Туше №1: «Приватизация» Великой Победы?

Год 75-летия Победы в Великой Отечественной войне у нас оказался растянутым в своих значимых мероприятиях, что позволяет последовательно актуализировать темы, которые касаются опыта нашего народа в этой войне и смысла Великой Победы. Количество вопросов, которые подняла сама жизнь так велико, что это указывает на нашу доверчивую простоту, что победа наших дедов так неоспорима, что сама за себя постоит. Прежде чем полемизировать с теми, кому не нужны наши аргументы и не выгодно то, как оно было на самом деле, надо разобраться с собой, очень глубоко разобраться, чтобы понять, кто мы есть на самом деле и что мы задолжали тем, кто добыл эту Великую Победу.

Вся борьба ведётся на историческом фронте с привлечением самых широких слоёв общества вокруг понятия «переписывания истории». Переписать её реально нельзя, всё что случилось, то случилось в единственном неповторимом варианте, уже не зависящем от интерпретаций кого бы то ни было. Людей, а особенно сообщества и государственные идеологии, зачастую больше интересует борьба за продвижение своих трактовок, которыми можно вокруг своих целей сплотить свой народ. Другая, более ценная сторона состоит в том, чтобы через исторический опыт понимать и развивать свои мироощущения в современной жизни. Для этого мало что-то помнить или что-то не забывать, нужны реальные знания и понимание пройденного до нас пути.

Военная история, насыщенная множеством фактов и документов лучше всего остального позволяет разобраться с самыми экстремальными событиями в жизни людей, стран, народов, человечества в целом. С кем-то можно прийти к согласию, с другими найти точки соприкосновения, а кто-то останется врагом и проявит себя в будущем, сколько деликатно не умалчивай о нелицеприятном. Важно играть с открытыми картами, мы это можем себе позволить, солдаты Победы — наши предки, дали нам сильные козыри, перед которыми блеф раскрывает сам себя. Победа всегда будет за нами, если мы не соблазнимся пересдать карты, чтобы играть в чужую игру, как это произошло 30 лет назад.

Всплеск национализма в бывших советских республиках был предсказуем и, наверное, неотвратим как повод и составляющая для формирования независимых государств. Под эту независимость пересматривается история или хотя бы отношение к ней. В авангарде, в чью угоду это делается, — свядомая общественность, опора тех, для кого независимость — самая рентабельная вещь на свете. Что касается местного национализма, то он — как собака, которую можно загнать в конуру или посадить на цепь или науськивать на соседей. Она может сдержанно рычать, брехать без умолку или кидаться на хозяина, который её недостаточно прикармливает.

Великая Отечественная война не избежала такой переоценки в бывших советских республиках, которые были активно вовлечены в неё на стороне победившего Советского Союза. Общая слава Великой Победы в новых территориальных границах стала избыточна для всех без исключения, кроме России. Появились намёки на «не наши войны» и претензии к неким освободителям, не принёсшим настоящей свободы. Это выглядит как отказ или умалчивание самого понятия «Великая Отечественная война» и переход на обобщённый термин «2-я мировая война», хотя сам характер и смысл этих войн на востоке и западе Европы принципиально отличается, и этого не скрыть.

На этот мотив наложился фактор обеливания роли националистических коллаборантов, якобы боровшихся за современную независимость. Сегодняшним национальным идеологам приходится выискивать смыслы для всего, что их выделяет и отделяет от сложившейся послевоенной идеологии победившей Великой страны. Им приходится не только критиковать идеологические мотивы, сыгравшие важную роль в достижении Победы, но и, пользуясь подсказками западных пропагандистов, переходить на антирусские позиции в целом. А это уже другой виток исторического спора, где Россию стремятся оставить в одиночестве.

Можно подробнее анализировать, как это происходило и происходит сейчас в различных республиках, но суть ясна, общую Победу потребовалось переосмыслить через призму национальных интересов и состояния отношений с Российской федерацией. Безусловно, это ослабляет нашу историческую память и наше совместное прошлое, деградирует нашу связь с предками, отстоявшими с оружием в руках нашу Великую Родину. Эти тенденции активно поддерживают внешние силы, олицетворяющие как проигравшую сторону, так и исторический компромисс тех, кто противостоит современной России в лице стран НАТО, Евросоюза в единой позиции.

А что же Россия? Тяжело преодолевая свой очередной распад, она лихорадочно ищет твёрдые основы своего существования, своего будущего. Многое она находит в прошлом, исторический опыт — сильная вещь. Великая Отечественная война — самое замечательное и монументальное воплощение, стоящее перед глазами, говорящее о нашем не настолько давнем величии. Покушение на неё справедливо воспринимается как кощунство в людском сознании. В отличие от недавних бывших собратьев, русский коллаборационизм не имеет снисхождения, прочно ассоциированный с фамилией изменника Власова и предательством вообще. Национализм на этой почве настолько маргинален, что не сможет найти внутренних смыслов для своего существования.

Россия мобилизуется в это непростое время на важных вещах, в число которых входит Победа в Великой Отечественной войне, встречая всё возрастающее сопротивление и на этом направлении сражения за память. Вопрос формулирования идеологии стоит в полный рост и уже перезрел на фоне происходящих событий. Оглядываясь на колеблющихся союзников в лице современных независимых соседей, возникает вопрос: А сможет ли Россия сама противостоять и победить в подобном, что произошло с Советским Союзом в 1941—1945 годах? На ум приходят слова песни:

Пусть враги запомнят это —Не грозим, а говорим:Мы прошли, прошли с тобой полсвета.Если надо — повторим.

Окончание куплета этой солдатской песни из кинофильма «Максим Перепелица», вышедшего на советские киноэкраны в 10-ю годовщину Победы советского народа в Великой Отечественной войне, стало популярным как на день Победы, так и в качестве ответа на враждебные выпады наших недоброжелателей. Однажды и президент России В. В. Путин высказался в том роде, что Россия и в одиночку справится с любым агрессором, как и справилась бы в конечном итоге и в Великой Отечественной войне. Казалось бы, что крамольного в сказанном, а надо было констатировать, что без союзных республик никак?

Вот тогда и появился обиженный термин в адрес России о «приватизации победы». Появился не на Западе, где нас сегодня считают оппортунистами, стремящимися сломать устоявшуюся схему вины единственно Германии, не упоминая её союзников и волонтёров. Термин появился в странах СНГ как ответная компенсация на обоснованный упрёк России на смещение акцента с общей Победы, на исключительно вклад титульных наций и их лучших представителей в правое дело, за которое остался долг России, как правопреемницы СССР, и права молодых государств на независимость, на которую нельзя посягать. Проще говоря, поддержка отдельного развития, а если надо — и материальная компенсация современной независимости.

Этот вопрос мне представляется исключительно принципиальным, так как наступает период, когда надо определиться, возвращаться к единству или распрощаться со всеми претензиями и долгами. Середины нет, поисками схем сосуществования и питанием надежд мы занимались тридцать лет, и это не привело ни к чему, кроме потери времени. На любые разнотолки надо отвечать с открытыми картами, не жалея самолюбия незалежных руководителей, ветеранов обидеть уже ничем не возможно. Самое большое огорчение они получили от развала Великой страны, за которую они сражались со своими боевыми товарищами, оставшимися на полях сражений во имя спасения и жизни этой страны.

Великая Отечественная война характеризовалась предельным напряжением всех материальных и человеческих сил нашей страны. То же самое можно сказать про мобилизацию на борьбу с Советским Союзом всех сил фашистской Германии, обратившей на это всю мощь захваченной Европы. Обе стороны сделали всё, чтобы достичь победы, и если бы могли сделать больше, то непременно сделали бы это. Результат этой борьбы широко известен уже 75 лет, и мы этим результатом гордимся. Драматизм этой борьбы, связанный с крупными поражениями наших войск в начальном периоде войны, ставит вопрос: а смогла бы Россия без союзных республик победить в этой войне?

В этом анализе возникает несколько ситуационных параметров, которые надо принять к сведению. Прежде всего, территориальный, мобилизационные возможности населения, управление действующей армии и способности экономики по армейскому обеспечению. На этих четырёх принципах попробуем разобраться, насколько ослабление этих параметров способно было повлиять на результат войны. Хочу заранее оговориться, что являюсь противником сослагательного наклонения в истории в фэнтезийном жанре «если бы», поэтому, постараюсь максимально использовать только аргументы из реальной истории, которая имела место быть.

1. Территория. Считается, что обширная территория Российской империи и Советского Союза является большим преимуществом, так как исторически нет примеров её завоевания и контроля, даже путём раздела на зоны оккупации в масштабах коалиции, как это было во время Гражданской войны и интервенции. План «Барбаросса» это учитывал и был разработан только для выхода на линию Архангельск — Казань — Астрахань. При идеальном воплощении этого плана, на следующем этапе масштабного вторжения за Волгу не планировалось, а предполагалось создание марионеточного государства Идель-Урал, опираясь на тюркский национализм.

То есть Гитлер понимал, что контролировать территорию только до Волги, подавляя неизбежное организованное сопротивление, не хватит никаких сил вермахта и его союзников вместе взятых. Даже в случае вступления в войну Японии, трудно будет ожидать подхода её войск, увязших в Китае, дальше Байкала. Значит, неизбежно будет, что останется обширная и малонаселённая территория, с которой будет организовано сопротивление и попытки вернуть утраченное. Получается, чистой победы не будет, и рассчитывать можно будет только на условия мира и коллаборантское движение на оккупированной территории по типу захваченной Европы.

Встаёт вопрос, а с каких рубежей в случае отсутствия советских республик на западной границе СССР началось бы германское вторжение? Возвращаясь к началу 1939 года, мы видим только две республики, Украину и Белоруссию, ради создания которых, им были прирезаны от РСФСР значительные территории, которые вряд ли получили бы «незалежные державы». Начав войну с Польшей, Гитлеру пришлось бы согласиться на вхождение в РСФСР центральных частей Украины и Белоруссии по типу, как была отдана Прибалтика. Сомнительно, что Германия уступила бы Литву, на карте к Пакту о ненападении она входила в германскую зону интересов.

По итогу война началась бы на рубеже приблизительно границы 1939 года и далее, к Балтийскому морю по южной границе Латвии. В среднем это отодвинуло бы границу на восток от той, которая была на 22 июня 1941 г. на 150−200 км. Это расстояние было преодолено немецкими войсками за 1−2 недели, то есть перед Ленинградом, Москвой и Ростовом-на-Дону противник оказался бы на 10 дней раньше. Решили бы эти 10 дней исход войны в пользу Гитлера? Очень сомнительно, учитывая все перипетии, военные успехи и поражения обеих сторон. Маловероятно, что это могло коренным образом повлиять на взятие сходу Москвы или Ленинграда, известно о захвате немцами Ростова-на-Дону, откуда они были выбиты через неделю.

Представим максимально худшее положение, немцам удалось продвинуться по всему фронту на те же 150−200 км восточнее той линии, которой они достигли к декабрю 1941 года. Не будем гадать о судьбе окружённых городов, линия фронта проходила бы от Онежского озера, западнее Волго-Балтийского канала, Ярославль — Иваново — Ковров — Муром — Тамбов — Волгодонск — Сальск — Краснодар. Даже эта линия достаточно далека от поставленной задачи Архангельск — Казань — Астрахань. А, учитывая результаты контрнаступления под Москвой зимой 1941−1942 гг., окружённую столицу точно бы деблокировали.

Можно предположить, что немецкое наступление 1942 года от Харькова на Сталинград позволило бы от Миллерово достичь Саратова и пересечь Волгу в нижнем течении. Что бы это дало, безлюдные заволжские степи? Можно сравнить эти перспективы с боями в степях Калмыкии, которые, не имея сплошного фронта, свелись к столкновениям у отдельных колодцев. Это тоже не могло бы принести немцам победу в войне, а ответный удар был близок и сокрушителен. «Курская дуга» случилась бы в 1943 году где-то между Липецком и Воронежем, а дальше всё покатилось бы по нарастающей, и закончилась бы эта война с тем же результатом, только не весной, а к осени.

Понятно, что просчитать войну математически невозможно, много факторов, которые учесть трудно, но сама система предполагает вариант между двумя рассмотренными, то есть не влияет на изменение результата Великой Отечественной войны никак. Евразийские пространства России, в освоение которых вложено более полутысячи лет её истории, возвращают для её имперской устойчивости сторицей. То, что Советский Союз объявил своими Союзными республиками, критически не касается Евразийского массива исторической России. Даже в совокупности, потеря этих бывших губерний Российской империи не грозит современной России уничтожением, что она сейчас и демонстрирует.

2. Население. Этот параметр страны очень важен как в смысле мобилизационных ресурсов, так и обеспечения кадров в промышленности и аграрном секторе. Не останавливаясь на его качественной характеристике, остановимся на его распределении по территории и этническом разнообразии. Уже эти факторы позволят понять, насколько отсутствие населения Литвы, Западной Белоруссии и Украины, Молдавии могло повлиять на ход приграничного сражения, насколько Красная армия была зависима от пополнения из Средней Азии и Закавказья в 1941—1943 гг.

Для начала надо принять, что население СССР в 1941 г. составляло более 200 млн человек, из которых на долю РСФСР приходилось 55%, Украина и Белоруссия до границы 1939 г. — 20%, Прибалтика и Молдавия — 4%, Закавказье — 4%, Средняя Азия — 8%. То есть, исходя из рассуждений в первой части, население РСФСР по нашей вероятной гипотетической границе на западе, даже без Закавказья и Средней Азии составляло бы на 20% меньше, на пятую часть. Теперь рассмотрим важные детали, которые значительно уменьшают эту разбежку в цифрах в реальности войны.

Многие понимают, что вследствие быстрого продвижения противника в июне 1941 г., мобилизационные мероприятия в западных областях были осложнены, но документы свидетельствуют, что призыва в присоединённых территориях Белоруссии вообще не было, зато в остальной части призыв составил более 95%. Можно предположить, что подобный подход был и на Западной Украине, и в Молдавии, а также в Прибалтике. Приграничное сражение проявило неприятное явление, национальные части в Литве оказались небоеспособные, а призывники в западных областях неблагонадёжные, особенно ввиду поражений Красной армии.

Таким образом, население самой западной части СССР не оказало влияния на мобилизационное укрепление Красной армии. По мере освобождения, в 1944 г. мужчины призывного возраста этих областей были мобилизованы в армию и внесли свой вклад в Великую Победу, но это уже не было критическое время, когда решалась судьба Великой Отечественной войны. Этот вывод никаким образом не отменяет значения партизанского движения, в том числе в западных областях, но и нельзя не принимать во внимание размах коллаборационистских организаций в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии.

Серьёзные сражения 1941−1943 гг. своим напряжением заставили для восполнения потерь мобилизовать миллионы мужчин, но надо иметь в виду, что воинскому призыву подлежала только возрастная категория 18−45 лет, то есть это нельзя назвать тотальной войной, как это было в Германии в 1945-м, когда призывали мужчин от 16 до 60 лет. Население Средней Азии и Закавказья совокупно составляло 12%, учитывая высокую долю детей, ограничения призыва по образованию (понимание русского языка), наличию родственников за границей и др., призыв должен был составлять менее 10%, можно подсчитать и точнее.

Проблема подсчёта потерь существует до сих пор, на окончание войны в мае 1945 года Красная армия составляла около 13 миллионов человек, а со всеми военизированными контингентами более 18 миллионов. Если прибавить количество комиссованных по ранениям, увечьям и болезням, учитывая тех, кто мог быть призван несколько раз, вернувшихся из плена, то цифра потерь для 200-миллионной страны сузится ещё больше. Огромные потери гражданского населения показывает статистика, но доля боевых потерь может оказаться ещё меньше. Немецкие данные о потерях Красной армии многократно завышены, даже по подсчётам Гитлера, в 1943 году мужчины в России должны были кончиться.

Учитывая характер войны в Европе в 1944—1945 гг., нельзя не заметить широкое привлечение к боевым действиям и формирование войск как порабощённых стран, так и союзников Германии; 2 польские армии, чехословацкий корпус, румынская армия и болгарская армия, они входили в состав советских фронтов и выполняли их задачи. Способна ли была Красная армия в своём составе вести войну ещё несколько месяцев? Несомненно, могла. Если бы она была меньше на 10%, критически повлияло бы это на её боеспособность? Несущественно. Обобщая поставленный вопрос о способности России (РСФСР) самостоятельно, опираясь на своё население, победить фашистскую Германию и её союзников, надо ответить утвердительно — ДА.

3. Армия. Вооружённые силы — основной инструмент достижения победы в войне. Страна Советов продемонстрировала Красную армию в Великой Отечественной войне как исключительно боеспособную силу. За весь период, с 1941 по 1945 год, в трудных условиях происходила её трансформация и отстройка, которая позволяет оценить запас прочности в достижении поставленных целей. Уровень управления и обеспечения действующей армии не просто соответствовал складывающейся обстановке, но и создавал условия для овладения инициативой в ведении боевых действий и навязывании своей воли.

Приграничное сражение лета 1941 г. было самым трудным испытанием, которое проявило многие недостатки Красной армии, что привело к оставлению больших территорий, поражениям на нескольких рубежах и огромным потерям. Несмотря на это, были найдены способы активной обороны, в конце осени остановившие врага под Ленинградом, под Москвой, под Ростовом-на-Дону, а контрнаступление под Москвой показало вермахту, что военное счастье начинает отворачиваться. Изменилось бы что-то в неизбежном балансе сил, если бы противник продвинулся вглубь страны на 100−150 км дальше? Сомнительно, сам ход событий на фронте диктовал эту логику.

1942 год показал, что действовать на нескольких направлениях, как в 1941-м, противник был уже не способен. Прорыв немцев на Сталинград показал, что и Красная армия отразить массированный удар была ещё не в состоянии, хотя отход войск был более планомерным по удобным рубежам к излучине Дона, к Волге и на Северном Кавказе. А разгром Сталинградской группировки 6-й армии вермахта, где она была окружена и уничтожена, показывал, что даже по сравнению с битвой под Москвой 1941 г. это другой уровень борьбы. Противники демонстрировали установившееся равенство сил, но общая тенденция говорила, что маятник продолжит движение в пользу Красной армии.

Это предчувствие в полной мере проявил 1943 год. Германский генштаб, планируя наступление в районе Курской дуги, ставил уже только одну задачу: перемалывание ударной группировки Красной армии и её резервов. Противник потерпел фиаско, а широкое наступление на южном направлении привело к освобождению основной части Украины. Естественно, это наступление произошло не из последних сил или только за счёт пополнения из Средней Азии и Закавказья, были задействованы гораздо более крупные силы. Кстати, национальные соединения уже не формировались, т. к. опыт их применения под Ростовом, Туапсе, на Керченском полуострове показал их слабость и неустойчивость.

В 1944—1945 годах уже Красная армия наступала на всех стратегических направлениях неудержимым потоком с многократным перевесом. Считать, что она не обходилась своими силами и не могла организовать мобилизацию на освобождённых территориях, это странно. Управление Ставкой ВГК, фронтами, армиями, корпусами, дивизиями никак не зависело от Союзных республик. Должности командиров и начальников занимали не «представители», а наиболее способные военачальники, в боях доказавшие своё умение воевать успешно. Это имперское качество служилых людей, профессиональный принцип, а не просто любовь к клочку «своей земли».

Причиной успешности Ставки ВГК была работа по накоплению резервов не просто техники, боеприпасов и маршевых батальонов, а создание и комплектование целых армий, корпусов и дивизий. Начиная с 1941 г. эти резервы не только «затыкали дыры», но и накапливались для планируемых операций. Это всё можно проследить ежемесячно по документам о составе Красной армии. Резервы никогда не зависели от какой-то части страны, это была централизованная работа на результат, где каждый вносил свой вклад. Из вышесказанного вывод один: боевой опыт Красной армии таков, что в силу своей централизации, результат её боевой работы не мог зависеть от окраинных территорий и их населения.

4. Экономика войны. Неразрывность тыла и фронта — необходимость для победы в войне. Когда на карту поставлена не только государственность, но и существование в этническом смысле, тыл не может не быть продолжением фронта. Кто обеспечивал действующую армию и резервы всем необходимым — вооружением, боеприпасами, снаряжением, продовольствием, топливом и фуражом? Всё население страны, остающееся на неоккупированной территории. Сознательно опускаю вопрос союзнических поставок, которые призваны были восполнить самое необходимое и в общем потоке материального обеспечения имели не определяющее, а точечное значение.

Вооружение и боеприпасы для войск, боевая техника изготавливались на военных заводах в глубине страны, которые значительно расширили своё производство, организовав подготовку и обучение местного населения, не подпадающего под мобилизацию на фронт. Усиленно работали предприятия и во фронтовой полосе под ударами вражеской артиллерии, как в блокадном Ленинграде, вражеской авиации, как в Москве, вражеской пехоты и танков, как в Сталинграде. Эвакуация наиболее ценного оборудования в глубокий тыл, за Волгу, за Урал, в Сибирь, позволила развернуть производства, потерянные на оккупированных территориях. Утраченные немногочисленные промышленные мощности в приграничной полосе практически не могли невосполнимо повлиять на налаживание обеспечения армии.

Вещевое имущество и снаряжение производилось в необходимых объёмах также в Закавказье и Средней Азии. В этих регионах было не только достаточно подходящего сырья, но и рабочие руки достаточной для такого производства квалификации. Об этой помощи фронту никто не забыл и не умаляет её значения, но иметь решающее значение для Великой Победы это не могло. Заготовка продовольствия и фуража для армии в основном ложилась на население прифронтовой полосы европейской части России, которая только в 1944 г. с движением фронта, достигла Прибалтики, Западной Белоруссии и Украины, Молдавии.

Обобщая тему организации обеспечения тыла Красной армии, надо признать, что он был сформирован на территории страны, которая не была оккупирована противником, и по мере освобождения к ней присоединялись западные регионы, разрушенные, обезлюдевшие и нуждавшиеся сами в восстановлении. Базовой основой для создания военно-промышленного комплекса воюющей армии в основном это была историческая Россия в её имперском развитии до Тихого океана. Именно на этой территории, её населением, отдававшим для фронта последнее, и ковалась Великая Победа.

Интересно, что есть точка зрения, отрицающая роль Советской власти, коммунистической идеологии, высшего военного руководства в достижении победы в Великой Отечественной войне. Победителем скромно объявляется «простой солдат», который, вопреки своим командирам и комиссарам, уничтожил фашистскую гадину. Однако никому не приходит в голову простое сравнение, что ни на одном производстве рабочие — ни индивидуально, ни в совокупности, не способны выпускать продукцию вопреки своим бригадирам, начальникам цехов, директорам, технологам и конструкторам, как бы их руководство не казалось «вредительским».

Это пример, когда подмена понятий внедряет в сознание абсурд, снижающий планку подвига и устраняющий смысл поиска и изучения нашего опыта. А этот опыт всегда опирался на уникальные механизмы, которые выработали наши предки в экстремальных условиях и заплатили огромную цену. Тогда возникает вопрос — кому это надо вносить этот абсурд? Тому, кто ищет возможность по любым понятиям нас расколоть не только сегодня, но и в нашей не столь давней истории, где люди нашей страны продемонстрировали выдающиеся образцы доблести, организованности, характера. Эти качества страшат тех, кто боится столкнуться с нами в противостоянии или быть уличённым в предательстве и обмане.

Поэтому выдвинутое России обвинение в приватизации Великой Победы не так безобидно, это новый уровень противостояния уже среди потомков тех, чьи предки служили в одной армии-победительнице. В чём же смысл разделения для обвиняющих в приватизации Великой Победы? По их мнению, для них появилась гораздо большая ценность, связанная с трагедией развала Советского Союза, — независимость. Совместный опыт в Великой Отечественной войне не должен требовать воссоединения исторических территорий России, вошедших в неё во времена имперского прошлого, его надо разделить, как людей и территории, придать свои особенности и сместить акценты.

Но этого мало, надо ещё выдвинуть претензии. Полностью на себя «одеяло» перетащить не удастся, понятно же, что единственная республика, без которой Победа в Великой Отечественной войне была невозможна, — это РСФСР. Но дело даже не в результате этого спора, а в самом процессе, где достижения структуры общего государства будут девальвированы, разнесены на «простых солдат» и распилены на отдельные судьбы, из которых можно слепить войну своих земляков. Вот тогда и война в целом станет «не нашей», и можно будет писать свою историю задним числом, как это выгодно для текущего момента.

Ещё более опасно и омерзительно, что такими спорами подходов к тому, что в своё время было общим, как люди и пространство, утверждаются принципы на будущее, где мы должны оставаться расколотыми между собой, со своими победами и своими претензиями. Надо ли вовлекаться в такие споры и как отвечать на встречные обвинения в имперском сознании и недооценки маленьких, гордых и независимых соседей? Мне кажется, надо идти своей дорогой исторического опыта России, который вобрал в себя всё, что было Советским Союзом и Российской империей. Кроме неё больше никто этот опыт нести не будет, тот, кто мечтает всё растащить по кусочку, будет создавать только предметы спора.

Российской Федерации не за что оправдываться, она правопреемница СССР, взяла на себя все долги и все атрибуты — как экономика, Вооружённые силы, природные богатства и остальное. С таким же правом она должна не отрезать кусочек, а брать на себя и весь исторический опыт, в том числе и Великой Отечественной войны. А приняв на себя всю эту горечь утрат и славу побед, можно твёрдо сказать: если надо — повторим! Для исторических врагов это и так понятно, для тех, кто соблазнился и запутался в своей независимости, это напоминание об их месте в строю, в котором мы победили в самой жестокой и кровопролитной войне.