Театр Бертольда Брехта на Театральной олимпиаде: традиция или революция?

С июня по декабрь текущего года Северная столица России принимает у себя юбилейную, 25-ю Театральную олимпиаду — масштабный фестиваль, в рамках которого свои постановки представляют лучшие театры со всего мира, в том числе из таких стран как Япония, Индия и Китай.

Всего Санкт-Петербург увидел (и еще увидит) около 50 постановок из 20 стран мира, насыщенная программа выдалась в первой половине ноября. Разумеется, не все спектакли оказались мне близки, но, несомненно, есть между ними по меньшей мере одна общая черта — все они были созданы на самом высоком уровне. Первый спектакль, который мне удалось посмотреть, был создан немецким режиссером Кристофером Рюпингом по пьесе Бертольда Брехта «Барабаны в ночи».

Пьеса «Барабаны в ночи» стала одной из первых в творчестве великого немецкого драматурга. Впервые театральную сцену она увидела 29 сентября 1922 года в Мюнхенском Каммершпиле. По легенде, ее посмотрел будущий нацистский диктатор Адольф Гитлер.

Бавария — особое место в Германии, лишь здесь, всего на один месяц, удалось создать советскую республику, именно здесь делал свои первые шаги будущий фюрер. Идейное противостояние двух враждебных полюсов, наиболее ярко явленное в Баварии, в конечном счете привело к победе коричневой чумы на территории всей Германии, а затем на территории половины Европы.

Многие, включая самого Брехта, критиковали его раннюю работу, в которой еще прослеживается идейная незрелость. Однако именно здесь со всей беспощадностью показаны причины поражения коммунистического движения в Германии.

Действие пьесы разворачивается в контексте январских событий 1919 года в Берлине, когда восстание «Союза Спартака» потерпело крах, а его лидеры Карл Либкнехт и Роза Люксембург были зверски убиты.

Андреас Краглер — главный герой пьесы — возвращается с фронта и обнаруживает, что его возлюбленная собирается замуж за другого, очевидно, менее достойного члена общества, далекого от социальной и политической ответственности — за мирного бюргера, молчание которого сперва привело к поражению восстания «Союза Спартака», затем к поражению Веймарской республики, ну, а потом, с молчаливого его согласия, и к победе нацистов.

Но именно Краглер — главный герой разворачивающейся трагедии. Чтобы понять разницу в русской и немецкой революциях, нужно сравнить Краглера с его русскими товарищами.

Ему оно уже не интересно, ведь он добился своего — вернул свою женщину, обрел свое маленькое бюргерское счастье, которое, как ему кажется, никто у него не отнимет, превратившись таким образом в некое подобие Фридриха Мурка, первого жениха возлюбленной Краглера.

Тихий буржуазный уют в целом не был знаком русским, незримой волей провидения мы были избавлены от него. Ну или практически избавлены. Оказалось, что только нам было нечего терять, кроме собственных цепей, поэтому мы, свободные от бюргерского индивидуализма, приняли решение сражаться.

Если взглянуть на историю коммунистического движения Германии, то оно состояло в большинстве своем вот из таких Краглеров, людей, которым, в отличие от русских большевиков, есть что терять, людей, не готовых рискнуть ради великой мечты, довольствуясь малым. И, в конечном счете, эти люди, которые в общем-то были неплохими, преподнесли на блюдце власть национал-социалистам. Фашизм укрепился именно в тех странах Европы, где левые движения были наиболее сильны, но не страстно накалены, как в России, — это и Испания и Италия, это и Франция, в которой влияние будущих коллаборационистов было очень велико, это, разумеется, и Германия.

Спустя практически 100 лет в том же Мюнхенском Каммершпиле режиссер Кристофер Рюпинг вновь поставил «Барабаны в ночи», отдавая дань уважения мастеру, пытаясь дать свой ответ на вопрос «почему?».

Постановку Рюпинга, привезенную в рамках Международной театральной олимпиады, смогли увидеть гости Александринского театра. То ли неспособность дать единственно верный ответ, то ли стремление привлечь на свою постановку зрителя во второй раз побуждает Рюпинга создать два варианта концовки произведения — брехтовский и иной: в один вечер герой выбирает семейную жизнь, во второй — революцию (как будто бы одно другому обязательно должно противоречить).

Постановка получилось достаточно качественной, если не сказать талантливой, смущение вызывала лишь подзвучка голосов артистов с помощью микрофона (модный прием, который лично мне кажется противоестественным) и достаточно откровенный половой акт в первой сцене спектакля, вероятно, иначе сегодня сложно привлечь внимание современного постзрителя в просвещенной Германии.

Читайте также: Рождение постзрителя, или К чему привёл «сократизм морали» в театре

Но, к сожалению для любителей пикантных сцен, Рюпинг более не вводит в свое повествование неоправданных сцен. Здесь также и нет глубинного переживания актеров по поводу их персонажей. В этом, по всей видимости, и была задача автора — заставить работать скорее мысль, нежели чувство: зритель должен критически воспринять происходящее, чтобы понять каждого, а не сопереживать лишь одному. Может быть, поэтому финал у произведения может разниться, готовый открыться любому продолжению. Рюпинг дает их два, но можно сочинить еще больше — все будет органично.

Примечательно, что режиссер создает на сцене «театр в театре» — избитый метод, который именно здесь кажется уместным. Рюпинг как бы пытается вернуться в далекий 1922 год, когда пьеса была впервые поставлена (для этого по всему театру развешены баннеры с надписью «Не пялься так романтично», как это было сделано тогда, в Германии), он частично воссоздает декорации постановки 1922 года, а артисты здесь исполняют роли не героев пьесы, а артистов, исполняющих роли героев пьесы.

Брехтовский метод «отчуждения» виден буквально во всем, в диалогах актеров, порой чисто механически воспроизводящих текст, в причудливых костюмах артистов, непонятно откуда взявшегося кресла-каталки, ну и мнимое убийство возлюбленной Краглера, завершающееся ее воскрешением и то ли проповедью, то ли призывом к действию — разрушение «четвертой стены», еще один метод, часто используемый в современном театре.

Такой театр ничему не может научить, да и его творцы и не ставят перед собой такой задачи. Тогда зачем же все это создано? Просто интересное шоу? Попытка критического анализа брехтовских рассуждений 100-летней давности? А может быть, это всего лишь отражение импотенции современной западной мысли, не желающей (или неспособной?) давать ответы на извечные вопросы. Воспользовавшись учением великого немецкого драматурга, предложу читателю/зрителю дать самостоятельный ответ на суть и смысл подобного зрелища, не пытаясь навязать ему свое мнение, вжившись в роль театрального критика.