Закон «о семейно-бытовом насилии» – психологическое насилие над Россией

С июля этого года российское общество убеждали в насущной необходимости срочного принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия. В центральной печати, интернет-изданиях, на телевидении вдруг возникли множественные публикации в поддержку закона, крайне эмоционально освещались резонансные преступления. В соцсетях прошел российский вариант флешмоба «Я не хотела умирать» с нарисованными синяками и кровоподтеками. Феминистские НКО требовали принять закон о домашнем насилии под лозунгом «Я (мы) сестры Хачатурян». Информационная кампания сопровождалось взятой с потолка статистикой о якобы очень высоком уровне насилия в российских семьях и рассуждениями нашем склонном к насилию менталитете.

Возникла ситуация, когда общественная истерия вокруг необходимости принятия закона «разгоняется». А прочитать проект закона, который так активно рекламируется, нельзя. Авторы проекта его сознательно не показывают, черновиками законопроекта не делятся, на обсуждения в Общественную палату Российской Федерации (ОП РФ), как их ни звали, — не ходят. И очень понятно, почему разработчики проекта закона как огня боятся общественной дискуссии. Аргументов в пользу принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия просто нет.

Это стало ясно как день на парламентских слушаниях «Предупреждение преступлений в сфере семейно-бытовых отношений. Законодательное регулирование», прошедших 21 октября. Их организовали и провели инициаторы принятия закона, которые явно задумывали слушания как еще один этап в продвижении законопроекта к принятию. И полностью провалились! Поэтому видеозапись с этих слушаний организаторами не распространяется. А вот на сайтах организаций, отстаивающих семейные ценности, любительская видеозапись этого парламентского мероприятия есть.

Что мы видим? Уже во фронтальном выступлении представителя кафедры уголовного права Санкт-Петербургского Государственного университета (СПбГУ), которой комитет Госдумы РФ по вопросам семьи, женщин и детей заказал проведение экспертно-аналитического исследования, было заявлено, что эксперты рекомендуют ввести профилактику домашнего насилия только в отношении физического насилия и угроз его применения. Что касается внесения в российское законодательство других видов насилия, принятых в ряде европейских стран: психологического, экономического и так далее, то для этого необходимо отдельное обсуждение. Иными словами, даже ангажированные (в хорошем смысле) эксперты, будучи в здравом уме и твердой памяти, воздержались от рекомендаций вводить в законодательства иные виды «насилий», кроме физического. В своих выводах эксперты предупредили, что при выдаче потерпевшим от домашнего насилия «охранных ордеров» необходимо предусмотреть, чтобы обвиняемый не был лишен жилища!

Более того, отвечая на вопросы из зала, эксперт из СПбГУ заявил, что анализ приговоров по преступлениям, которые можно отнести к домашнему насилию, показывает, что 70% из них были совершены, когда и насильник, и жертва, были в состоянии алкогольного опьянения, а 20% — когда в этом состоянии была жертва или насильник. Иными словами, только 10% проанализированных приговоров по преступлениям, которые можно отнести к домашнему насилию, не связаны с алкоголем.

Ответ эксперта вызвал бурные аплодисменты в зале, так как именно о факторе алкоголя давно говорят в независимой экспертной среде, знакомой с природой насильственных преступлений. То есть факты, представленные исследователями, нанятыми думским комитетом, в руководстве которого находится Оксана Пушкина, — движущая сила законопроекта в Госдуме, говорят о том, что оппоненты закона о домашнем насилии правы: самым эффективным способом борьбы с семейно-бытовым насилием стал бы возврат принудительного лечения от алкоголизма и наркомании.

Разгром законопроекта продолжился через неделю, 30 октября, на общественных слушаниях в Общественной палате Российской Федерации (ОП РФ). Понимая, насколько «междусобойчики» вредят качеству общественной дискуссии, организаторы постарались, чтобы на слушаниях были озвучены разные точки зрения на необходимость принятия в России отдельного закона о домашнем насилии. На слушаниях очень ждали разработчиков закона с аргументированными выступлениями. Но они не пришли.

В их отсутствие участникам слушаний показали отрывок из интервью соавтора законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия, организатора флешмоба «Я не хотела умирать» Алены Поповой. Попова заявила, что в законопроект введены принятые ВОЗ виды насилия: психологическое, экономическое, физическое и сексуальное. Как стало ясно из ее объяснений, психологическое насилие предшествует реальному (физическому) насилию. Задача потенциальной жертвы понять, что к ней применяется психологическое насилие, прийти к полицейскому и попросить его выписать охранный ордер — документ, который запретит потенциальному насильнику преследовать, угрожать и приближаться к возможной будущей жертве и ее близким.

Что тут скажешь? При таком законе любая заинтересованная женщина сможет выгнать своего мужа с принадлежащей ему жилплощади. Вот почему эксперты СПбГУ так беспокоились о том, чтобы обвиняемый не остался на улице.

Попова также заявила, что по данным Росстата (!), количество жертв насилия в России составляет 16 млн 450 тыс. в год. Кстати, на парламентских слушаниях 21 октября г-жа Попова задала вопрос экспертам из СПбГУ, учитывали ли они в своем исследовании данные Росстата о 16 миллионах жертв насилия ежегодно? Эксперты честно ответили, что таких данных они у Росстата не нашли.

Свет на происхождение этих 16 миллионов пролила в своем выступлении глава Общероссийской организации защиты семьи «Родительское Всероссийское сопротивление» (РВС) Мария Мамиконян. Выяснилось, что эта цифра взята из опроса, который в 2011 году проводили два ведомства по заказу Фонда народонаселения ООН. Поведенный опрос касался не только физического и сексуального насилия, но и психологического, и даже — вербального!

То есть к реальным жертвам насилия приплюсовали тех женщин, кого, например, обозвали в транспорте или довели до слез на работе, и получили «каждую четвертую женщину — жертву насилия» или 16 миллионов. Остальное — «мелочи»: выдали опрос по поручению ООН 2011 года за данные Росстата 2019 года. Когда аргументов в пользу принятия закона нет, лоббистам приходится выдавать не относящийся к делу опрос 2011 года за актуальные данные Росстата! А что им еще делать? Приводить реальную статистику, из которой понятно, что семья — это самое безопасное для женщин и детей место?

Приглашенная выступить в Общественной палате Оксана Пушкина прислала вместо себя помощницу — Екатерину Барбакадзе. С ней приехала «группа поддержки» — две сотрудницы аппарата комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей, которые отказались выступать, присоединившись к словам Барбакадзе. А та, собственно, всего лишь заверила присутствующих, что законопроект о профилактике домашнего насилия, вносившийся на рассмотрение Госдумы в 2016 году, полностью переработан, но переработанного текста в открытом доступе нет. Помощница депутата включила присутствующим аудиообращение все той же Алены Поповой, которая сообщила, что приглашения на слушания она не получала и призвала присутствующих не обсуждать законопроект, который не читали.

Действительно, окончательный вариант законопроекта не опубликован, и поэтому его невозможно обсуждать. Но конкретный текст — это детали, а принципы «секретного» закона давно известны и были прямо предъявлены в виде записи выступления Алены Поповой. Это принципы, разрабатываемые уже почти 30 лет в комитетах феминисток и оформленные в виде Стамбульской конвенции.

Так что слагаемые этого закона о профилактике семейно-бытового насилия хорошо известны: понятие «домашнего насилия», под которое подпадают все неудобства жизни, охранные ордера, выписываемые без разбирательства, а то и согласия защищаемого, психологические курсы для насильников и кризисные центры для жертв — источники доходов некоммерческих организаций (НКО). Кроме того, в наше время сложно что-нибудь утаить, поэтому многие участники ознакомились с черновиками законопроекта, так что нельзя сказать, что они обсуждали то, что не читали.

Журналист Николай Сванидзе снялся в ролике в поддержку принятия закона о домашнем насилии с фразой «В нашей традиции элемент насилия присутствует» (проморолик закона был показан перед началом парламентских слушаний 21 октября).

В отличие от парламента, слушания в Общественной палате начались с вступительного слова зампредседателя Комиссии ОП РФ по безопасности и взаимодействию с общественными наблюдательными комиссиями Владимира Винницкого, который сообщил, что, начиная со Средних веков в России строго подходили к преступлениям против членов семьи. «Хотя Домострой и предполагал физические наказания детей, однако наказания за побои членов семьи были введены уже в Уложении от 1649 года. С 1845 года за семейные побои отправляли на каторгу на 4−6 лет, с 1903 года — на 8 лет. Побои по отношению к старшим членам семьи карались строже», — подчеркнул он. Обращаясь к статистике, Винницкий указал, что число насильственных преступлений в семейно-бытовой сфере, начиная с 2015 года по настоящее время, сократилось почти на четверть.

Вопрос о статистике — краеугольный камень кампании в продвижении закона о домашнем насилии. Лоббисты закона идут на беспрецедентную ложь. Озвучивают «статистику» семейных преступлений на основе анонимных телефонных опросов. С любых трибун, вплоть до самых высоких, говорят о 14 тысячах женщин, ежегодно погибающих от рук своих мужей в России. Тогда как последнее десятилетие показатель количества ежегодно погибающих от насилия в семье (вообще, а не только от рук мужей) женщин составляет около 300 человек. В 2018 году, по данным МВД, так было убито 253 женщины. Это очень много, но ведь не 14 тысяч!

Поэтому выступающие в Общественной палате, с одной стороны, приводили много статистических данных, чтобы было ясно, какой в действительности уровень насилия в российских семьях. С другой — говорили о том, кто создает и распространяет под видом статистики ложь.

Член ОП РФ, судья в почетной отставке Людмила Виноградова привела подробную статистику насильственных преступлений ГИАЦ МВД за 2015 год, согласно которой случаи «домашнего» насилия в отношении женщин в Российской Федерации составляли 2,2% от числа всех преступлений, совершенных в отношении женщин.

Заместитель руководителя Федеральной службы государственной статистики Марина Сабельникова ответила на обвинения сторонников закона, утверждающих, что статистика домашнего насилия в России ведется кое-как, поэтому ей нельзя доверять. Она заявила, что МВД всегда указывает, против кого совершено преступление: против члена семьи, малолетнего, супруги, супруга, сына, дочери, против беременной и так далее. То есть МВД ведет развернутую статистику, данные которой говорят, что за последние два года преступления против женщин уменьшились в два раза.

Из выступлений участников слушаний стала понятно, что законопроект о профилактике семейно-бытового насилия — это «выдающийся» юридический документ. Выступления его противников шли одно за другим, но аргументы выступающих не повторялись.

Уполномоченный по правам ребенка по Владимирской области Геннадий Прохорычев назвал законопроект «размышлениями с Рублевки». Его возмутило положение о срочном предоставлении временного жилья жертвам домашнего насилия. Учитывая, что в регионах некуда переселять погорельцев и расселять людей из аварийного жилья.

Судья Владимирского областного суда Павел Якушев заявил, что закон нарушает пределы невмешательства государства и НКО в дела семьи. Якушев отметил «непримиримый» характер законопроекта. Как оказалось, у закона нулевой примирительный потенциал, все законодательные предложения направлены на обострение существующих противоречий, обострение борьбы полов и поколений.

Глава РВС Мария Мамиконян заявила, что войну полов, которую призван запустить закон о профилактики семейно-бытового насилия, уже можно наблюдать воочию под материалами флешмоба «Я не хотела умирать». Сначала там появились высказывания феминисток в адрес мужчин, которые были настолько отвратительны, что не могли не вызвать и уже вызвали бурную ответную реакцию со стороны мужской аудитории. По мнению Мамиконян, если что-то и способно разрушить институт семьи в короткий срок, то это война полов.

Журналист-исследователь Максим Карев заявил, что ключевые борцы с домашним насилием вышли из среды, которая организовывала «болотные протесты» на стыке 2011−2012 годов. Так, Анна Ривина — директор и основатель проекта «Насилию. нет», стажировалась в литовском лагере «цветных революций», связана с осужденными по «болотному делу» Сергеем Удальцовым и Леонидом Развозжаевым. Алена Попова тесно сотрудничала — вплоть до совместного участия в подготовке оппозиции в летних лагерях — с экс-депутатом Госдумы Ильей Пономаревым, который скрывается на территории Украины и связан с бандеровским лобби.

По данным исследователя, непосредственное участие в разработке законопроекта о семейном насилии и распространении фальшивых данных о «14 тысячах российских женщин, ежегодно гибнущих от рук мужей», принимал кризисный центр «Анна», возглавляемый Мариной Писклаковой-Паркер. С 1997 года центр «Анна» финансировался фондом Форда, который перечислил ему свыше $2 млн. В 2016 году «Анна» была признана иностранным агентом.

Карев показал, что глава «Анны» Марина Писклакова-Паркер тесно вписана в высокостатусные круги США, курирующие российскую борьбу с домашним насилием. В число кураторов входят не только Хилари Клинтон, Мадлен Олбрайт, но и Пола Добрянски — представитель бандеровского лобби в высших эшелонах американской власти.

Зная все это, можно только удивляться тому, что при таком «бэкграунде» Писклакова-Паркер является членом Координационного совета Минтруда РФ по гендерным проблемам.

Правозащитник Максим Жиленков, проживший в Германии десять лет, заявил, что российский законопроект о семейно-бытовом насилии не только является братом-близнецом немецкого. Как две капли воды похожи и методы его «продавливания»: принятию закона предшествовала информкампания с распространением ложной статистики, говорящей о якобы зашкаливающем уровне насилия в немецких семьях. Закон действует и разрушает немецкие семьи уже 20 лет, однако количество насильственных преступлений по отношению к женщинам в Германии не снижается.

Правозащитника поддержал профессор кафедры социологии семьи и демографии МГУ Александр Синельников. Он указал, что предлагаемый закон приведет к массированному вмешательству во внутрисемейную жизнь. Семья без положенного ей суверенитета перестает быть семьей, поэтому кризис российской семьи еще более обострится, рождаемость упадет.

Синельников обратил внимание, что в «передовых» западных странах, где эти законы работают уже давно, кризис семьи зашел гораздо дальше: половина населения к 50-ти годам по всей Европе ни разу не вступает в брак. Ни мужчины, ни женщины. В Германии среди женщин, которые родились в конце 1960-х годов, 23% ни разу не рожали, каждая четвертая — бездетна. В России эта цифра — 8%, в три раза меньше.

Клинический психолог, эксперт Роскомнадзора Жанна Тачмамедова обратила внимание на то, что и в Европе реальный уровень физического насилия в семьях крайне низок. Этот уровень не оправдывает вторжения в семью государства и НКО, поэтому концепцию насилия потребовалось расширить, включив туда «психологическое» и другие виды насилий.

О правовом аспекте понятия «психологического насилия» рассказала криминолог, старший научный сотрудник ВНИИ МВД России Елена Тимошина. Она заявила, что закон о профилактике семейно-бытового насилия нельзя принимать уже из-за того, что понятие «психологическое насилие» крайне субъективно, а это для правового понятия недопустимо. Неопределенная норма права будет и применяться по-разному, в зависимости от субъективного мнения представителей НКО. А это значит, что равенства граждан перед законом не будет.

Тимошина подчеркнула, что семья — это то место, где женщина защищена от преступных посягательств. По статистике ГИАЦ МВД, в 2018 году из 107 450 официально зарегистрированных насильственных преступлениях против женщин только 22,8% были совершены членами семьи (24 478 случаев), из них 13 442 было совершено супругами (12,5%). Тимошина уверена: раз 80% насильственных преступлений совершается вне семьи, то бороться нужно с насилием вообще. И в первую очередь — введением принудительного лечения от алкоголизма для всех, кто совершил насильственные преступления, поскольку каждое третье расследованное преступление против личности совершается в состоянии алкогольного опьянения.

Закон о домашнем насилии — это бизнес-модель для НКО, заявила социолог, общественный деятель Надежда Юшкина. Прочитав текст законопроекта, социолог поняла, что защита жертв насилия будет платной, за исключением тех, кому удастся доказать свой неимущий статус.

В поддержку законопроекта фактически высказались несколько человек: Уполномоченная по правам человека Свердловской области, член Совета по правам человека при президенте РФ Татьяна Мерзлякова. Она отметила, что НКО Свердловской области считают, что область домашнего насилия должна быть регламентирована. Поддержала закон и представительница кризисного центра «Сестры» Екатерина Бахренькова. Она сказала, что ее организация, оказывающая помощь жертвам сексуального насилия, считает, что закон о профилактике семейно-бытового насилия необходимо принять, так как эта проблема есть и, чтобы ее решить, ее нужно осознать. По словам Бахреньковой, общество готово к принятию этого закона, более того — он запоздал, так как пора уже принимать более передовые законы, касающиеся насилия против женщин вообще. Центр «Сестры» создавали те же люди, что и центр «Анна», их сотрудники проходили совместные стажировки в США, так что какого-либо другого мнения от представительницы «Сестер» ожидать было сложно.

Законопроект о профилактике семейно-бытового насилия будет внесен на рассмотрение Государственной думы до конца текущего года. Видимо, авторы законопроекта надеются, что депутаты примут его в предновогодней спешке. А это значит, что главное сражение за суверенитет российских семей и страны еще впереди.