В жизни встречаются герои и сюжеты, которые в литературу могут быть перенесены только со ссылкой на первоисточник — иначе они станут выглядеть недостоверно или приторно. Например, на процессе по убийству императора Александра II государственный обвинитель Сергей Муравьев приходился другом детства подсудимой Софье Перовской. Если применить это совпадение к вымышленному процессу с вымышленными персонажами, рассказ неизбежно приобретет сентиментальный привкус блатной лирики.

Леонид Юзефович. Самодержец пустыни

Леонид Юзефович мастерски владеет и стилизацией, и вымыслом. Тому свидетельством — цикл исторических детективов о петербургском сыщике Путилине (начатый, к слову, существенно раньше, чем акунинский о Фандорине). Но в книге о бароне Унгерне, одном из самых одиозных деятелей Гражданской войны, авторский вымысел отсутствует даже в тех микродозах, которые допустимы в документальной прозе. Основа творческого метода здесь — историческое исследование. В ход идут документы, свидетельства очевидцев, наиболее вероятные реконструкции (при отсутствии документов или противоречиях в источниках). На всем протяжении «Самодержца пустыни» не встретить описания вроде: «Он посмотрел в небо, вспомнил мать и почесал плечо» — хотя подобные действия можно приписать любому человеку, и, возможно, именно в таком порядке, автор отказывается от подобных допущений, как ничем не подтвержденных в отношении конкретного лица в конкретный момент времени.

Всё это более чем согласуется с описываемым материалом: фигура Унгерна сама по себе слишком фантастична, чтобы добавлять к ней еще и художественное сочинительство. На страницах романа приводится не одно свидетельство того, что люди, столкнувшиеся с бароном и служившие под его началом, вспоминали пережитое как нечто неправдоподобное — из разряда «Расскажешь — не поверят». В художественном произведении персонаж с его набором качеств выглядел бы тенденциозно-надуманным. Причина подобного восприятия, думается, в том, что Унгерн и в жизни вел себя не как человек, который сам себя сделал, а как персонаж, который сам себя выдумал. Далекий предок, штурмовавший Иерусалим вместе с королём Ричардом Львиное сердце, для него ближе и реальней, чем собственный отец — всего-навсего доктор философии. И неудивительно, что на его вымысел о себе, как на снежный ком, налипают вымыслы окружающих: еще при жизни барона его окружают слухи, легенды, он становится героем давних мифов, ему приписываются сверхъестественные способности.

Генерал-лейтенант барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг в Иркутске на допросе. 1921

Неуживчивый неудачник в мирной жизни, он с радостью встречает начало Первой мировой и на передовой проявляет безрассудную храбрость. Но перед нами не эстляндский дон Кихот, стремящийся повторить подвиги далеких предков-рыцарей (хотя идея рыцарства чрезвычайно важна для барона). Перед нами — человек-идея. Роман «Самодержец пустыни» менее всего является биографией Роберта Николаса Максимилиана фон Унгерна-Штернберга, поменявшего длинное немецкое имя на русское Роман Федорович. С самого начала Л. Юзефович вводит читателя в круг идей, эсхатологических ожиданий и геополитических раскладов конца 19 — начала 20 веков (иные из идей набрали силу ко Второй мировой, а некоторые актуальны и сейчас). На Китай, где положение маньчжурской династии становится всё менее прочным, с разной степенью умозрительности претендуют по меньшей мере три крупных игрока Дальнего Востока — Великобритания, Российская империя и Япония (стремящаяся стать сверхдержавой). В русском обществе широкий резонанс получила «Повесть об Антихристе» Владимира Соловьева, где философ предсказывает гибельное нашествие на Россию и Европу народов желтой расы. Но то, что отечественной интеллигенции грезится как «желтая опасность», для Унгерна — «желтое спасение». Он убежден, что белые народы развратились и деградировали — истинная культура и общественное устройство сохранились лишь на Востоке. Ключ от Китая барон видит в Монголии и загорается мечтой — возродить (а потом и расширить) империю Чингиз-хана. Себя Унгерн всерьёз ощущает орудием высших сил, призванным возглавить жёлтый поход по очищению мира от скверны.

Не будучи садистом по натуре, он по ходу Гражданской войны проявляет совершенно иррациональную жестокость — не только к тем, кого считал врагами, но и к собственным подчинённым за пустяковые и даже мнимые провинности (по определению Л. Юзефовича «палач-идеалист»).

Однако одной жестокостью в то время выделиться было сложно. Унгерна прославил поход на Ургу (теперешний Улан-Батор). Предприятие кажется безумным: столицу защищает китайский гарнизон, по численности превосходящий его собственную дивизию в 10 раз. Как ему удается взять город — об этом лучше читать. Но триумф барона длится всего несколько месяцев: миролюбивые монголы решительно не хотят возрождать империю славного предка и становиться авангардом всемирной борьбы. А вот содержать войско Унгерна для них становиться всё накладней. Чувствуя необходимость в новой победе, которая восстановит стремительно тающий авторитет, разочарованный барон ведет дивизию в Россию и в первом же столкновении с Красной Армией терпит сокрушительное поражение. В конце концов против него возникает заговор собственных офицеров. Ни одна из уготованных пуль не попадает в Унгерна — он бежит и оказывается в советском плену.

stanislava_870
Юрта

Документальный роман «Самодержец пустыни» впервые был издан в 1993 году, когда трендом было окарикатуривать командиров Красной Армии и облагораживать вождей Белого движения, что, несомненно, стало выворачиванием наизнанку советского подхода в изображении Гражданской войны. Выгодное отличие книги Л. Юзефовича — полное отсутствие идеологической предвзятости или ангажированности. Автор описывает события с бесстрастностью (но не равнодушием!) эпидемиолога, рассказывающего о вспышке чумы в определенном регионе.

Что делает «Самодержца пустыни» именно романом, а не просто документальным исследованием? Здесь присутствуют необходимые для романа и необязательные для исторического труда главный герой, чувство меры (в частности, при описании зверств, пыток, убийств), художественная сила описаний и, наконец, символизм. Ожесточенность Гражданской войны коренилась не в том, что сын пошёл против отца и брат пошёл на брата — это лишь следствие. Причина — в том, что между собой сражались носители глобальных идей по переустройству мира. И барон Унгерн — один из ярких символов этой борьбы (гораздо более яркий, чем Деникин, Врангель, Колчак).

В заключение нужно сказать о ещё одной особенности романа «Самодержец пустыни»: после его прочтения видишь, из каких мелочей, случайностей, оттенков складывается история. А это удерживает от скоропалительных и поверхностных суждений об исторических событиях и деятелях. По нашим временам, когда об истории нередко судят по художественным фильмам, романам о «попаданцах» и компьютерным играм, — бесценное качество.

Справка: Леонид Абрамович Юзефович (родился в 1947 г. в Москве) — русский писатель и сценарист, кандидат исторических наук. Автор более двух десятков произведений на исторические темы. Дважды лауреат премий «Национальный Бестселлер («Князь ветра», «Зимняя дорога») и «Большая книга» («Журавли и карлики», «Зимняя дорога»), а также Строгановской премии в номинации «За выдающиеся достижения в области культуры и искусства». Произведения Л. Юзефовича неоднократно экранизировались.