Когда материнство стало социальным суицидом?

Очевидная демографическая катастрофа в России вынуждает экспертов искать причины этой беды, и чаще всего звучат объяснения из экономической сферы: много или мало пособий, достаточен ли маткапитал, хватает ли детсадов… Это всё важно, но на вопрос «почему у нас не рожают?» внятного ответа не дает.

Человек живет не категориями ВВП и данных Росстата, он существует в обществе, а оно не готово к восприятию матери как полноценного участника общественной жизни, как достойного сотрудника, в конце концов, как самостоятельного человека, а не приложения… нет, даже не к ребенку, а к биологической функции деторождения. И тому масса примеров. Здесь — и опыт молодых матерей, пытающихся устроиться на работу: «у нее ребенок, он будет болеть, она будет брать больничный, лучше возьмем другую». Здесь — и негласное (или гласное) осуждение: «у тебя вся жизнь впереди, родить всегда успеешь, зачем спешить, сейчас медицина позволяет и в 50». Здесь — и гнусный мем «яжмать», который подразумевает, что если женщина — мать, то она — что-то сродни ограниченному животному, которое самим наличием у себя потомства оправдывает любую свою придурь. Здесь — и противоположный «яжматери» термин «мамочка», когда называть себя «матерью» уже почти неловко, а модно быть «мамочкой» — которая ничего не знает, не умеет и не намерена узнавать и уметь, эдаким инфантилом-переростком, с которого много-то и не спросишь. По факту в массовом сознании существуют два полюса: или мать — или полноценный и уважаемый член общества (а не «яжмать» и не «мамочка»). Этот выбор ложный, но, зачастую не зная о другом, большинство продолжают выбирать одно без другого, не задумываясь о сложном — о том, чтобы сочетать два пути.

Учиться, работать, заниматься общественной деятельностью — это благо для женщины уже потому, что через них она получает контакт с внешним миром, — счастье, которого так часто лишены находящиеся в декрете женщины, на каком-то этапе ощущающие себя просто выключенными из большой жизни. И это не эгоизм — это желание дать миру то, что ты в силах ему дать, и взять от него то, чем он готов с тобой поделиться. Достижения, да, бывают разные, если ты не знаешь, зачем достигаешь, — грош им цена. Но как насчет осознания ответственности за своего ребенка в целом, за мир, в котором он живет, будет жить, когда выйдет за пределы квартиры? Кто должен создавать для него этот мир? Женщины, которые с трибуны Госдумы сообщают, что они — ведьмы, и в согласии с такой своей идентичностью пропихивают законы, жить по которым придется нам и нашим детям? А нам — молча наблюдать, как нам рушат жизнь?

После советского периода, когда мы увидели, что женщины могут работать и самореализовываться, какая женщина откажется от такой возможности? Но общество или нездорово, или лукавит, навязывая нам модель домостроя в XXI веке. В веке, когда после рождения ребенка основным кормильцем семьи становится отец, а мать просто выпадает из всех общественных активностей, замыкаясь в пустой квартире между кухней и колыбелью. В веке, который помнит полет Терешковой в космос, который видит множество женщин на государственных должностях, в веке интернета и соцсетей, где на каждом шагу навязывают фотографии ухоженных, красивых, довольных девчонок, на которых молодая мать смотрит, как заключенный в клетку зверь с пособием в 50 рублей. На тебе хлеба на этот полтиник — и бесплатных зрелищ в сети, и будь довольна, большего не проси, большего хотят только эгоистки или нищебродки, которые бесконечно требуют подачек от государства, а оно, между прочим, тебя вообще рожать не просило. Хотя за демографию и ратует. И пенсионную реформу принимало, чтобы твоя собственная мать сейчас не помогала тебе с дитём, а сама горбатилась, но если ты про это хоть где-то скажешь — то будешь «тупой домохозяйкой, которая в своем декрете ничего не делает, зато считает себя вправе перетирать за политику». Что это за отношение к матери? Это дикость и молчаливое предательство.

Да, с появлением ребенка жизнь матери «для себя» ограничивается — но не прекращается и не должна прекращаться. И здесь снова возникает ложный, навязанный выбор: продолжать жить, как будто ничего не случилось, превращая ребенка в некий необременительный придаток, или начать жить для него, полностью забыв о себе. Макаренко четко писал, что научить ребенка быть счастливым мы обязаны через свой пример, а если ты отказываешься от своей жизни ради ребенка — конец всему, не стоит и начинать, это двойная травма как минимум, и ему, и тебе. Нас приучают к мысли, что третьего не надо, что нельзя найти здоровое решение, в котором семья будет центром женской жизни — а работа/хобби/общественная деятельность — ее важным слагаемым. Привыкнуть к этой мысли настолько нелегко, что проще от нее отказаться, утешив себя современной медициной, «которая позволяет родить и в 50».

Самое эффективное для женщины и самое безопасное для общества — это возможность сочетать материнство с самореализацией вовне. Об этом стыдно говорить, ведь «всем известно»: кто хочет самореализации — та стерва, кто хочет материнства — та клуша. Какого демографического прорыва можно ждать от женщин, разрываемых этим диким противоречием? Государственная политика в идеале должна быть направлена на снятие этого противоречия, а не на обсуждение того, как нам повысить ВВП для решения демографической проблемы. Технический прогресс уже позволяет современной женщине иметь в быту больший комфорт, чем был у аристократки веке в XIX, дело за тем, чтобы создать этой женщине условия, при которых она может и быть матерью, и не ставить на себе крест в сферах, которые ей интересны. Низведя материнство до функции, общество по сути запрещает, как нечто аморальное, хотеть чего-то еще, само это желание считается неприличным. При этом подчеркивается, что быть наседкой — это тоже, мягко говоря, не почетно: «яжмать"/"мамочка», сиди и не кудахтай. Только вот женщины — не наседки, и думать так в наше время — это не добродетель, а опасное заблуждение общества, которое технически вступило в XXI век, а ментально все никак не может выйти века из XVIII… И это страшно.

Одна из самых мерзких черт массовой культуры состоит в том, что она постоянно манипулирует нами, обслуживая текущий социально-экономический строй, навязчиво продавливая идею изоляцию женщин, которые стали матерями. Нет ни одной внятной программы, по которой она может сочетать эти две роли, хотя иногда про такие программы говорят — но потому и говорят, что они не повсеместны. Поддержки материнства на общественном и государственном уровне в России нет, тут как с предпенсионерами: вроде, по отчетам и есть какие-то курсы, позволяющие переобучиться и дотянуть до пенсии, но вокруг их не видно, потому что это всего лишь для галочки. Так и матери молодые: они по факту никому не нужны, как и подрастающее поколение. Спасибо за маткапитал, спасибо за пособия, но давали бы вы еще реальные возможности для жизни и работы. Без них мы имеем то, что имеем: сейчас материнство — это социальный суицид. На словах оно, конечно, почётно, но как нормальной женщине жить в мире, который постоянно показывает ей возможности обучения и работы, а, подразнив, ставит перед выбором: ну что, это — или дети? Ах, дети? Тогда — получай профессиональный дауншифтинг, когда тебе предстоит переквалифицироваться в распространителя косметики на дому; твой удел — обреченность, ипотека до конца жизни, кличка на выбор — «яжмать» или «мамочка» и невроз.

Если говорить о социальной политике, предусматривающей решение демографической проблемы, то, право слово, говорить нужно с любовью и уважением к женщине и матери. Оставить уже эти досужие разговоры о том, позорно или не позорно платить пособие на ребенка в 50 рублей (тут вообще нечего обсуждать!), а начать разрабатывать внятную политику, которая позволит матерям избавиться от чувства обреченности, а из общества постепенно сотрет это ханжеское представление о матери как ограниченной во всех смыслах клуше. Не надо паразитировать ни на Домострое, ни на его уродливых антиподах, которые насаждают культ успешности и установление четкой несовместимости успеха и семейных ценностей. Декрет должен перестать восприниматься как профессиональное поражение, наличие детей — как материальная обреченность, а бездетная жизнь — как жгучий инвест-проект. Или кто-то всерьез рассчитывает решить демографическую проблему, не меняя самого смыслового подхода к ней?