Иван Киреевский (1806−1856) при жизни и после смерти вызывал много споров. Западники не могли простить ему «измены». Один из активных участников знаменитого Общества любомудрия — кружка, изучавшего и пропагандировавшего европейскую философию (главным образом модное «новейшее немецкое любомудрие»), автор статьи «Девятнадцатый век», в которой многие усматривали требование для России конституционных свобод, неожиданно становится «реакционером"-славянофилом.

Впрочем, даже его противники, например, публицист Дмитрий Писарев, призывали не только осуждать, но и «поработать над объяснением личности Киреевского как любопытного психологического факта», хотя дежурно оговаривались, что он «был плохой мыслитель — он боялся мысли», а потому «никуда не подвинул русское самосознание».

Правда, если бы западники умели читать не только то, что им нравится, то они могли бы обратить внимание, что в том же «Девятнадцатом веке» у Киреевского намечается критический взгляд на Европу и вестернизацию России. Анализируя различные варианты западного просвещения, философ считал возможным применение лишь его поздней модели. Одновременно он попутно оговаривался и по поводу самой европейской культуры: «Не должно смешивать успехи истинные с мнимыми, и нововведения мечтательные, вредные, с необходимым развитием просвещения».

Собранное вместе философское и эпистолярное наследие Киреевского характеризует его как независимого мыслителя, который не менее критично оценивал и славянофильскую систему, будучи уже самим славянофилом. Так, в работе «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» он видел проблемы, возникшие с отечественной просветительской традицией, не в личности Петра I (широко распространенное суждение среди славянофилов), а в XVI в., еще до времен Иоанна IV. Можно вспомнить и его полемику с другим славянофилом, Алексеем Хомяковым. В ходе нее он уточнил истоки «несчастного поворота» русской истории, связав их со Стоглавым собором (1551 г.), в результате которого внешние формы подменили «просвещение не блестящее, но глубокое; не роскошное, не материальное, имеющее целью удобства наружной жизни, но внутреннее, духовное».

Из других сочинений Киреевского, представленных в настоящем собрании, хотелось бы назвать «Нечто о характере поэзии Пушкина», «Фауст», трагедия, соч. Гете», Дневник 1852−1854 гг., а также письма оптинскому старцу Макарию (Иванову), Александру Пушкину, Владимиру Далю, Сергею Аксакову и Тимофею Грановскому.

Вот только прочтут ли и поймут Киреевского современные либералы, которые умеют слушать только себя самих.