Грядет 30-летие тбилисских событий, когда грузинская столица впервые узнала, что такое массовые беспорядки. Эти события, на мой взгляд, были одним из ударов по целостности СССР. Волей стечения обстоятельств я сам стал участником этих событий, попав будучи слушателем 2 курса Горьковской школы МВД СССР (ныне Нижегородская академия МВД) в 1989 году на ночной проспект Руставели в Тбилиси. Хочу в этой статье — воспоминаниях изложить все без прикрас. Только факты и свои ощущения и выводы. Не буду скрывать здесь и строчки, которые не красят меня, к примеру, как резиновой дубинкой «рихтанул» крыло грузинской «Волги», но это было. Из песни слова не выкинуть …

Фото из архива Андрея Мучкина
Тбилиси-1989

Конец 80-х годов прошлого столетия был богат на «горячие точки». Пылали Нагорный Карабах, Абхазия, Тбилиси. В Узбекистане изгоняли турок-месхетинцев из Ферганы…

Горький. Начало апреля 1989 года. Официально нам сказали, что летим в Абхазию. Вернее, даже не сказали, а всячески намекнули. Тогда было не принято говорить сотрудникам, куда их везут, поэтому знали только из слухов. У нас уже был к тому времени опыт «наведения конституционного порядка» в Закавказье, в событиях, связанных с Нагорным Карабахом. Мы — второкурсники — более двух месяцев проторчали в Кировабаде, третьекурсники — в Кировакане. Так что, уже привычно выслушав напутственные речи руководства и звуки оркестра, мы попрыгали в поданные автобусы и укатили в аэропорт. Куда нас повезут? В гражданский аэропорт или военный — нам также не говорили. Предпочтительно было в гражданский, так как лететь в комфортабельной «ТУшке» гораздо приятнее, нежели чувствовать себя «котом в мешке» в безмерном брюхе ИЛа-76. Этот аппарат полностью отвечает загадке — «Без окон без дверей полна горница людей». Колонна автобусов к нашей радости свернула в сторону гражданского аэропорта. Мы заулыбались. В Сухуми полетим с комфортом. У каждого на дне чемодана наивно лежали плавки…

Прибыв в гражданский аэропорт, мы несколько удивились, когда увидели, что среди ТУшек, как среди мелких рыбешек, высокими хвостами, как акульими плавниками, выделялись несколько ИЛ-76. Торопятся: тяжелые аппараты усадили на гражданскую взлётку. Она их только пустых выдерживала при посадке — пояснил кто-то знающий. То есть ИЛ-76 мог только пустой сесть на полосу этого гражданского аэропорта. Груженый он ее мог «вспахать». Автобусы подогнали прямо к самолетам. Церемонии с проверками были бы явно лишние.

Погрузка, ожидание. «Аэропорт прибытия — военный Тбилиси», — раздается в динамиках. Мы переглядываемся. Видно, оттуда другим транспортом до Сухуми. Взлет — посадка и в ноздри бьет запах земли и растительности. Очень дурманит, когда вылетаешь из города, где только вскрылись реки ото льда, а прилетаешь в лето.

Из самолетов нас ночью перевозят в какой то железнодорожный тупик, где уже стоит «под парами» эшелон, сформированный из плацкартных вагонов. В вагонах проводники — грузины. Падаем на сиденья и мгновенно засыпаем, рассчитывая проснуться уже в Абхазии.

Утром, проснувшись, с интересом наблюдаем пейзаж за окном, пытаясь в линии горизонта увидеть море. Стоянка длительная какая-то. Полчаса стоим, 40 минут … Спрашиваем у проводника: «Где мы?» «Тбилиси», — слышим неожиданный ответ. После очередного часа ожидания, осознавая что что-то не то, начинаем допытываться у проводника о том, как дела в их столице. «Студенты бастуют на площади», — сообщает проводник. Приехали. Конечная… А ведь по телеку ни слуху, ни духу…

Время к обеду. Сделали вылазку в ближайший гастроном. Обилие колбасы, сыра и всего прочего поражает. В Москве такого нет, в регионах России подавно. Живут сытно. От продавца, нехотя отпускающего нам товар, узнаем, что мы «на хрен тут не сдались»… Кавказское гостеприимство…

После обеда возникла полная ясность. Нас собрали и объявили, что существует необходимость усилить ряды грузинской милиции нарядами патрульно-постовой службы.

Снова автобусы. Наблюдаем странность со стороны водителей. Посовещавшись друг с другом на родном языке, они начали скручивать автомобильные номера, а двое — вообще бросили свои машины и ушли. Странно. Номера ведь продублированы — нанесены на заднюю часть автобуса краской… Мда, нас тут точно не ждали, и толпа студентов, о которой мы знали уже от проводника, похоже была очень большой толпой.

Выскочили на какую-то дорогу, которая повела в горы. В ходе движения то один, то другой автобус останавливались и водители, бросив нас, уходили буквально в горы. На замену им находились добровольцы из наших рядов, севшие за руль «Икарусов». К вечеру добрались до пионерлагеря минздрава Грузии, где нас и разместили. Помню, там было все красиво и роскошно. Жаль пожить там не пришлось. Проболтав до полуночи с соседями по комнате, уснули. Нас ждал следующий день — суббота 8 апреля 1989 года. Нам обещали, что в этот день мы отоспимся и он будет выходным, выделенным для обустройства…

2 часа ночи. Подъем!!! Тревога!!!

«Какой нехороший человек устраивает тревоги в такие дни, — раздался чей-то голос. — Может, ну ее? Поспим? Потом потренируемся?» Однако саботаж не удался. Через 5 минут мы уже бежали под горку к складу оружия и спецсредств. Щиты — дюраль, белые каски — сферы, резиновые дубинки.

Поясню, что на вооружении у милиции в то время были прозрачные пластиковые щиты — витражи. Кололись как орехи. До сих пор преклоняюсь перед мудростью нашего руководителя — начальника школы милиции Бабаева В.К., который издал приказ об испытании этих витражей в канун первого выезда в горячие точки, в результате которых все эти витражи покололи и сложили грудой обломков на плацу. Не прошли испытание — бывает. При таких обстоятельствах на какой-то зоне — то ли на Урале, то ли за ним было запущено производство дюраль-алюминиевых щитов. Не прозрачные — ерунда. Вместо этого круглые дырочки. До сих пор они у полиции на вооружении.

Снова автобусы. Наш водитель — грузин, один из немногих оставшихся, используя свой громкоговоритель, пользуясь случаем проводит нам экскурсию о городе по маршруту следования. Спускаемся с гор в огромную залитую ночными огнями чашу — Тбилиси. У водителя кассетный магнитофон Весна 212. «Сингарелла, Сингарелла…» — поет из него Миша Шуфутинский. Водитель перематывает эту песню на начало, и снова Сингарелла. А вот наш город Тбилиси, а вот наша река — Кура, а вот наша республиканская клиническая больни… Водитель замолкает. На том берегу Куры вдоль больницы стоят несколько десятков машин скорой помощи с включенными мигалками. Нифига не учения — произносит кто-то. Сингарелла, сингарелла…

Если кто представляет себе Тбилиси, то центральная его улица — проспект Руставели пролегает от площади Ленина до площади Сталина. Сейчас наверное все уже переименовано, но тогда было именно так. Если заходить на Руставели с пл. Ленина, то через пару зданий слева будет дом правительства. Все переулки, что уходят влево от Руставели, идут в достаточно крутую гору, на которой расположен телецентр, те, что вправо, выходят на набережную реки Кура.

Наше автопутешествие закончилось на площади Ленина. Мы тихо сидели в автобусах и наблюдали за событиями на площади. Последняя представляла собой картину крайне непривычную. По площади носились машины с мигалками, бегали люди. Были слышны крики и какие то хлопки. «Зимбабве…» — произнес кто то из глубины автобуса.

К машинам, строиться! Покидаем автобусы и выстраиваемся напротив них. Сейчас нам нечто расскажут…

Инструктаж краткий. Напротив дома правительства был несанкционированный митинг. Митингующие схлестнулись с оцепившей их 9 ротой дивизии Дзержинского и раздавили её. Наша задача — расчистить Руставели от «мирных» митингующих, выкинувших милицейскую роту с проспекта. Впрочем, как оказалось, чуть раньше нас туда зашла десантура.

Строимся, как на учениях, по принципу шведской «свиньи». Забегаем на Руставели. Толпы нет. Есть какие-то солдаты, бегающие за какими-то мужиками. Мужики периодически подбирают камни с мостовой и кидают в солдат. Солдаты бегают с саперными лопатками. Вот и нас мужики заметили, принимаем на щиты первые камни. Бежим по Руставели, как поршень из цилиндра, выдавливая с проспекта народ в близлежащие улочки. Бежать тяжело. Весь проспект изобильно усыпан булыжниками, припасенными мирной демонстрацией, кусками «витражей» с которыми «дзержинцы» пытались противостоять этим камням. Лужи крови повсюду, куски срезанной кожи. Чья-то видеокамера, разрубленная лопаткой десантника, — явно вышла из строя.

Добегаем до площади Сталина, разворачиваемся и повзводно блокируем улицы и переулки, выходящие на проспект Руставели со стороны горы. Солдаты перекрывают подходы с Куры также цепочками повзводно. Так и стоим мы — лицом к горе, десантники — лицом к Куре. Руставели чист, толпа мелкими кучками скандирует в переулках. «Фашисти! Фашисти!!»

Откуда-то появляется открытый УАЗик, в котором, как на параде, стоя едет наш зам. по строевой. Фуражка, плащ — красавец! Никакой защиты! «Держитесь, 20 ИЛов уже в воздухе», — кричит он нам.

Толпа от нас стоит метрах в 50 и кричит в наш адрес всякие обидные слова. Инструктаж — не реагировать. Не выпускать их на Руставели. Повторюсь: с точки зрения толпы, мы, милиционеры, наверное, выглядели неплохо. Белые каски с закрытыми прозрачными забралами, тяжелые бронежилеты, здоровенные металлические щиты, резиновые дубинки. Оглядываемся, смотрим: в чем же солдаты? Войсковая зеленая каска, легкий броник, саперная лопатка. Спрашиваем: «Откуда они? Кировабадская десантная! Ха, 2 месяца назад как расстались, вместе в Кировабаде службу несли. Вот и свиделись!»

Машины скорой помощи дежурят у каждого взвода — цепочки. Напротив солдат из толпы выскакивает какая то женщина и театрально начинает рвать на себе волосы, обращаясь к толпе по грузински. Истерит, падает на колени. Из толпы выскакивает несколько мужиков с колами и летят на цепочку из солдат. «Лопатки к бою!» — командует взводный. Короткая стычка, толпа отступает, оставив перед солдатами «груз» для скорой помощи. Солдаты загружают бедолагу в скорую, та, включив сирену, срывается. На ее место тут же становится другая. Сирены завывают то там, то здесь. По их количеству можно посчитать, сколько «героев» испытало судьбу в споре с десантурой.

Так мы простояли до утра. К утру нас переформировали в оцепление Руставели. Подвезли сухпай. Стояли в оцеплении и спали в автобусах по очереди. Нашим взводным был назначен преподаватель философии. Изыскивая себе занятие, он поручил нам собирать камни с Руставели и складывать в большие кучи. Чем-то напомнило уборку картошки в колхозах. И кучи камней были под стать картофельным, и калибр булыжников соответствовал достаточно крупным клубням.

Майор-философ решил прогуляться вниз к Куре, полюбоваться красотами города. Какой-то грузин громко заорал, показывая пальцем в сторону философа и устремился к нему, увлекая за собой толпу человек из 20. Лицо майора стало воскового цвета. Похоже, в его сознании промчались Маркс, Энгельс, Гегель, Фейрбах и даже Кант… Толпа поравнялась с ним и, не обращая на него внимания, промчалась дальше по тому же вектору, вскоре скрывшись в каком-то закоулке. Больше философ рационализациями не занимался и окрестности не осматривал, а выглядывал из «Икаруса» и о чем-то своем думал.

Так день и прошел. К вечеру со стороны площади Ленина раздался знакомый лязг. Это были танки. Один из них подкатил к перекрываемому нами переулку, стал поперек него. Вдобавок к этому он повернув башню вбок и преградил Руставели пушкой, как шлагбаумом, слегка опустив ее вниз. Из недр танка вынырнул танкист и начал нас живо расспрашивать, что здесь происходит. Мы охотно делились впечатлениями.

Третий день — воскресенье — приобрел некоторую динамику. Вспомнили, что в одном из домов (вроде бы это театр оперы) лежат несколько трупов — затоптанных отступающей толпой. Колото-резаных ран на них не видел. Их унесли туда в ночь на субботу. Кем-то из руководства было принято здравое решение отправить трупы в морг, а чтобы ничего не случилось — использовать для этого пару «Икарусов» с милиционерами. Так я оказался в одном из этих автобусов. Трупы сложили на заднюю площадку, где люди стоят, когда автобус переполнен. Поехали куда-то на противоположный берег Куры. Ехали с удовольствием, так как более суток засиделись на одном месте. Однако путешествие выдалось неспокойным. Грузины быстро нас просчитали и, как по цыганскому радио весть о нашем передвижении разнеслась по всему нашему маршруту движения. Бах — в борт автобуса попал камень. Еще, еще, по стеклам. Не знаю, кому эта мысль пришла в голову, но мы все дружно похватали наши щиты и разместили их между сиденьями и стеклами. Получился этакий панцирь, отделяющий нас от сыпящихся под градом камней стекол автобуса. Позже мы рассказали об этом преподавателю тактико-специальной подготовки, на что он, подумав, ответил нечто типа классического: «Захочешь жить не так раскорячишься». А ведь эта тактика нигде не была описана! Жизнь сама учила выживать.

Так и дожили до утра понедельника. А утром я впервые почувствовал, что такое «человеку в сапогах» стать заложником политических игр. Была дана команда резко снять оцепление, убрать танки и Руставели превратился в обычный проезжий проспект. При этом и мы, и наши битые автобусы стояли вдоль проезжей части. Сонные, мятые и злые. Как линейные при параде. А грузины ехали мимо нас на своих «вольгах» и строили рожи. Кто-то посигналил, ему вторили еще несколько. Секунды, и весь этот поток автомобилей ревет единым воем в наш адрес. Смотрю: резиновая дубинка опускается на стекло автомобиля. Бац! Уже не сигналит. Ни он, ни очевидцы. Бац, хрясть, бум! — слышу удары дубинками. Бибикальщиков еще поубавилось. Смотрю: мимо меня проплывает белая «Волга», а за рулем тряся вторым подбородком, сигналит мужик, и орет на меня еще. Дотянулся изделием ПР-73 до крыла его авто. Грузин потерял интерес в своем клаксоне.

К обеду нас привезли и расквартировали в Тбилисской школе милиции. Местные ребята встретили очень хорошо! Государственное сознание, надо отдать должное, у них превалировало над национальными эмоциями. Столовая, горячая пища, которой не видели трое суток! Спим на полу на матрацах в аудиториях. Не метрополь. Но и не автобус!

Потянулись 3 недели несения службы в Тбилиси. С одной стороны, однообразные, с другой стороны — были некоторые запоминающиеся моменты. Постараюсь их вспомнить.

Выезжали в основном по ночам. В городе был введен комендантский час, и нашей задачей было вылавливать тех, кто нарушает комендантский час, а также охранять различные объекты.

Первым таким объектом было здание Глданского райкома партии. Ночь. Часть из нас снаружи здания, часть внутри. Мы и военные. БМП-2 на всякий случай. Я даже, памятуя службу в армии командиром такого аппарата, прокатился на ней вокруг райкома — вспомнил молодость.

Начали осваиваться внутри здания — ночь коротать. Самыми ценными находками были телевизор и телефон. Особенно порадовал второй предмет, так как после набора цифры 8 у него раздавался гудок межгорода. Первые звонки были на Украину, далее в Астрахань, Воронеж, Ереван, Казахстан, Латвию. Я тоже позвонил в Калугу. Пытался «закосить», что нахожусь в Нижнем Новгороде, но был быстро просчитан отцом. События по телефону мы не комментировали, придерживались версии официальной прессы.

На какую сумму мы «разгрузили» межгородом Коммунистическую партию Грузии не знаю, но полагаю что все-таки она нам осталась должна, а не мы ей.

Помню патрулируем ночной город. Окликнули нас из окна. Русская женщина, просит, чтобы мы сняли каски-сферы. Переглядываемся, потом, доверяя ей, снимаем. Крестит нас, читает какую-то молитву. Относимся к этому серьезно, хоть многие еще не крещеные к тому моменту.

Военные, которые несли с нами службу, в ту пору называли себя отрядами самообороны. Почему? Отвечу. Агрессия грузин, переживших ту ночь на Руставели, далее сместилась на русскоязычное население. В рациях постоянно звучали сигналы о том, что совершены нападения на русскоязычных. Вот и охраняли мы районы своих соплеменников, компактно проживающих в разных районах Тбилиси. Такова была вторичная, но самая долгая по продолжительности цель трехнедельной миссии.

Еще что запомнилось? В те времена грамоты-значки раздавали направо-налево в горячих точках. За Кировабад — несколько привез. Так вот за тбилисские события никому и ничего не дали. Как будто кто-то боялся, что документальные подтверждения останутся. А они и так остались. 30 лет прошло, а — как видите — не забыл.

А потом, месяца через два, нас всех допрашивали. Особенно смутил вопрос про разбитую видеокамеру. Мы ведь ее на сувениры растащили, а пленку какие-то мужики серьезные изъяли там же на месте.

Скажу честно: приехал я оттуда с другими взглядами. Не верил я уже в целостность Союза! А СССР, он еще поболее 2 лет существовал. Только вот то, что он развалится, мне уже, в отличие от многих жителей центральной части России, казалось реалией.