Запоздавший шедевр: грандиозная хроника великой страны
Вокруг романа «Зимний скорый» сложилась некоторая мифология. Когда-то мне об этой книге рассказал знакомый писатель ‑ и рассказал так: мол, некий инженер решил написать Самый Главный Роман о Советском Союзе. Он писал его 20 лет, подгоняя слово к слову, шлифовал, правил, прилаживал. В итоге получился шедевр, вот только он оказался никому не нужен: пока автор писал свой великий роман, читатели перестали интересоваться книгами о советской жизни. Вот так и получился шедевр, которого никто не знает.
Я, понятное дело, нашел роман Оскотского и прочел. Ну, он действительно мог бы стать шедевром, бестселлером, книгой года — года этак 1992-го, когда большинство читателей все еще вдыхали пыль и пепел рухнувшей советской империи и пытались понять, что с ними случилось. Роман Оскотского действительно масштабен, величав, грандиозен по исполнению. Просто физически ощущается, сколько на него затрачено психических, физических и творческих сил, что писался он, скорее всего, с кучей черновиков, схем, планов, экспликаций. В «Зимнем скором» ощущается именно не писательский, а инженерный подход, он сконструирован, изобретен, собран по чертежам. Вот эти «писал 20 лет» здесь чувствуются — запах пота, сожженные калории, отвергнутые варианты… Роман Захара Оскотского представляет собой результат весьма серьезного труда.
И — что? И ничего. Никакого читательского резонанса, никакого обсуждения, никакого «шума», который вызвал бы выход такого грандиозного романа, не случилось — я, во всяком случае, не помню. Любой новый роман Пелевина, которые он выпекает к очередной ежегодной книжной ярмарке, порождает бурю хайпа, тысячи откликов, бешеную полемику — и через пару месяцев все забывают новый роман Пелевина и ждут следующий. А здесь действительно серьезное литературное произведение, по мне так действительно шедевр — и как в воду ухнул, ни критики, ни публика не заметили.
Кстати, в легенде про некоего инженера, решившего создать шедевр, не всё является легендой. Захар Оскотский действительно большую часть жизни проработал инженером, даже главным инженером, делал какие-то штуки для «оборонки». Но писать он начал давно — первая его публикация состоялась еще в начале 1980-х. И еще что важно: «Зимний скорый», похоже, очень автобиографичен. Главный герой совпадает с автором по году рождения (1947), по место проживания (город Ленинград), по роду занятий (инженер в «почтовом ящике»), про остальное не знаю. По сути, «Зимний скорый» — интересный опыт создания эпоса о советском времени через судьбу одного отдельного человека.
Три друга — Григорьев, Марик, Димка — учатся в одной школе, потом вступают в самостоятельную жизнь. Григорьев — главный герой романа, который служит связующим звеном для отслеживания того, как складываются судьбы его товарищей. Марик, перспективный и талантливый студент, имеет все шансы стать светилом советской кибернетики, но мешает «пятый пункт». Карьеру ему ломают, его научного руководителя увольняют, Марик слоняется по случайным работам, даже «считает столбы» (рассчитывает нагрузку опор линий электропередачи), и неожиданно обретает себя в школе, где преподает математику по собственным авторским программам. Димка, многообещающий (в юности) художник, из-за своего безалаберного характера становится типичным советским «зарабатывальщиком», трудится в блатной оформительской мастерской, живущей на «левых» заказах. В какой-то момент лавочку накрывают, Димка оказывается в колонии-поселении, а после и вовсе умирает, не оставив после себя ни детей, ни шедевров.
Ну, и главный герой Григорьев проходит все круги советского жизнестроительства. Поступает в институт, влюбляется в однокурсницу, женится, становится молодым специалистом и счастливым молодым отцом. Изобретает какие-то важные и нужные, как ему кажется, вещи. Но из-за забюрократизированной советской системы бесконечных согласований и утверждений в какой-то момент понимает, что ни черта у него не получится. И отдается своей тайной страсти — литературе. Он пишет историческую повесть о соперничестве двух великих военных и государственных деятелей XVII века — Тюренна и Монтекукколи, о событиях, которые не имеют никаких точек соприкосновения с современной ему советской действительностью. По сути, все три друга совершают побег из советской реальности куда-то туда, где можно не иметь дел с советским государством в его «застойном» изводе: Марик убегает к своим ученикам, Димка — в накопительство и пьянку, Григорьев — в творчество.
Этот роман действительно хорошо написан. Автор не злоупотребляет твистами, флэшбеками, не подстегивает читательский интерес — линейная композиция, обычный сюжет. «Про жизнь» во всех ее разнообразных подробностях. И что самое поразительное — я узнавал эту жизнь, хотя младше автора и его героев на два поколения. Может быть, это главное достоинство романа Захара Оскотского — что ему удалось избежать как разоблачительского пафоса «какой же ужас была эта жизнь в «совке», но и назвать роман апологией советской жизни я бы тоже не решился. Это максимально трезвая, четкая, объективная картинка, фотография той эпохи и той жизни.
У «Зимнего скорого» есть еще один чрезвычайно важный слой — структурно необходимый, я бы сказал. По сути, «Зимний скорый» представляет собой подробнейшую хронику советской жизни 1960−1980-х гг. (о чем говорит подзаголовок романа «Хроника советской эпохи»), подробно описывающую атмосферу партсобраний, содержание стенгазет на стене, обсуждаемые политические события, анекдоты, разговоры, цены, одежды — словом, весь тот мусор эпохи, который превращается в ценнейшее свидетельство в устах очевидца. Этот роман можно читать как учебник по истории, настолько сильно текст пронизан всеми этими мелкими подробностями — какие статьи обсуждали в курилках, о чём говорили с друзьями, что звучало в речах лекторов-пропагандистов из общества «Знание».
Есть такой известный проект Леонида Парфенова «Намедни», который тоже рассказывает о всяких событиях, людях, явлениях советского времени. Но при всём уважении «Намедни» — это такой довольно поверхностный перечень, создающий некое представление о тех временах, но не дающий понять, чем жили люди, о чём говорили, чего боялись, чему радовались и чем гордились. «Зимний скорый» как раз и выглядит в своем втором смысловом слое этаким «Намедни», но в прозе, позволяющим глубже проникнуть, осознать самые разные феномены той эпохи. И в этом для меня заключается несомненная ценность романа Захара Оскотского.
Странно, что он больше не написал ничего сопоставимого с этим opus magnum. И, кстати, я верю в то, что время этого романа еще придет. Он настолько хорош, что спустя какое-то время его переиздадут, — и книга получит ту меру читательской любви, которую, безусловно, заслуживает. У нас не так много книг, достойных подобной судьбы, не так часто книги, когда-то изданные, триумфально возвращаются спустя много лет. Не люблю давать прогнозов, но почему-то есть у меня уверенность, что издательская и читательская история романа Захара Оскотского «Зимний скорый» — на мой взгляд, одного из лучших романов о жизни советского человека — еще не закончена.
Об авторе книги.
Захар Григорьевич Оскотский (род. 23 января 1947) — российский писатель, прозаик и публицист. Член Российского Союза профессиональных литераторов. Родился в Ленинграде. Окончил Технологический институт им. Ленсовета. В 1970—1987 гг. работал в научно-производственном объединении ВПК. В 1970-е гг. начал писать рассказы. Печатается с 1980 г.