Климатическая афера: как Запад превратил экологию в оружие войны
С точки зрения ньютоновской физики — случайности не случайны, ведь при рассмотрении мира на основе его составных частей ни один из элементов не меняет своих свойств без причины. Аналогичная ситуация при внимательном взгляде наблюдается и в рамках геополитических сфер.
Если на арене великих держав с завидным упорством продвигается одна и та же идея, а ее инициаторами выступают капиталистические группы корпораций и стран, значит, за ней стоит не забота о человечестве, а ряд задач по получению односторонних выгод. Если же учесть, что эпизодическая истерия, поднимаемая вокруг глобального потепления, Парижского соглашения, экопроблем в Китае или в нашей стране, как правило, запускается Соединенными Штатами, то это тем более вызывает обоснованные сомнения.
Причина для них заключается в том, что история XX и XXI века буквально полнится англосаксонскими «экологическими» аферами, и ярким примером тому служит миф о вреде «сорняковой» бумаги, спровоцировавший повальную вырубку лесов.
Начиная с 100 года до н.э. и заканчивая XX столетием основным мировым сырьем производства бумажной продукции выступала не древесина, а стебли конопли. Причина для столь длительной приверженности к материалу заключалась не в отсутствии у человечества технологий по его замене, а в том, что бумага из волокон сорняка по многим параметрам превосходила «древесные» листы.
Однако из теории капитализма хорошо известно, что рынку не нужен качественный, надежный и дешевый товар, поскольку подобные продукты не приносят сверхприбыли. Всего один гектар «травяного» материала, не требующего особого ухода и затрат, дает порядка 6 тонн целлюлозы в год. Предельно очевидно, что вырубленный на аналогичном участке лес реализовать можно гораздо дороже, и на этом фоне не важно, что естественная замена древесины произойдет только через десятки или сотни лет.
Другими словами, переход на «древесную» бумагу сулил приумножение капиталов для разбогатевшей на вырубке лесов части американских элит. Однако для радикальной смены технологий и роста целлюлозно-бумажных производств необходимо было решить еще одну проблему. До 1930 годов из конопли делали массу иной продукции — одежду, обувь, веревки, канаты и нитки, да и бумага из «сорняка» в разы превышала по качеству и срокам хранения бумагу из древесной целлюлозы.
Проблему взялась устранить американская корпорация DuPont, создавшая в 1935 году замену для конопляной нити — нейлон, а заодно выведя на рынок реагент для отбеливания древесной массы. Поскольку «травяные» бумажные изделия не требовали отбеливания, а соответственно, не открывали для реагента рынок, интересы одной из крупнейших американских ТНК совпали с интересами связанных с лесом корпораций.
Впоследствии, к концу 1930-х годов через лоббизм и заказанную в СМИ кампанию американским элитам удалось законодательно приравнять любое выращивание конопли к уголовному преступлению. И хотя сегодня США громче всех выступают с поучениями о сокращении вырубки лесов, их вклад в зарождение этой проблемы остается первостепенным.
В 1986 году все та же печально известная DuPont, отметившаяся не только ролью в провоцировании вырубки «легких планеты», но и изобретением напалма для войны во Вьетнаме, дефолиантов, ГМО и прочих «благ», решила выйти на мировой рынок холодильного оборудования. И вновь, поскольку сектор был поделен, начала не с рекламы созданного ей хладагента без хлора, а с очередной экологической аферы, запустив пропагандистскую пиар-кампанию о том, насколько вреден фреон для озонового слоя.
Лоббисты в американском Конгрессе вновь развернули масштабную «экологическую» полемику. В результате в 1987 году был подписан протокол об ограничении производства данного вещества, а обоснованием стало «открытие» англосаксонских специалистов, подтвердивших его разрушающий озоновый слой эффект. Огромное число компаний по всему миру разорилось, а DuPont, руками административного ресурса США, стала одним из ключевых монополистов на рынке данной продукции.
Как показали дальнейшие исследования, озоновые «дыры» так и не стали меньше ни через десять, ни через двадцать лет, а полученные модели подтвердили, что озоновый слой утолщается или уменьшается в зависимости от солнечной активности, а вовсе не из-за влияния фреона.
Самым же ироничным в этой истории было то, что фреон как соединение был открыт в 1931 году этой же самой фирмой. То есть именно DuPont запатентовала формулу фреона, заработала на ней миллиарды, а когда нетоксичное, негорючее, дешевое и не вызывающее коррозии вещество перенасытило рынок, устроила против него «экологическую» кампанию. Вывела на рынок новое соединение и заставила мир во второй раз покупать у себя «холодящие газы», но теперь по цене в разы выше.
Возможно, именно после этого США решили, что с распадом единственной конкурентной силы в лице СССР сумеют провернуть аналогичное воздействие на уровне всего мира. Так крупнейшим за всю историю климатическим мифом стала теория о глобальном потеплении, принятая в 1997 году. Киотский протокол был легко продавлен Вашингтоном в отсутствие противодействия со стороны Москвы, и вскоре 159 государств безропотно согласились сократить выбросы парниковых газов, поскольку в ходе беспрецедентной кампании именно они были названы «главной причиной разрушительного потепления».
Как и в случае с хладагентом DuPont, организаторами мифа полностью игнорировались альтернативные данные, в частности то, что уровень углекислого газа в атмосфере зависит от температуры, а не температура от уровня CO₂. Мировой океан по понятным причинам является главным генератором выбросов ввиду испарения и вносит в атмосферу 80 гигатонн углекислого газа, против человеческих 7 гигатонн. Испаряется он тем сильней, чем выше повышается температура на Земле, а рост температуры, в свою очередь, обусловливается природными ритмами и процессами внутри Солнечной системы.
Так, данные наблюдений до XIX века ясно показывают, что в тот период фиксировался самый холодный интервал современной истории, начавшийся в Европе в XV веке. Его называют «малым ледниковым периодом». Согласно хроникам, в Москве в те времена летом регулярно выпадал снег. До этого отрезка температура, напротив, была значительно выше, и этот период называют «средневековым потеплением». Другими словами, подобные колебания происходили на планете регулярно, а нынешнее постепенное потепление началось задолго до появления автомобилей и самолетов.
Внутри больших циклов колебаний шли малые, в частности относительно короткий рост температур фиксировался вплоть до 1940 года, хотя тогда атмосфера практически не загрязнялась. Похолодание же, напротив, стало наблюдаться лишь тогда, когда к финалу подходила Вторая мировая война, то есть на пике работы мировой промышленности. На протяжении промышленного бума (после конфликта) температура снова падала, хотя по принятой теории глобального потепления должна была расти, а когда настал экономический кризис Запада (1970-е годы), вместо падения снова начала повышение.
То есть фактически все это часть растянутых во времени циклов, и если бы промышленные страны XX века посчитали причиной тому нынешний миф, отказавшись от развития индустрии, то всего лишь не стали бы фабриками мира, сверхдержавами или крупными игроками — потеряли бы темп, но никак не повлияли на рост температуры. Именно этого навязыванием странам норм Киотского протокола и добивались США.
Специальная Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) начала свою работу в 1988 году, впоследствии получив Нобелевскую премию «за вклад в доказательство глобального потепления», то есть за успешное обоснование аферы для использования против экономических конкурентов США. Примечательно, что награду «независимая» комиссия разделила с американским вице-президентом Альфредом Гором.
Как и в истории с «древесной бумагой», запустившей вырубку лесов, или фреоном, запрещенным под эгидой «разрушения озонового слоя», человечество одурманивали в лучших традициях англосаксонской пропаганды. Мир пугали «скорым» исчезновением Гольфстрима, научными «доказательствами» и соответствующей продукцией Голливуда. Но если учесть, что цена вопроса составляла порядка триллиона долларов, затраты себя оправдывали.
Вскоре после принятия документа 159 странами американский сенат принял резолюцию Бёрда — Хагеля, заблокировавшую ратификацию протокола, чем снял с главного его инициатора — США — все обязательства по выполнению договора. Финальным аккордом операции стал вывод «грязных» производств ТНК в развивающиеся страны, с дальнейшим лоббированием исключения этих государств из общего списка.
Для наглядности целей протокола можно привести пример Канады, которая в ряду первых согласилась принять данные нормы, а к 2015 году стала главным сторонником идеи его непродления. Оттаве пришлось тратить десятки миллиардов долларов в год на закупку у частных ТНК невыгодных экономике систем фильтрации, вредных ламп и прочих крайне дорогостоящих и ненадежных технологий. Обязательное принятие «рекомендаций» привело к резкому удорожанию и конечной продукции главных конкурентов США — Европы, Японии, Южной Кореи и так далее…
С точки зрения закулисной политики навязывание протокола было методом борьбы транснациональных элит против национальных государств, с позиции великодержавной конкуренции — нерыночным механизмом США по торможению развития конкурентов. В обоих случаях речь шла о деструктивности, поэтому со временем доверие к идее техногенного потепления начало исчезать. В результате организаторы решили использовать остаточный потенциал в ходе Конференции по климату 2015 года, предложив взамен Киотского протокола новое «Парижское соглашение».
Нынешний документ не предполагает немедленного отказа от ископаемого топлива или резкого ограничения выбросов, но при этом оставляет главный для капитала пункт — страны-подписанты должны принять меры по «технологическому перевооружению» производств, то есть и далее закупать «зеленую продукцию» у частных корпораций.
Недавний проект с использованием Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), организовавшего пресс-конференцию Греты Тунберг, прямое доказательство прежних методов и мотивов. Сентенции 15 подростков о «бесчувственности тех», кто будет игнорировать Парижское соглашение, говорят о многом.
Примечательно, что Вашингтон снова присоединился к соглашению без ратификации, то же самое сделала и Москва. Трамп заявил о намерении вывести Соединенные Штаты из договора в ноябре 2020 года, сразу же как только это станет законодательно возможным, Кремль подобных планов пока не оглашал.
Если же говорить о том, почему Россия вообще приняла Парижский договор, то ответом может стать сложившееся в 2019 году международное положение. Москва прекрасно осознает всю подноготную действий Вашингтона и понимает, что «экодиктатура» десятилетиями позволяла сильным странам сдерживать развитие оппонентов. Но проблема состоит как раз в том, что по опыту истории Киотского протокола, в случае отказа Россия рисковала понести еще больше потерь, в том числе подставив отечественные компании под обвинения во всех «климатических» бедах.
Основной экспортный товар нашей страны — это углеводороды. Парижское соглашение описывает борьбу с потеплением как борьбу с выбросами углеводородов, следовательно, это создает идеальную почву для очередных санкций против российской экономики, навязывания платы на вредные выбросы, отказа в инвестициях, повышения ставок и так далее.
Само же Парижское соглашение предусматривает «к 2020 году сократить эмиссию парниковых газов до 75% от объема 1990 года», при том Россия уже имеет в этих рамках годовой задел (67,6% без учета поглощения CO₂ лесами и 50,7% с его учетом). То есть принятие явилось временным компромиссом. Если же в будущем, со стартом новой индустриализации издержки превысят выгоды, Кремль всегда может повторить маневр США. Не случайно и Китай, являющийся главным производителем СО₂, также решил принять этот документ по схожим с Россией мотивам.
Учитывая вышеописанное, неудивительно, что и псевдоэкологические протесты в России чаще всего работают на политические задачи, причем растут в зависимости от числа профильных НКО. Согласно данным Минюста на 2019 год, из 150 иноагентов, получающих финансирование из-за рубежа, 29 уже числятся как «экологические».
Феномен «глобальной экологической деятельности» появился в США еще в прошлом веке в виде стратегии корпоративной войны с экономическими и политическими конкурентами. Сегодня эти инструменты, под видом охраны окружающей среды, прочно перекочевали в мировую политику. А значит всем, кто по собственной воле втягивается в тот или иной аналогичный проект, стоит понимать, что пока они искренне стараются охладить атмосферу, на их идеализме кто-то греет карман.