Коммунизм и «национальный» капитал: кто примет вызов империализма?

Карл Каутский. Американский и русский рабочий. М.: URSS, 2019

Ещё недавно казавшиеся очевидными обещания глобализации и мирового государства в наше время плавно сменились политикой национальных интересов: не только в России, но и в Великобритании, и в «мировом жандарме» США, и в других уголках мира.

Частью этого перехода стало горячее обсуждение угрозы «оранжевых» переворотов, создаваемых из-за рубежа и пытающихся подчинить нацию внешнему управлению — либо бросить её в хаос. Не то, чтобы эта оценка не имела под собой действительных оснований. Однако развал СССР тоже сопровождался массовыми выступлениями, элитными играми, расстрелом легитимной власти из танка и вмешательством Запада — только тогда этот процесс многими воспринимался как приобщение к цивилизации и торжество «общечеловеческих ценностей».

Можно ли, говоря о национальных интересах и иностранном влиянии сегодня, просто игнорировать недавнюю «глобалистичную» историю, взаимозависимость стран современного империализма, прозападное прошлое (прошлое ли?) бизнеса и актуальных элит? Возможно ли рассматривать национальную политику вне мирового контекста? Не искать, с другой стороны, единства внутренней ситуации и внешнего влияния, которое только и может объяснить успех переворотов?

Рассматривая особенности положения левого движения в разных странах в начале ХХ века, немецкий социал-демократ Карл Каутский в книге «Американский и русский рабочий» пытается связать их не только с внутренней историей того или иного государства, но и с влиянием на него мирового движения капитала, мировой империалистической системы. Автор показывает, как логика заграничного капитала, накладываясь на собственную специфику страны, существенно изменяет положение разных классов общества, определяет их политическую позицию.

Так, Каутский рассматривает США как пример страны, в которой развит национальный капитал и при этом не развит рабочий класс, а Россию — наоборот, как государство, в котором развитие пролетариата опережает развитие буржуазии. Хотя на волне революции 1905 года автор, конечно, переоценивает самостоятельную силу российских рабочих, некоторые современные историки и политологи связывают провал Февраля 1917 года именно со слабостью отечественной буржуазии. Вернее было бы вслед за Каутским уточнить: не слабость, а вторичность и зависимость от иностранного капитала, с которым новой власти в России приходилось постоянно считаться.

Автор интересно описывает положение интеллигенции в разных странах. Несмотря на то, что в коммунистической революции субъектом должен быть пролетариат, для марксизма особую роль в политическом процессе играют интеллигенты. Они формируют «авангард», партию, которая должна привнести в рабочий класс сознание, первое время организуют и направляют его. В леволиберальной мысли интеллигенция и вовсе приобретает самостоятельное значение.

По Каутскому, в странах с сильным классом крупных капиталистов интеллигенты не просто служат ему как подкупленные пропагандисты или обслуга, на которую спускается прибавочная стоимость. Занимая в обществе промежуточное положение, они являют низшим классам перспективу социального роста. Тем более, что, как отмечал автор в «Антибернштейне», с развитием образования и усложнением техники пропасть между интеллигентом и квалифицированным рабочим постепенно схлопывается, переход из одной категории в другую становится вполне реальным. В странах вроде Великобритании, где капитал эксплуатирует другие государства, «подкуп» распространяется и на самих рабочих, ещё более укрепляя их веру в «социальные лифты» — в противоположность революции.

В странах же вроде России, где ключевую роль играет иностранный капитал, интеллигенция оказывается как бы сама по себе: она начинает зависеть от других классов, в большей мере испытывает гнёт капитализма, настраивается против «обделяющего» их иностранного капитала, подкупающего интеллигентов преимущественно у себя на родине. Власть, сочетающая устаревшие грубо-авторитарные формы с жёсткой капиталистической эксплуатацией, становится для интеллигенции также раздражающим фактором. В итоге, она более склонна к протесту, бунту, началу национально-освободительной борьбы против иностранцев и архаичных форм власти.

Отметим: не только в интересах низов, но и в интересах части местных элит. Это хорошо видно из истории борьбы колоний за освобождение, несколько идеализированной Грамши. Тот же Симон Боливар входил в класс крупных землевладельцев, колониальных элит, регулярно пытавшихся «потеснить» метрополию в распределении доходов и управлении экономикой. В развале СССР немалую роль сыграли интересы местных элит, которые улучшили своё положение даже ценой общего краха экономики отделившихся республик.

Читайте также: Вечная правда освобождения народа и вечная ложь элиты

Вообще, Каутский пророчил российскому пролетариату роль объединителя общества против иностранного врага, лидера национально-освободительной борьбы. Вернее было бы сказать, что эту роль должен был сыграть не ещё только зарождающийся, далёкий от политики рабочий, а партия большевиков, направляемая всё же интеллигентами и представителями других «промежуточных» слоёв, вставшая на позиции пролетариата. Советы рабочих в России в итоге уступили властные позиции руководству партии. Большевиков ошибочно сводить к «национальным интеллигентам», для которых не характерны столь радикальные позиции, однако периферийность отечественного капитализма имеет важное значение для Октября и пути СССР.

Сегодня вся эта схема нуждается в коррективах. В современном мире связь местного интеллигента с иностранным капиталом является гораздо более непосредственной. Работник в России может без труда улететь в другую страну, обзавестись там недвижимостью, покупать иностранную продукцию и т. д. Если интеллигент в «метрополии» и живёт на более широкую ногу, то его позиция уже не воспринимается как нечто недостижимое, враждебное; скорее, она являет перспективу карьерного роста. Работник может рассчитывать на перевод из регионального отделения в центральное. Конечно, теперь возведён в систему и прямой «подкуп»: иностранные гранты, зачастую выдающиеся прямо за политическую и информационную деятельность.

Когда та же логика распространяется даже на высшие эшелоны бизнеса и элиты, стремящихся обогатиться и уехать за рубеж, — сложно удивляться, когда «прозападные» элементы и настроения вырастают внутри страны. С одной стороны, появляется желание сделать у себя так, как в метрополии; с другой — стремление «свалить», идущее с самого верха. Почва для национально-освободительной борьбы или построения альтернативной, коммунистической системы размывается.

Впрочем, Каутский одновременно отмечает тенденцию к установлению «капиталистического феодализма», господству монополий и финансового капитала, которое неизбежно начнёт ужимать промежуточные классы — мелкий бизнес, интеллигенцию и т. д. Метрополия также не может допустить слишком сильного развития колоний; разница между центром и периферией будет нарастать; кризисы также решаются преимущественно за счёт периферийных экономик, подлежащих разорению. «Подкуп» будет не расширяться (в пределе ему бы пришлось стать каким-то мировым социальным государством), а сужаться.

Но что в итоге останется от периферийных экономик в целом и от их рабочих классов в частности — большой вопрос. Откуда возьмётся пресловутый «национальный капиталист»? Как должна выглядеть национально-освободительная борьба в условиях сложных связей сегодняшнего мира? С каких позиций должны смотреть на происходящее новые большевики?

Понятно, что большая часть народа связана со своей страной, международные увязки в известной мере проходят «мимо» неё. Но какие перспективы лежат перед этим «большинством» в современном мире? Как оно переопределяется глобальным капитализмом? Схемы, противопоставляющие большинство «западникам», основываются на негативной стороне вопроса; какого же тут позитивное содержание? Этот вопрос должен равно интересовать и «националистов», и коммунистов. Одно ясно: без ответа на него перспективы России остаются мрачными.