Лешуконское: почему голод убил семью Богдана Меркурьева

Село Усть-Вашка (с 1921 года — Лешуконское) основано новгородцами, согласно расчетам прироста населения, примерно в XIV веке. В 1471 году после поражения Новгорода от московских ратей под Шелонью и Шиленьгой село перешло к Великому Княжеству Московскому.

Два наблюдения заставляют с первых минут относиться с большим уважением к лешуконцам. Надпись на памятнике землякам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, гласит: «3000 человек ушли на войну из Лешуконского района. Около 2000 человек отдали жизнь за Родину. Товарищ! Склони голову перед павшими». Две трети от числа призванных — самая большая доля погибших среди районов Архангельской области. Лешуконцев — прирожденных охотников, лучших стрелков, бросали в самое пекло боя.

Второе — чистота села. Это, на мой взгляд, самый чистый районный центр Архангельской области. Ни бумажки, ни пластиковой бутылки, ни стыдливо выброшенного пакета с мусором. Даже обрыв к Вашке в небогатой части Лешуконского Мелосполья, куда выходят задние дворы, не белеет, как зачастую бывает, потоками бытовых отходов.

Село готово принять требовательных туристов — хорошая гостиница «Прялица», почему-то названная хостелом, столовая в ностальгически-советском стиле, насыщенный краеведческий музей. Главное — природа Мезени, красные обрывы-щельи, космические облака на голубом небе. Но прекрасная в солнечный день XX века, в веке XVII местная природа обращалась к людям маской ужаса и смерти.

Анатолий Новиков, лешуконский краевед: «…Купчая на пожни от 12 апреля 1593 года: «Се яз Ортемей Васильев сын с Каращельи продал есми и отступился из доброй воли излюбя и з детьми своими Софону Меркурьеву сыну и его детем пожню против Богоявления за рекою за Вашкою в лохты на острову, треть свою, что мне от братьи з делу досталось, а в межах та пожня с верхнего конца Кузьмою Васильевым, з братом моим, а с нижнего конца с Ефимом Васильевым сыном, з братом же, а делена концом с Вашки реки, а другим концом к заводе: да другую поженку продал Софону ж на той же веретеи повыше тое пожни; а в межах та поженка с Ываном Васильевым сыном Шохнова, а с нижного конца с Ефимом, з братом; а продал есми и з леском, что на боку, половину свою, а другая половина Ефимова, брата моего; а концом та поженка от Старой Вашки».

Софон Меркурьев продолжает расширять свои сенокосные угодья и скупает новые участки, о чем говорит купчая на пожни за рекою Вашкою, проданные Кузьмою Рапиным Софону Меркурьеву сыну и его детям, от 23 декабря 1593 года: «Се яз Кузьма Васильев сын Рапин с Каращельи и с своими детьми со всеми продал есми и отступился из доброй воли своего владения деревни две поженки против Богоявления Христова церкви за рекою за Вашкою. У Выски у новые заводи, одна поженка с верхнего конца, с Софоном Меркурьевым по его купчей грамоте, а с нижнего конца с Софоном же в межах по его ж по купчей грамоте…»

Писцовая книга переписи 1623 года зафиксировала Софона Меркурьева в деревне Мелкосольской: «Во дворе Софонко Меркурьев с сыном з Богдашком, две чети бес полуосмины». В деревне на восемь дворов приходится «пашни 12 четей в поле, а в двух по тому ж сена вверх по реке по Мезени и вниз по реке по Вашке 130 копен да 200 слопцов».

Очень стремился Софон обеспечить себе и своим детям благополучную жизнь, расширял сенокосные угодья для уверенного содержания скота. Однако жизнь жестоко обошлась с его сыном. Оборвался исключительно трудолюбивый род. Пересписная книга 1647 года доносит до нас безжалостные строки: «Деревня Лапинская Деновская Пестинская тож… Пять дворов пустых: двор Богдашка Софонова … померли они в 151-ом (1643 — А.Н.) году з голоду и жен и детей после их не осталось» (1).

Массового голода, как перед Великой Смутой, в 1642—1643 годах по всей России не отмечено. Только на Мезени, согласно писцовым книгам 1646−1647 гг., он выморил население мезенских деревень. Почему здесь от него умирали, а немного южнее — нет?

Во-первых, земля никогда не давала северянам урожая, способного их прокормить: «В четырех уездах Архангельской губернии на душу населения в год собиралось менее 25% необходимого количества хлеба, то есть более 8 месяцев в году эти уезды должны были жить за счет привозного хлеба или питаться его суррогатами. Это были Печорский — 2,4 пуда хлеба на человека в год, Архангельский — 2,4, Мезенский — 3,6 …пуд… Более 50% необходимого количества хлеба собиралось только в 8 уездах. К ним принадлежал единственный земледельческий уезд Архангельской губернии — Шенкурский — 8,2 пуд…» (2).

Недостающее зерно приходилось покупать на деньги, вырученные от промыслов и отходничества. В кризисные годы это становилось проблемой — зерна не продавали, и цены взлетали. Даже в обычные, неголодные года, зерно на Севере продавали значительно дороже, чем в стране: «…В первой половине 70-х годов (XVIII в. — прим. автора) средние цены на рожь в северных губерниях превосходили средние цены Европейской России примерно на 31%, то в первой половине 80-х — уже на 45%.

Цены на рожь увеличивались, достигнув в среднем по Европейской России 86 коп… в Вологодской — 108, в Архангельской — 134 коп (за пуд)» (3).

В голодный год отказывались от продукции промыслов и услуг отходников — все деньги направлялись на закупку семян. А северянам становилось не на что его закупить.

Земледелие на Севере всегда рискованное, а самое рискованное — на Мезени. Причем не только из-за погоды. Земли не хватало, леса, выжигаемые под пашню, росли вдоль рек, чуть дальше от них начинались болота. На один двор здесь приходилось значительно меньше земли, чем в Подвинье и даже на Пинеге: «…по книгам 20-х гг. XVII в. на двор приходилось в черносошных волостях:

Пашни паханной (в четвертях в одном поле) — Подвинье — 2,3 четверти в одном поле, Пинега — 2,2, Мезень — 0,9…» (4).

В XVI в. средний размер тяглового участка пахотной земли, приходящейся на крестьянский двор, в… Каргопольском уезде был равен 9,9 десятины, …в Турчасовском стане — 7,2 … в Емецком стане Двинского уезда — 3,8, в Куростровской волости — около 4, на Пинеге — 2,1, на Мезени — 1 десятина (5).

Поэтому бедных хозяйств, находящихся каждый год на грани голода, было больше: «В каждом районе налицо многочисленная группа дворов (на Мезени — около 60%, на Пинеге — около 40%) с наделами, меньшими (иногда во много раз) средней нормы. …дворы с наделами менее 1 четверти, составлявшие 27,8% всех дворов, владели 8,9% земли, а дворы с наделами от 4 четвертей и выше, составлявшие 3,8% всех дворов, владели 11,4% земли» (6).

Был ли Софонко Меркурьев богатеем? Нет, не был. Перепись 1646 года упоминает размер надела Меркурьевых — две четверти, среднее по размерам хозяйство.

Крестьяне здесь выбирали для сева зерновые с самым коротким периодом созревания, монокультура увеличивала риски урожая в сравнении с разнообразием сельхозкультур уездов южнее: «…Решающее влияние оказывали природно-климатические условия. Чем севернее и суровее они, тем с большей необходимостью следовало подбирать зерновые культуры с коротким вегетационным периодом. Многовековой опыт двинского крестьянства выдвинул на первое место ячмень как наиболее скороспелую культуру, наиболее же устойчивой культурой для всего Севера была рожь (7).

В районе Мезени ячмень занимал 75,8%. …Приверженность крестьян к ячменю объяснялась не только тем, что ячмень имел короткий вегетационный период (90−105 дней), но и способностью его давать урожай при двух‑ и даже трехкратных посевах на одном месте, при внесении ранее удобрения» (8).

Малоземелие, суровый климат заставляли работать в деревнях от восхода до заката. Труд здесь был интенсивнее, от земли брали все что можно:«Землю обрабатывали тщательно. В порядных грамотах подрядчики обязываются землю «пахати… добро, безохульно», орати «двою» и «трою»… Но важнейшее значение для повышения культуры земледелия имело унавоживание полей (9).

Примечательно, что в XVII в. самая высокая урожайность ячменя и пшеницы в России отражена в источниках северных уездов (10).

…Северные крестьяне непрестанно трудились над искусственным созданием плодородия почв, вносили удобрения, применяли различные системы обработки, приспосабливали поля для определенных культур, учитывали погодные условия и т. д» (11).

Интенсивный труд на коротком отрезке времени еще увеличивал риски — болезнь семьи летом угрожала потерей урожая и голодом.

Конечно, это не приводило к катастрофическим последствиям и вымиранию мезенских деревень от голода. Чтобы разразился голод, подобный такому, как был в 1642—1643 гг., требовалось еще что-то, какое-то стечение неблагоприятных обстоятельств. Оно случилось и погубило семью Меркурьевых, и множество других семей.

С времен Смутного времени на Мезень бежали от войны. Поонежье, Двинской уезд, берега Белого моря не давали убежища — с 1613 по 1620 год здесь было опаснее, чем в Центральной России. Шесть лет польско-казацкие банды разоряли Русский Север. На Мезень они не ходили, зная бедность местного населения, и люди тянулись сюда, в безопасность.

«В результате страну в 1560-е годы и охватил масштабный структурный кризис, вызванный территориальным ростом. Слагающими этого кризиса были: нахождение огромного числа населения на стадии «обживания» на новом месте, увеличение количества переселившихся «бобылей» и, соответственно, падение демографического воспроизводства…» (12).

Скудные мезенские земли оказались перенаселены людьми, трудолюбивыми, но не знающими местных особенностей ведения сельского хозяйства. Малейший толчок мог обрушить ситуацию. Что стало этим толчком в 1642 году? Погодные аномалии? Нет, пишет историк С. Нефедов: «Р. Г. Скрынников и Р. Крами объясняют голод 1601−1603 годов глобальными климатическими изменениями: похолоданием XVI века, пик которого пришелся на 1591−1620 годы. Действительно, средняя летняя температура уменьшилась на протяжении столетия на 0,8 градуса. Однако, как отмечалось выше, изменение температуры практически не коррелируется с частотой больших неурожаев. В частности, используя те же материалы, которые использовал Р. Г. Скрынников, можно указать на то обстоятельство, что значительное похолодание отмечалось также в 1526—1530 и в 1639—1643 годах, но в это время не отмечалось неурожаев и голода» (13).

Как же «не отмечено неурожаев и голода»? Писцовые книги 1646−1647 гг. отмечают на Мезени вымершие деревни. Три четверти, в лучшем случае две трети, дворов стояли пустыми. Нефедов неправ, но он упоминает похолодание в 1639—1643 годах и не ссылается на источник. Климатические наблюдения в России начались только с 1670-х годов. Причины голода на Мезени 1642−1643 гг нашлись в работах зарубежных исследователей.

Эмманюэдь Ле Руа Ледюри, историк климата: «Фенологические данные (даты сбора винограда) представляют собой непрерывный, количественный, одновременный источник, они указывают на температурную тенденцию теплого сезона (весна, лето) каждого отдельного года… хмурая, холодная весна, прохладное, гнилое лето — это поздний сбор винограда…

Заслуживает внимания такое сопоставление в применении к XVII столетию:

Поздний сбор винограда… 1591−1602, 1639−1644 гг

Наиболее выраженный ледниковый максимум в Альпах 1601, 1643−1644 гг.

…максимум продвижения ледников, отмеченный около 1640−1650 гг., оказался достаточно общим для Альп… альпийские ледники начали снова наступать между 1640 и 1643 годом…» (14)

Катаклизмом, уничтожившим урожай на Мезени, стало похолодание 1639−1644 годов, малозаметное в России, но роковое для Лешуконии. Накопившее риски здешнее сельское хозяйство рухнуло и похоронило тысячи человек.

Выбившийся из бедняков в середняки, Софонко Меркурьев оставил сыну крепкое хозяйство. Когда наступил голод 1642 года, большинство земляков, не имеющих запасов семян, снялось и ушло на юг. Семья Меркурьевых славилась упорством, способностью преодолевать испытания. Это-то и погубило сына Софона — Богдана Меркурьева и его семью. Он не убежал на юг или в Сибирь, где нашли спасение многие мезенские жители, а решил бороться и остался. У домовитого Богдана были запасы, но когда неурожай случился и в 1643 году, семья погибла.

Вечная память всем, отдавшим жизнь за освоение бескрайних просторов Русского Севера!

Примечания: