Аниме «Мирай из будущего»: а вы помните, что значит быть детьми?
Мамору Хосода в который раз представляет необычное аниме на мировых экранах. Относительно молодой режиссер и сценарист — пока что в его фильмографии не больше десятка фильмов, — покоряет престижные мировые награды в области анимационного кино. В его картинах реализм граничит с фантастикой и мистикой, национальная культура перекликается с глобальным медиа, а герои вызывают щемящее чувство тоски по семье и детству. Сейчас ты смеешься над шуткой или гримасой персонажа, а через десять минут уже шмыгаешь носом и стараешься сдержать подступающие слезы…
Все это относится и к новому проекту режиссера — «Мирай из будущего». Несмотря на то, что картина вышла в мировой прокат еще весной 2018 года, в России премьера состоялась только 31 января. За полгода мультфильм настолько полюбился критикам, что сейчас «Мирай» соседствует с «Человеком-пауком» в битве за «Оскар» в номинации «Лучший анимационный фильм». Редкий случай, когда жанр аниме переходит в ранг высокого кинематографа. Чем фильм заслужил такое отношение и как в нем прослеживается рука режиссера?
Хосода в своих работах из раза в раз поднимает тему семейных ценностей и воспитания детей. «Мирай из будущего» — не исключение; в центре рассказа находится четырехлетний малыш Кун, любимец молодых родителей. Обычный ребенок: в меру добрый, в меру шаловливый; его внимание за секунду переключается с одного дела на другое, он мечтает увидеть огромные поезда и часто играет с железной дорогой, любит своего пса и печалится, когда мама уходит надолго.
Что интересно: создатель не делает из этого персонажа стандартного «киношного» ребенка — скорее всего, в Кун-тяне (его поступках и репликах) зрители узнают самих себя в детстве или знакомых маленьких детей. Папа даёт синие штаны, а не желтые? Нужно устроить скандал. Мама не обращает внимания? Крикни ей, что ненавидишь ее, и топни ногой. Казалось бы, всегда, когда в сюжете ребенок кричит о ненависти, мы должны удивляться и сокрушаться невоспитанности малыша. Но Хосода умудряется не просто не вызывать у нас отторжения, но и заставляет проявлять симпатию к главному герою. Кун еще не понимает, почему ему грустно и больно, не может найти подходящих слов для своей ревности. Он очень похож на Девяту из «Ученика чудовищ» или маленькую Юки из «Волчьих детей»: кажется, типаж бунтующего ребенка наиболее близок режиссеру.
Когда в семье Куна рождается маленькая девочка — та самая Мирай (чье имя переводится как «будущее», что порождает каламбур в названии аниме), — все внимание родителей переносится на нее, что весьма закономерно. Неожиданно Хосода раскрывает современные проблемы материнства и отцовства. Если Хана — мать-одиночка из «Волчьих детей», — пример героического, жертвенного материнства, то здесь лидирующую должность самоотверженного родителя занимает отец семейства. Мама Куна, ранее безукоризненно ведущая хозяйство, рано выходит на работу, в то время как папа становится фрилансером и должен следить за детьми и домом. Реакция соседей на такой необычный формат разделения ролей предсказуема: папа из обычного мужчины, добытчика, становится героем; хотя всего лишь разделяет функции воспитания своих детей. Папа (имени ему не дается, как и маме) — пример бытового инвалида, который ранее не обращал внимания на своих близких, бросая все силы на карьеру, и теперь нам досконально показывают, с какими трудностями в уходе за младенцем и детсадовцем он сталкивается.
В «Мирай» очень много современного: бабушка с дедушкой фотографируют внучку на айпад (то есть там действительно скрытая реклама Apple!), маленький Кун восторгается огромными современными вагонами метро. И в то же время нам показана наивная, душевная вера горожан в приметы: на рождение девочки в праздник делают инсталляцию из кукол, и если вовремя не убрать ее в коробку, то будущая невеста не скоро встретит своего жениха. Прогрессивная, консервативная Япония.
Кун-тян ужасно ревнует родителей, теряется, не понимает, за что любить маленький пищащий сверток. Интересный факт: Мамору Хосода придумал эту картину, наблюдая за собственной семьей. После выхода на экраны в 2012 году «Волчьих детей» (аниме, которое было придумано для поддержки его жены в тщетных попытках забеременеть) Мамору все же становится отцом сына, а после у него рождается и дочь. Наблюдая за реакцией своего первенца, он проникается главным детским страхом — перестать быть любимым своей семьей. Стать ненужным.
Заливаясь в очередной истерике, малыш оказывается во дворе… где внезапно сталкивается с необычным гостем: его щенок, Юкко, принимает облик живого человека и делится переживаниями. Он тоже боялся, что растерял внимание близких с рождением Куна. Хосода повторяет любимый трюк с оборотничеством, человеком-зверем, аналогией, что в любом из нас есть звериный дух, и в детях он крайне силен.
Раз за разом Кун встречает свою родню: повзрослевшую Мирай-тинейджера собственную же маму (которая, оказывается, очень похожа на него самого!), красавца-прадеда, повредившего ногу во время войны. История последнего почему-то отзывается внутри больше всех: он представляется идеальным отцом, тем самым, о котором в душе мечтает каждый маленький недолюбленный ребенок. Папой, который разучит бояться. Папой, чьи слова врежутся в память на всю оставшуюся жизнь.
Здесь создатель анимации постоянно заигрывает с нашими «внутренними детьми». Вроде бы все проблемы — детские, но от них становится больно, словно только вчера тебе было 4 года. Чутко подмечаются детали в интонациях, движениях, словах — филигранный психологический труд.
Аниме Хосода можно назвать психологическими сказками. Правда, его герои постепенно становятся младше: в «Ученике чудовищ», как и в «Волчьих детях», герои мечутся между своим привычным миром и своим внутренним духом, между «хочу» и «нужно». Для японцев поступать «как положено», признавать влияние социума — очень важная черта менталитета. Но когда мы дети, нам все равно, в какой стране мы живем. Все сталкиваются с одинаковыми внутренними проблемами, и режиссер мастерски проскальзывает по грани положенного, делая своих героев не социальными изгоями, а заблудшими душами. Ты признаешь тьму в себе, чтобы достать «меч сердца», как Рэй-Девята или навсегда превратиться в волка, как юный Амэ.
В «Мирай» мальчик Кун тоже сталкивается с метафизикой. Он теряется посреди шумного вокзала (толпа — присущий режиссеру символ потерянности в мире; Рей также теряется на рынке), не желая примириться с первыми серьезными изменениями в жизни. У стола в бюро находок происходит необычный диалог:
Что ты потерял, мальчик?
Не знаю. Я потерялся!
То есть ты потерял… себя?
Почти кэрроловская игра в слова: такие простые фразы несут болезненный смысл. Кун не ищет путь в другой мир: скорее, порталы во временных измерениях он использует как инструмент принятия реальности. Он не просто мальчик, не просто отдельное «я»: теперь у него есть младшая сестра, а значит, помимо роли любимого сына, он унаследовал ответственную функцию старшего брата. Он больше не просто Кун-тян.
То, что с тобой происходит, маленький мальчик, — нормально и не смертельно. Ты имеешь право злиться, ты позволяешь себе быть плохим и непослушным, не осуждаешь себя за это (кажется, этот сюжет повторяется во всех фильмах Хосода?). И вместе с тем ты остаешься хорошим, добрым ребенком. У тебя чистое и открытое сердце, не плачь. Не убегай из дома, потому что родители любят тебя. Родители всегда любят своих детей.
Примерно это должен услышать каждый из нас, обнимая в памяти себя пятилетних, при просмотре «Мирай из будущего». Наивное нравоучение сбалансировано откровенным принятием себя. Несмотря на то, что режиссер в который раз повторяет одно и то же, это не надоедает: говорить о детстве с подобной чуткостью можно бесконечно, и это всегда будет актуально. Словом, это отличная картина для семейного просмотра — особенно если у вас есть маленькие дети, а вы никак не можете вспомнить, какими были в их возрасте.