхождения русской государственности, которая в дальнейшем стала одним из серьезных факторов в клановых играх русской аристократии. Но это уже ведь не эпоха Возрождения.

А Гете (1749−1832)? Он был поэтом, ученым, государственным деятелем и дипломатом. В частности, он написал книгу «К теории цвета», в которой пытался оспорить оптику самого Ньютона. И хотя, по признанию подавляющего большинства ученых, оптика Гете никуда не годится, однако его заслуги в психологии восприятия цвета мало кем подвергаются сомнению.

А Ньютон (1642−1727), кстати, кто? Вроде как он только ученый, хотя и очень широкого профиля. Однако сам Ньютон, особенно в конце жизни, занимался загадками Храма Соломона, разгадав которые, как он считал, можно постичь все законы мироздания. И тут мы подходим к главному — интегратору.

Йозеф Карл Штилер. Портерт Иоганна Вольфганга Гете. 1828

Все деятели такого калибра всегда имели те или иные метафизические воззрения, которые большинством воспринимаются как «задвиги» великих людей. На самом деле именно эти «задвиги» служили для них тем основанием целостного понимания мира, благодаря которому они стали теми, кем стали. Эти воззрения могут быть очень разными и даже противоположными. Однако целостное виденье мира невозможно без интеграции в это виденье всего человека с его ценностями, умом, душой, чувствами и всем прочим. Только найдя какую-то точку, предельное основание, можно перейти к целостному виденью. Так называемые «обычные люди» делают это интуитивно и неосознанно. Ведь если бы у человека вообще не было никакого целостного основания, он просто бы перестал быть человеком. Гении же, на нечто подобное умеют опираться сознательно. И поэтому органично могут соединять то, что для других кажется несоединимым. Для них не существует каких-то там сфер человеческой деятельности и областей познания, для них существует только мир, который они изо всех сил познают и изменяют. Они могут в каких-то областях это делать гениально, а в каких-то не очень и даже терпеть неудачи. Но сам принцип целостности, всегда будет лежать в основе любой их мысли и поступка.

Но это же касается и крупных исторических деяний, в которых воедино сплетены целостная личность того, кто их совершает, как и единство всех многих аспектов этого деяния.

Так, например, считается, что Колумб (1451−1506) открыл Америку потому, что пытался проложить торговые пути в Индию. Однако такими узкими категориями не мог мыслить деятель такого масштаба. Не мыслили узкими категориями и те, кто оценивал его проект. Так, для оценки предложения Колумба король Испании Фердинанд II и королева Изабелла Кастильская создали комиссию, в которую вошли богословы, юристы, космографы и ряд придворных.

Balbo
Изабелла Кастильская и Христофор Колумб. Памятник в Гранаде

Современному человеку покажется, что рассмотрение проекта путешествия богословами — это дань идеологии. Однако в итоге дала «добро» на путешествие не эта комиссия, а лично Изабелла Кастильская. А соблазнилась она вовсе не открытием торгового пути, а возможностью, в случае успеха Колумба, военного удара с востока по Османской Империи во имя завоевания Гроба Господня.

Кроме того, путешествие Колумба осуществлялось в ту эпоху, когда было очень живо представление, берущее свое начало в античности, согласно которому, путешествие в Атлантику приравнивалось к путешествию в царство мертвых. Это царство, по тогдашним представлениям, располагалось за пределами «Геракловых столбов», именем которых назывался Гибралтарский пролив. Кроме того, это представление связывалось с завоеванием Гроба Господня. Некоторые считали, что для того, чтобы достичь успеха в этом святом деле, необходимо сначала спуститься в ад, то есть уплыть за пределы Геракловых столбов и вернуться оттуда живым, что до Колумба, по-видимому, более никому не удавалось.

Вне этих мировоззренческих «заморочек» понять и оценить путешествие Колумба нельзя. Более того, это даже и «заморочками» трудно назвать, ибо открытие Америки не только географическое, но и мировоззренческое. После Колумба мир стал пониматься иначе. Таким образом, путешествие Колумба, это и поиск торговых путей в Индию, и попытка отвоевать Иерусалим, и географическое открытие, и великое культурно-мировоззренческое изменение. Причем ни один из этих факторов упускать нельзя. Поэтому-то в комиссии по оценке проекта участвовали богословы, то есть люди, отвечающие за мировоззрение.

Христофор Колумб. Возможный посмертный портрет кисти Себастьяно дель Пьомбо. 1519

Сегодня же, пока различные конспирологи рассуждают о переписывании истории, которое невозможно осуществить в глобальном масштабе даже с технической точки зрения, в условиях «смерти идеологии», роста количества научных дисциплин и специализации, человек утрачивает «понятье о будущем и прошлом». Его сознание суживается до микроскопических размеров, и в него уже с трудом можно поместить понимание великого исторического события. Таким образом, пока идет война за те или иные интерпретации исторических событий, за факты, начинает исчезать тот человек, который мог бы в принципе разместить у себя в голове хоть какую-то интерпретацию. В итоге мы скоро можем потерять возможность понять и самих себя, и историю не только по причине лжи и неверных трактовок, но и по причине изменений самого типа сознания. Конечно, войну за историю вести надо, но что же делать с самим человеком?