«Сила Сибири»: из настоящего в будущее

Владимир Путин и Си Цзиньпин в торжественной обстановке запустили газопровод «Сила Сибири», дав команду на открытие вентиля. Газ с Чаяндинского месторождения в Якутии пошел в Китай.

В 2023 году к нему присоединится газ и с Ковыктинского месторождения в Иркутской области. Постепенно, год за годом будут расти и объемы газовых поставок: если в 2020 году запланирована транспортировка 5 млрд кубометров, то в 2021 году — 10 млрд и т.д., вплоть до 2025 года, когда газопровод выйдет на проектную мощность, пик которой заявлен на уровне в 38 млрд кубометров. По различным экспертным оценкам, удельный вес российского газа на китайском рынке на пике поставок в предстоящий 30-летний период, на который рассчитан контракт, составит от 10-ти до 15-ти или даже 20%. Причем, несмотря на то, что импортная политика Поднебесной не допускает монополий. Самое большее — это 12% рынка, и Россия полностью выберет этот максимум, а возможно и превысит его, что говорит о высоком уровне взаимного доверия сторон. К слову, Китай на постсоветском пространстве ведет переговоры по поставкам газа и с Туркменией, но там о двустороннем характере сотрудничества говорить трудно, ибо ветка проложена китайцами и им же и принадлежит.

Большую важность проект имеет и для российских регионов, которые находятся на маршруте. Во-первых, эксплуатация «трубы» — это проекты по освоению территорий, рабочие места, региональные бюджеты и перспективы. И, следовательно, люди, ибо вопрос народонаселения — главное узкое место Сибири и Дальнего Востока. Во-вторых, запланирована достройка двух ответвлений «Силы Сибири». От Благовещенска, где осуществляется пограничный переход в Китай, на Восток, к Хабаровску, а в перспективе — не исключено соединение с подлежащим модернизации Сахалинским трубопроводом, ведущим к Владивостоку. Второе ответвление пойдет от Ковыкты к областному центру Прибайкалья, Иркутску. Газификация — один из решающих параметров, влияющих на масштабы и темпы развития этих территорий. В-третьих, строится Амурский газоперерабатывающий завод, который, являясь частью проекта, позволит развить индустрию газопереработки.

Что означает состоявшееся событие с точки зрения геополитики, частью которой, как известно, является геоэкономика, в том числе трубопроводная? Вопреки заблуждениям, сохраняющим живучесть не только в обывательском, но и в экспертном сознании, китайский маршрут — пока не альтернатива европейскому. И не только по объемам: в Европу в прошлом году направлено около 200 млрд кубометров, а в текущем — чуть больше 190 млрд. Прежде всего, ресурсные базы китайского и европейского экспорта не являются взаимозаменяемыми, между ними не существует «переключателя» потоков. Газ в Европу идет с Ямала, от которого до Чаянды и Ковыкты далековато. Теоретически более вероятно, что взаимозаменяемость западной и восточной «труб» обеспечил бы другой газопровод — «Сила Сибири — 2», ранее носивший название «Алтай». Но под беспрецедентным нажимом Западе в лице ЮНЕСКО с его списками «природного и культурного наследия» и роем вращающихся вокруг них «экологов» и прочих НКО, этот проект был заморожен. Особую роль в этом сыграла Германия, по сути поставившая тогда в зависимость от судьбы «Алтая» европейскую ветку «Северного потока — 2».

Шансы на возвращение к его реализации появляются только сейчас, после владивостокского Восточного экономического форума, на котором, по информации, обнародованной монгольской стороной, достигнуто предварительное соглашение о проведении «Силы Сибири — 2» не напрямую из России в Китай через алтайский заповедник, а транзитом через Монголию. С одной стороны, это вроде бы конструктивный выход из «природоохранного» тупика, отдающего привкусом большой политики, еще больших денег и закулисных маневров глобалистского «зеленого» лобби. С другой, — не факт, что с этим решением согласятся на Западе, где к российско-китайской трубопроводной системе, каким бы маршрутом она ни пошла, имеются три основных претензии, которые под «экологию» лишь маскируются. Первая заключается в том, что в этой системе не задействуется транзит, подобный украинскому, стало быть ограничиваются, причем существенно, возможности ему помешать, дестабилизировав территорию по принципу «евразийских Балкан» (Бжезинского) на Ближнем и Среднем Востоке, где хаос развернут как раз на трубопроводных маршрутах. С ходу приходит в голову повышенная вероятность ответных попыток подрыва в обозримом будущем политической стабильности в Монголии, что американцы в свое время уже проделывали, причем, неоднократно. Значит, Улан-Батору следует сделать интересное предложение, от которого нельзя отказаться.

Второй комплекс претензий Запада к другой ветке «Силы Сибири» является главным как раз с точки зрения российских национальных интересов. Следующий восточный газопровод, в отличие от запущенного сегодня, своей ресурсной базой привязывается к месторождениям не Восточной, а Западной Сибири, в том числе Ямала, откуда проложены ветки европейских экспортных маршрутов. Это и означает ту самую взаимозаменяемость западного и восточного векторов, которая характеризуется термином «переключатель». Подобно Владимиру Зеленскому, который в преддверии заседания «нормандского формата» в Париже признал, что введение «Северного потока» существенно ослабило переговорные позиции Украины, Европа окажется точно в таком же положении. С той лишь разницей, что с Украиной она «в одном окопе» — антироссийском, а с Китаем — в разных.

И если Еврокомиссия со сменой руководства принялась давить на Москву в интересах Киева с помощью европейских судебных инстанций (дискриминационное антироссийское решение по ветке OPAL), то Китай не исключено, что с удовольствием расширит за счет Европы объемы импорта за сегодняшние пределы, невзирая на неписанные «нормы». Очень может получиться так, что подобный вариант будет выгоден и России. Причем как по политическим соображениям — избавиться от навязчивого диктата европейских идеологических принципов и Энергетических хартий, так и по экономическим. Цена на импортный газ на Востоке уже сейчас превысила цены западных рынков, и по мере наполнения европейских НПЗ и сетей СПГ-продукцией из США, эти ценовые ножницы между Европой и Китаем станут лишь нарастать. Обратим внимание: тех, кто будет принимать такое решение в Москве, меньше всего будут интересовать «издержки» противоречий с интересами прозападных «элитариев» с их недвижимостью в баварских и австрийских Альпах или на Лазурном берегу. Не должны интересовать!

Третья группа пока еще даже не претензий Запада к официально обретшему сегодня новое качество взаимодействию России и Китая в энергетической сфере — уже по-настоящему большая геополитика. С одной стороны, надо понимать, что появление в Евразии мощной и разветвленной сухопутной инфраструктуры создает дополнительный импульс сопряжению, вплоть до интеграции, проектов ЕАЭС (или того, что его заменит) и «Пояса и пути». Единая инфраструктура потребует единой системы безопасности, создание которой, в соответствии с преамбулой и рядом статей Хартии ШОС (2002 г.), подтолкнет Москву и Пекин к еще более тесному сближению в военной и военно-технической сфере и в технологиях двойного назначения. Каждый шаг в этом направлении, в свою очередь, — это очередной «кирпичик» изоляции США от России и Китая в глобальном треугольнике этих стран, где оказавшийся в такой изоляции, как правило, терпит стратегическое поражение.

Ну и военная составляющая этих тенденций. Чем шире сухопутный транзит в Китай жизненно важных для него энергоносителей, потребность в которых у Поднебесной с каждый годом растет, а своими силами удовлетворяется менее, чем на половину — тем меньше шансов у 7-го американского флота, контролирующего проливы между Индийским и Тихим океанами, этому транзиту помешать. Уязвимый на море, такой транзит будет надежно защищен от внешних угроз гигантскими сухопутными пространствами, куда доступ англосаксам закрыт, и его открытие, в отличие от времен «Большой Игры», не предполагается.

Учитывая вышеизложенное, еще раз подчеркнем: сегодняшнее, действительно, неординарное событие — это важный, но лишь самый первый шаг по пути «принуждения» Запада к адекватности и конструктивным подходам, которые не совместимы ни с практикой глобального диктата, ни с представлениями о собственной цивилизационной или, в прочтении британских первоисточников, расовой исключительности.