Как сотрудник абвера боролся с мифом «германского Христа»
9 апреля 1945 года, буквально за считанные недели до окончания Второй мировой войны, в концлагере Флоссенбюрг за участие в антинацистском заговоре был казнен Дитрих Бонхеффер, лютеранский пастор, богослов, публицист, проповедник, взгляды которого сильно повлияли на развитие послевоенной религиозной философии и богословия на Западе, особенно после выхода в свет книги англиканского епископа Джона А. Т. Робинсона «Быть честным перед Богом» (Honest to God. London, 1963), где провозглашенный автором «кризис доверия» по отношению к традиционной теологии, был подкрепляем цитатами из тюремных писем Бонхеффера.
Среди православных верующих в нашей стране сам Бонхеффер и развитие его мыслей мало известны. Ибо некоторое доверие к традиционному богословию у нас все еще сохраняется, имея причиной высокий авторитет святых отцов, которые в первую очередь святые, а все остальное потом, в том числе то, что они там набогословствовали. А если поставить под сомнение написанное, то как можно святым отцам после этого молиться? Это же главное, поэтому все кризисы идут стороной и терпеливо ожидают там, в стороне, когда можно будет прийти всем вместе и подкинуть работенки синодальным отделам, которые, конечно же, с ними справятся, завалив цитатами и рассказами наиболее устойчивых к кризису персон о своих непростых духовных путях.
Бонхеффер родился 4 февраля 1906 года в Бреслау. Он был шестым из восьми детей в семье Карла Бонхеффера, известного врача-невропатолога. После окончания гимназии Дитрих выбирает теологию в качестве приложения своих интеллектуальных сил, которую изучает в Тюбингене, Риме, Берлине. Став пастором, преподает теологию в Берлинском университете. После прихода к власти нацистов Бонхеффер начинает выступать с протестами против нордической мифологии, насаждаемой властями, участвует в евангелическом движении сопротивления, сформировавшемся позже в «Исповедующую церковь», ведущую борьбу с движением «немецких христиан», «евангелической Церковью германской нации», насаждавшую миф «германского Христа».
В 1936 году ему запрещают преподавать. Однако позже теолог поступает на службу в германскую военную разведку абвер, руководимую адмиралом Канарисом, где на тот момент консервативными силами, не питавшими симпатий к национал-социалистам, готовился заговор с целью свержения Гитлера. Арестован в 1943 году, обвинен в «подрыве вооруженных сил» и помещен в тюрьму Тегель, где работал над записями, которые позже составили посмертно опубликованную книгу «Сопротивление и покорность». После покушения на Гитлера в июне 1944 года был переведен в тюрьму гестапо, потом — в концлагерь Бухенвальд, затем во Флоссенбюрг, где и был казнен вместе с адмиралом Канарисом и другими участниками заговора.
До своего ареста Бонхеффер имел много раз возможность эмигрировать и преподавать, но отказался, посчитав, что на родине он нужнее. В заключении много рассуждал о кризисе, постигшем христианство. Его мысли по сию пору вызывают споры и нередко резкий протест в традиционных христианских Церквях. Он считал, что Церковь только тогда является Церковью, когда это Церковь для других, когда она участвует в выполнении мирских задач общественной жизни, не господствуя, но помогая, служа. Когда говорит людям всех профессий, что такое жизнь со Христом, что означает — «жить для других»:
«Меня постоянно волнует вопрос о том, чем является для нас сегодня христианство и кем Христос? Давно миновало время, когда людям все можно было рассказать словами (будь то теологические рассуждения или благочестивые речи); прошло также время интереса к внутреннему миру человека и совести, а значит, и к религии вообще. Мы приближаемся к абсолютно безрелигиозному периоду: люди просто уже не могут оставаться религиозными. Даже те, кто честно называют себя «религиозными», на деле вовсе не таковы: видимо, под «религиозностью» они понимают нечто иное».
Бонхеффер видит, что религия, религиозность в современную эпоху является лишь оболочкой, не имеющей содержания, поэтому привлекательностью для людей религия обладает все меньшей и кажется, что недалеко то время, когда религия останется в пустоте и наедине с собой. Больше задавая самому себе вопросы, чем давая на них ответы, он рассматривает перспективу существования «безрелигиозного христианства», будущие контуры которого ему не совсем понятны. Пытается прописывать рецепты сохранения значения Церкви в этом грядущем мире: «Чтобы положить начало, она (Церковь) должна всю свою собственность раздать нуждающимся. Пасторы должны существовать исключительно за счет добровольных приношений общины или же иметь какую-нибудь мирскую профессию».
Не очень ясно, но можно понять из его мыслей, что он ратует за восстановление элитарности в общественных отношениях, при которых элиты представляют собой круг людей жертвенных собой ради других, и его пробивает на откровенно ницшеанские нотки: «В иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей, сегодня оно со всей страстью должно выступать за уважение к дистанции между людьми и за внимание к качеству. Подозрения в своекорыстии, основанные на кривотолках, дешевые обвинения в антиобщественных взглядах — ко всему этому надо быть готовым. Это неизбежные придирки черни к порядку. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существующих слоев общества».
По мнению Бонхеффера, аристократия возникает и существует благодаря жертвенности, мужеству и ясному сознанию того, кто кому и чем обязан, благодаря очевидному требованию подобающего уважения к тому, кто этого заслуживает, а также благодаря столь же понятному уважению как вышестоящих, так и нижестоящих. В социальном отношении это означает отказ от погони за положением в обществе, разрыв со всякого рода культом звезд, непредвзятый взгляд как вверх, так и вниз (особенно при выборе узкого круга друзей), радость от частной, сокровенной жизни, но и мужественное приятие жизни общественной. Количественные свойства спорят друг с другом, качественные — друг друга дополняют.
Можно заметить что рассуждения во многом верные, при том очень «немецкие», а еще выдающие склонность игнорировать реальное положение дел, эмпирический опыт человечества в пользу желания того, чтобы все наладилось исключительно силой духа и разума ответственных индивидов, лишенных своекорыстия и каким-то образом заметных вне погони за положением. Мысль по-своему красивая, однако никогда не имела механизмов для реализации. К прочему, неочевиден исходный посыл о том, что «в иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей».
Понимая, видимо, все это, Бонхеффер в другом месте откровенно проговаривает реальное самочувствие людей развитых и имевших возможность хоть что-то менять в этом мире к лучшему: «Мы были немыми свидетелями злых дел, мы прошли огонь и воду, изучили эзопов язык и освоили искусство притворяться, наш собственный опыт сделал нас недоверчивыми к людям, и мы много раз лишали их правды и свободного слова, мы сломлены невыносимыми конфликтами, а может быть, просто стали циниками — нужны ли мы еще? Не гении, не циники, не человеконенавистники, не рафинированные комбинаторы понадобятся нам, а простые, безыскусные, прямые люди. Достанет ли нам внутренних сил для противодействия тому, что нам навязывают, останемся ли мы беспощадно откровенными в отношении самих себя — вот от чего зависит, найдем ли мы снова путь к простоте и прямодушию».
Бонхеффер поставил беглый, но достаточно верный во многих деталях диагноз современному ему христианству, больше заключенный в вопросах, и не предлагающий серьезных методических указаний. Живя в эпоху, где по его стране открыто прошлось зло, он не мог себе позволить игнорировать истоки того, откуда оно могло выползти. Социальные отношения европейских народов развивались по христианским «стандартам» и деградировали, следовательно, они вместе. Задавая себе и своим друзьям вопросы, на которые не всегда находил ответы, все же один ответ он для себя сформулировал вполне отчетливо, назвав это своим кредо:
«Я верю, что Бог из всего, даже из самого дурного, может и хочет сотворить добро. Для этого Ему нужны люди, которые используют все вещи в благих целях. Я верю, что Бог в любой беде стремится дать нам столько силы сопротивления, сколько нам нужно. Но Он не дает ее заранее, чтобы мы полагались не на себя, а лишь на Него. Такая вера должна была бы освободить от всякого страха перед будущим. Я верю, что даже наши ошибки и заблуждения не напрасны и что Богу не сложнее с ними справиться, чем с нашими так называемыми благими делами. Я верю, что Бог — не вневременный фатум, Он ожидает искренней молитвы и ответственных дел и не остается безучастным».
Из этого видно, что он до конца остается в богословии традиционалистом, место же его в экклесиологии вряд ли поддается точному определению. Здесь он, скорее, «совопросник» (1Кор.1:20) некоего грядущего века, наступление которого он предчувствовал. Заслуга его очевидная в том, что вперед он посмотрел достаточно смело. Все ли разглядел верно? Это зависит от тех, кто сумеет так же бесстрашно посмотреть сейчас.