Хрущёвский «компромисс» с Японией не удастся: Япония требует отдать всё

В российских СМИ широко комментировали «уступку» премьер-министра Японии Синдзо Абэ, который впервые за почти 40 лет проведения учрежденного правительством «дня северных территорий» в своем выступлении на митинге воздержался от искажающего исторические факты и события реваншистского утверждения о том, что южные Курильские острова находятся под российской «незаконной оккупацией». Тем не менее выступал Абэ на фоне написанного в грубой повелительной форме транспаранта, требующего: «Верни четыре острова!». Это, кстати, следовало бы взять на заметку тем сервильным СМИ, которые, не разбираясь в истории японо-российских отношений, утверждали, что Абэ якобы «созрел» для согласия ограничиться в своих претензиях лишь Малой Курильской грядой — именуемой в Японии островами Хабомаи и Шикотан. При этом некоторые российские «комментаторы» то ли по недомыслию, то ли сознательно вводили наш народ в заблуждение, рассказывая о том, что эти острова маленькие и не имеют какого-либо стратегического и хозяйственного значения. Нашлись и такие «географы», кто убеждал, что речь идет о «каких-то двух скалах в море». И это при том, что генеральный секретарь кабинета министров Ёсихидэ Суга чуть ли не каждый день, отбиваясь от японских журналистов, опровергает эти слухи. И твердо подтверждает «базовую позицию» страны — подписать мирный договор только после определения государственной принадлежности всех четырех островов южной части Курильского архипелага — островов Кунашир, Итуруп, Шикотан и островов Плоские (Хабомаи). Не приходиться разъяснять, что под «определением государственной принадлежности» этих островов Токио подразумевает не что иное, как согласие российских властей на переход их под суверенитет Японии.

В связи с этим не совсем ясно, почему президент РФ В. Путин согласился, да еще, похоже, с энтузиазмом, с предложением своего японского партнера по переговорам «решать вопрос» на основе Советско-японской совместной декларации 1956 года. Ведь там записано по волюнтаристскому настоянию лидера КПСС Никиты Хрущева (он тогда не занимал никаких государственных постов — А.К.) лишь согласие на передачу островов Хабомаи и Шикотан, да и то только после подписания и вступления в силу мирного договора. Мы уже не говорим о том, что это сделанное импульсивным и, надо сказать, наивным в дипломатических вопросах политиком опрометчивое обещание было им же аннулировано, чего не может не знать президент Путин.

Не имея информации о содержании участившихся конфиденциальных бесед лидеров двух стран тет-а-тет, те не менее предположим, что речь идет о «реализации» хитроумного плана бравирующего близостью к премьеру Абэ обанкротившегося политикана Мунэо Судзуки, который в 90-е годы проявлял небывалую и, заметим, весьма раздражавшую руководство МИД Японии активность в деле «возвращения северных территорий». Напомним читателю о деятельности этого пронырливого японца, закончившего свою политическую карьеру коррупционным скандалом и тюремным заключением. Кстати, срок отбывал Судзуки за махинации с «гуманитарной помощью», по сути, брошенным на произвол судьбы ельцинским правительством жителям южных Курил.

И еще один повод для написания этих строк. В последнее время к поиску «мотивов» политики Путина на японском направлении подключаются и российские «демократы». Один из них главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» А. Венедиктов, явно не изучавший специально российско-японскую «территориальную проблему», не говоря уже о подробной истории отношений двух стран, увидел в действиях президента Путина то же намерение, как и у премьера Абэ, а именно, оставить свое имя в школьных учебниках. При этом он заподозрил Путина ни много ни мало в бонапартизме. Читаем: «Я всё время думал: а Путину это зачем… Главное — это не острова, а мирный договор. Что такое мирный договор с Японией? Это конец Второй мировой войне. Кто поставит точку во Второй мировой войне… Человек, поставивший точку во Второй мировой войне, — какой-то там Жуков, какой-то там Черчилль?». При этом Венедиктов говорит, что «может быть, это перебор» или «мои фантазии». Но добавляет, что в пользу его вывода есть факты: на все предложения со стороны Японии относительно Курил РФ ставит условием заключение мирного договора. При этом размен двух островов (опять «двух островов»! — А.К.) на повышение авторитета страны на международной арене главный редактор, как и подобает борцу за «общечеловеческие ценности», рассматривает как «незначительную жертву». При всем несогласии с политикой президента Путина на японском направлении мне всё же трудно представить наличие у него стремления превзойти в истории, тем более истории Второй мировой войны, личности маршала Победы Г.К. Жукова или главы военного кабинета Великобритании времен Второй мировой Уинстона Черчилля. Тут г-н Венедиктов явно «загнул».

Ниже читателю предлагается очерк не о выдуманных помыслах Путина, а о документально подтвержденной истории его попыток разрешить неразрешимый «территориальный спор» с Японией.

***

Выдвижение сначала на пост премьер-министра, а затем избрание президентом РФ ранее малоизвестного Владимира Путина поначалу всерьез озадачило японцев. Особенно обеспокоила их биография нового российского лидера, а именно его прежняя принадлежность к советским спецслужбам. По предыдущему опыту они усвоили, что так называемые «силовики», к которым в Японии относят не только военных, офицеров ФСБ, но и сотрудников внешней разведки, менее коррумпированы, патриотичны и в своем большинстве занимают достаточно твердые позиции в отстаивании интересов своей страны. Наиболее хорошо осведомленные о внутренней ситуации в России японские журналисты и политологи не без основания высказывали предположение о том, что при Путине роль выходцев из силовых структур в управлении государством заметно возрастет, а это в свою очередь может негативно для Японии сказаться на ходе переговоров о судьбе Курильских островов. Правда, были и такие, кто высказывал надежду на то, что, будучи ставленником Ельцина, новый президент продолжит прежнюю внешнюю политику, в том числе и на японском направлении.

В известной степени правы оказались и первые, и вторые. В отличие от много чего наобещавшего японцам своего предшественника Путин действовал во время первых контактов с японскими лидерами весьма осмотрительно. Чувствовалось, что в сложной и новой для него материи российско-японских отношений он старался до поры до времени избегать прямого обсуждения вопроса об условиях подписания между двумя государствами мирного договора.

Небезынтересно, что впервые новый президент высказался по поводу территориальных претензий Японии, отвечая на вопрос не японцев, а своих сограждан. Накануне первого официального визита в Японию в сентябре 2000 г. он посетил Сахалин, где заверил жителей области в том, что «возвращать острова не собирается». Это высказывание обескуражило японцев, но ненадолго. Со времен Ельцина токийские политики научились различать заявления российских высокопоставленных лиц, сделанные «для внутреннего пользования», то есть на российскую аудиторию, и подлинные цели и намерения Москвы, проявляемые в ходе переговоров за закрытыми дверями.

Хотя высокий российский гость старался склонять японскую сторону к обсуждению в первую очередь вопросов развития торгово-экономических отношений, обойти вопрос о границе японцы позволить не могли. Так как никаких принципиально новых подходов к разрешению территориального спора ни у Токио, ни у Москвы не было, решили ограничиться повторением прежних «ельцинских» формулировок. В российско-японское совместное заявление по итогам визита был включен пункт, который гласил: «Стороны согласились продолжать переговоры с тем, чтобы, опираясь на все достигнутые до сих пор договоренности…, выработать мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». Тем самым, как и при Ельцине, эти входящие по Конституции РФ в состав России земли по сути дела признавались «спорными».

Соглашаясь на такую запись, Путин в то же время отверг идею японского правительства о так называемой демаркации японо-российской границы, в соответствии с которой пограничная линия двух стран переносилась на север и проходила бы между островами Итуруп и Уруп, что означало переход всех южных Курил во владение Японии. Вместо этого президент в беседе с японским премьером довольно прозрачно намекнул на возможность иного подхода, упомянув, что российская сторона руководствуется не только подписанными Ельциным совместными заявлениями 1993 и 1998 годов, но и Совместной декларацией СССР и Японии 1956 года. При этом он дезавуировал посулы Ельцина «подписать мирный договор к 2000 году». Было разъяснено, что в заявлениях бывшего президента речь шла лишь о стремлении «прилагать усилия» к достижению взаимоприемлемых договоренностей.

Намек был понят — японские газеты подчеркивали, что Путин впервые признал действенность Совместной декларации, а, значит, предстоит продолжение переговоров по территориальному вопросу. Отмечалось, что «Путин стал первым из нынешних российских лидеров, признавшим действенность декларации и возможность ее использования в качестве юридической основы для продолжения переговоров двух стран, связанных с их территориальным спором». Делался вывод о склонности нового президента искать развязки политического противоречий с Японией, что порождало у официального Токио определенный оптимизм.

То, что Путина поняли правильно, фактически подтвердили представители МИД РФ, которые в своих разъяснениях японским журналистам предпочли не подтверждать, но и не отрицать подобное толкование замечаний президента. Сам же Путин на пресс-конференции в Токио ограничился лишь констатацией сложности ситуации. «Что нужно сделать для окончательного решения проблемы, которая существует между Россией и Японией?» — задал он вопрос и сам ответил на него: «Если бы мы это знали на сто процентов, то, наверное, сейчас отвечали бы на другие вопросы».

Следует отметить, что занятая Путиным, а вернее, навязанная дипломатами еще из ельцинского окружения, позиция содержала в себе явное противоречие. С одной стороны, в совместном заявлении объектами спора вновь назывались все южнокурильские острова, на которые претендует Япония, а с другой — намечалась линия на возвращение к условиям Совместной декларации 1956 года, где речь идет лишь об островах Хабомаи и Шикотан.

Уловив настроение Путина искать пути «окончательного разрешения проблемы», японские политики решили помочь в таком поиске. Наибольшую активность в этом направлении развернул упомянутый выше занимавший на протяжении ряда лет важные посты в правящей партии и правительстве Судзуки. Являясь депутатом парламента от расположенного на севере Хоккайдо избирательного округа, этот политик задался целью «внести личный вклад» в разрешение территориального спора с Россией. Для этого он установил тесные связи с отвечавшими за японо-российские отношения чиновниками МИД Японии, а через них с российскими дипломатами и политиками, в частности с тогдашним российским послом в Японии А. Пановым и заместителем министра иностранных дел РФ А. Лосюковым. Довольно скоро Судзуки удалось «приватизировать» территориальную проблему, добившись полного контроля над ходом ее обсуждения внешнеполитическими ведомствами двух стран.

План Судзуки и его приспешников в японском МИД состоял в том, чтобы втянуть российское правительство в обсуждение конкретных вопросов о «возвращении» для начала островов Хабомаи и Шикотан. Во время бесед с российскими политиками и дипломатами в Токио и Москве основное внимание Судзуки уделял именно островам Малой Курильской гряды, намекая на якобы существовавшую возможность при определенных условиях ограничиться передачей лишь этих территорий. В то же время своим японским коллегам он обещал побуждать российскую сторону не отказываться и от поиска решения вопроса о Кунашире и Итурупе. Однако многое говорит за то, что сам-то Судзуки в своих тайных замыслах был согласен на получение лишь Хабомаи и Шикотана, ибо в этом случае эти острова, а главное — богатые морепродуктами омывающие их воды, скорее всего административно вошли бы в район его избирательного округа со всеми вытекающими материальными выгодами. О том, что этот политикан при решении государственных вопросов не забывал про свой карман, свидетельствовал разразившийся впоследствии громкий коррупционный скандал, итогом которого стал арест Судзуки и его подельников из числа высокопоставленных дипломатов. Однако это было потом.

В период же 2000−2001 гг. политические маневры Судзуки на японо-российском направлении встречали понимание премьер-министра Ёсиро Мори, который, как и все его предшественники на этом посту, желал оставить свое имя в истории, добившись «возвращения исконно японских территорий». Это проявилось в его нескрываемой заинтересованности расширить контакты с президентом Путиным с тем, чтобы убедить последнего в большой выгоде для России разрешения территориального спора и подписания между двумя государствами мирного договора. В связи с тем, что популярность Мори в стране падала, премьер-министр рассчитывал поправить свои дела, организовав как можно скорее очередную встречу с Путиным для внесения «новых» предложений по территориальному вопросу.

Сначала японо-российский саммит в Иркутске был назначен на конец февраля 2001 г., но затем перенесен российской стороной на 25 марта. По всей вероятности, Москве нужно было время для проверки достоверности «информации» о готовности Токио к компромиссу, которую поставлял «друг России» Судзуки. Судя по последовавшим событиям, в Кремле было принято решение с большей определенностью дать японцам понять, что территориальную проблему можно было бы разрешить, вернувшись к условиям 1956 года.

Похоже, в Иркутске в конфиденциальном порядке Путин согласился обсуждать вариант передачи Японии Малой Курильской гряды. Если верить тогдашнему премьер-министру Мори, Путин заявил, что в случае переизбрания президентом на второй срок готов вести переговоры поводу Шикотана и Хабомаи. По утверждению бывшего японского премьера на японском телевидении, дословно было сказано следующее: «Передачу Японии Хабомаи и Шикотана сейчас трудно реализовать. А вот если меня переизберут на второй срок, то я приложу все силы для возвращения Японии этих островов». Впоследствии МИД РФ отказался подтвердить это высказывание.

Услышав подобное из уст президента, Мори принялся «ковать железо, пока горячо». Он всячески убеждал собеседника согласиться на «возвращение» всех южнокурильских островов, заявляя о готовности Японии получить желаемое не одновременно, а как бы в рассрочку — сначала Хабомаи и Шикотан, а затем, по прошествии некоторого времени, — Кунашир и Итуруп. При этом японская позиция подавалась как якобы проявление нового более гибкого подхода к решению территориальной проблемы. Естественно, Путин не мог согласиться с таким «расширительным» толкованием своего согласия на продолжение переговоров о двух островах, о чём и было прямо сказано японскому премьеру. Более того, президент счел необходимым указать на существующие разночтения записанного в Совместной декларации, заявив, что статья 9-я «нуждается в дополнительной работе экспертов для выработки единообразного понимания» ее положений. Суть же «разночтений» состоит в том, что японская сторона вопреки совместной декларации считает, что текст ее 9-й статьи якобы предполагает передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан вне зависимости от подписания мирного договора. Договор же, как отмечалось выше, по японской версии, может быть заключен лишь после разрешения в пользу Японии вопроса о принадлежности островов Кунашир и Итуруп.

Несмотря на то, что в Иркутске президент Путин вежливо отверг предложение японской стороны о начале так называемых «переговоров по двум колеям», а именно по Хабомаи и Шикотану и отдельно по Кунаширу и Итурупу, он, как и год назад, подписал согласованный российскими и японскими дипломатами документ, в котором повторялись и даже расширялись выгодные Японии формулировки ельцинского периода. Тем самым как бы повисало в воздухе предложение президента рассмотреть возможность возвращения к компромиссу 1956 года.

Можно сказать, что определившиеся на переговорах в Иркутске позиции сторон сопряжены и с сегодняшним подходом Путина к отношениям двух стран. В подписанном им Иркутском заявлении, в частности, отмечалось, что стороны:

Текст Иркутского заявления, как и содержание аналогичных двусторонних документов ельцинского периода, хотя и был во многом навязан японской стороной и содержал выгодные ей констатации, не выходил за рамки «меморандума о намерениях». Указание на стремление «заключить мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи» не означало, что вопрос о принадлежности этих островов априори должен быть решен в пользу Японии. Обратило на себя внимание появление в заявлении, видимо, по инициативе российской стороны, пункта, характеризующего Совместную декларацию 1956 г. как «базовый юридический документ». Это являлось свидетельством намерения российского руководства на определенном этапе вынести условия 1956 г. в центр российско-японских переговоров о заключении мирного договора.

Однако замысел втянуть Москву в конкретные переговоры о передаче островов Хабомаи и Шикотан на условиях согласия с последующим обсуждением вопроса о принадлежности Кунашира и Итурупа осуществить не удалось. Можно сказать, что инспирированная Судзуки и его российскими партнерами комбинация с «реанимацией» условий 1956 г. обернулась как для японской, так и российской стороны фиаско. Кремлю было дано понять, что при любом развитии хода переговоров японское правительство не пойдет на отказ от притязаний на Кунашир и Итуруп. Одна из ведущих газет Японии «Асахи симбун» отмечала после иркутской встречи: «…Россия всё еще утверждает, будто бы согласно Декларации территориальные переговоры завершаются с возвращением Японии лишь двух островов. Но если это так и Россия не готова идти дальше возврата Японии двух островов, то это чревато не чем иным, как провалом переговоров. В то же время, если предположить, что Япония, требующая четыре острова, согласилась бы сейчас на получение лишь двух островов, то это всё равно приведет в дальнейшем к переговорам о возврате ей двух других оставшихся островов. А поэтому на нынешней встрече руководителей двух стран подобные расхождения в их позициях остались абсолютно не преодоленными». Тем не менее итоги Иркутской встречи внесли новый акцент в российско-японский диалог по проблеме заключения мирного договора, продемонстрировали стремление Москвы искать компромиссные варианты.

Конец закулисной деятельности вокруг Курил положил пришедший к власти в апреле 2001 г. новый премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми. Уже в своем первом выступлении в японском парламенте он особо подчеркнул, что будет неуклонно добиваться возвращения Японии всех четырех южнокурильских островов. Это означало, что сделанное российской стороной предложение о возможности передачи двух островов было отвергнуто. Критике был подвергнут и японский план ведения переговоров «по двум колеям», то есть отдельно о передаче островов Хабомаи и Шикотан и о принадлежности Кунашира и Итурупа.