Кеврола: «попы ушничают и насилства чинят с одного с воеводами…»

Кеврола богата на церковную историю как ни одно поселение на Пинеге. Только Веркольский монастырь имеет подобную, более короткую, но более насыщенную. Причиной этому то, что Кеврола одно из первых, если не первое русское поселение в этих краях. Здесь обосновались новгородские поселенцы, окруженные чудскими племенами. Не совсем на этом месте, считают археолог О.В. Овсянников, на противоположном берегу, где чуть выше по течению у Ваймуши высится глиняный холм. Ваймушское городище, известное всем местным жителям, это и есть Кеврола XIII—XV веков, считал Олег Владимирович. В XV веке новгородцы передали ее великому князю Московскому, а потом захватили обратно — с боем, сожженными стенами и постройками. Так же говорят про Кевролу времен Кеврольского воеводства — она, по одной из версий, не в нынешней деревне Кеврола, а в Немьюге, одной из деревень села Кеврола. Но точно сказать не может никто, что добавляет загадочности.

После 1478 года, когда великий князь Московский стал хозяином всех двинских, пинежских, мезенских и других земель, здесь поставили приказную избу кеврольских воевод. В Кеврольский уезд входили земли: «…расположен по верховьям реки Пинеги, правого притока Северной Двины и по притокам Пинеги, слева Вые, Суре, Покшеньге, Немьюге, справа Нюхче, Сямженьге, Ежуге. Граница Кеврольского уезда с Двинским проходила по близости Волока Пинежского… Пограничной с Двинским уездом волостью была Пильегорская, крайней волость к югу Малая Пинежка, у самых истоков Пинеги. Центром уезда служил миниатюрный посад Кеврола, в котором перепись 1678 г. насчитывала всего 18 дворов» (1).

От Кевролы пошел Артемиево-Веркольский монастырь

Самым известным кеврольским воеводой благодаря своему врагу — протопопу Аввакуму — стал Афанасий Пашков, покоритель Забайкалья. Аввакум живописал Афанасия Филипповича в «Житии» и оставил его образ в веках. На Русском Севере Пашков сделал другое полезное дело — основал Артемиево-Веркольский монастырь. В ту пору монастыри основывались и светскими людьми — без митрополичьего благословения. Этому предшествовала трогательная история болезни его сына, Еремея Пашкова.

«В 1636 году в марте месяце ехал в Кевролу и на Мезень назначенный туда воеводою Афанасий Пашков. По дороге он останавливался в Верколе, но у раки мощей праведного Артемия не был и благодарственного молебна ему не служил. В Кевроле сын его, отрок Иеремия, тяжко заболел лихорадкою и готовился уже к смерти. Тогда отец вспомнил, что не отслужил молебен праведному Артемию, и дал обет отправиться на богомолье в Верколу. И вот внезапно лежавший в тяжелом забытьи сын Пашкова сам поднялся с постели и, держась за оконце, стал спрашивать своего отца, каким путем ехать им к праведному Артемию. Дивясь тому, отец привез сына в Верколу. Здесь отслужили по обету молебен, взяли бересты с гроба чудотворца, чтобы больной носил ее на груди вместе с крестом, и отрок выздоровел. Благодарный отец создал в Верколе, на месте обретения мощей Артемия, храм в честь соименного праведному отроку мученика Артемия» (2). Еремей Пашков стал родоначальником военной династии Пашковых.

От Кевролы пошел Красногорский Богородицкий монастырь

В XIV веке здесь был основан Кевроло-Воскресенский мужской монастырь. Его отцами-основателями, наверное, стали новгородские монахи, но кто и когда, установить уже нельзя. Возможно, они пришли сюда с древнейшей иконой Богородицы Одигитрии, написанной еще 9 марта 1266 (6874 года) при великом князе Дмитрии Ивановиче. Икона еще была цела в 1894 году и находилась в Михайло-Архангельском приделе Воскресенской церкви Кевролы. С Кеврольским монастырем связан другой монастырь — Красногорский, один способствовал основанию другого. Схимник Варлаам, настоятель Кеврольского монастыря, в 1603 году собрался подарить чудотворную икону Владимирской Божией Матери одному благодетельному мужу. В воскресный день он прикорнул ненадолго, во сне явилась Богородица и обратилась: «Пошто мысляши отдать святую икону мужу не скусну, но отдай ю вдовому попу Мирону и повели отнести на Черную гору и строити пустыню — монастырь» (3). Варлаам не знал ни Мирона, ни Черной горы, но вскоре в Кевроле появился с церковным оброком священник из деревни Юрола, Мирон, и необходимость искать отпала. Поп Мирон сообщил схимнику, что Черная гора в 5 верстах от его прихода. Варлаам даже надписал оборотную сторону иконы: «Божьею милостью и молитвами Пресвятыя Богородицы. Ее явлением Воскресенский игумен Варлаам, Кеврольские десятины, благословил вдового попа Мирона образом Пречистыя Богородицы сея иконы, и по ее явлению велел строити пустыню-монастырь, в Черной горе, где она произволила» (3). Мирон с иконой отправился к Черной горе и основал нынешний Красногорский Богородицкий монастырь.

Следствие по делу кеврольских попов

Варлаам был последним известным нам игуменом Кевроло-Воскресенского монастыря. Около 1603 года он, вероятно, скончался. Вскоре началась Великая Смута 1598−1613 годов. Не в утрате легитимности власти, не в самозванцах на престоле и не в иностранной интервенции находилась главная опасность. Самое страшное в Смуте — моральный распад людей. Преступления этических границ, очерченных отцом и матерью, которые ты соблюдал ранее и которые стерлись от частых переходов — ради выживания или обогащения. Накапливаясь, такие преступления ведут к распаду духовной, религиозной и национальной общностей — обратно их можно и не собрать. Кто предотвратил такой распад русского народа? Православная идентичность, Церковь, давшая высочайший духовный пример Патриарха Гермогена, призвавшего к сопротивлению оккупантам и пошедшего на мучительную смерть от голода.

Распад долго еще отравлял людей, сталкивающихся с новой ужасной реальностью — обезлюдевшие города-пепелища, измученные жители, пустыня на месте садов и полей, звери в человеческом обличье, выживание любой ценой. Не избегли сей чаши и люди церкви. Сохранилась грамота Патриарха Московского Филарета Никитича Романова игумену Антониево-Сийского монастыря Ионе:

«1631. Марта 24. Игумену Ионе — о производстве расследования относительно жизнеповедения чернаго попа Восреснского монастыря Арсения Артемьева, белого попа Тихона Иванова, дьячка Тимофея Юрьева и о присылке означенных лиц в Москву.

От великого государя святейшего Филарета Никитича, патриарха Московского и всея Руси, на Двину в Троицкий монастырь, что на Сие, игумену Ионе. Били нам челом Кеврольского уезду земские посыльщики Емелко Филипов, Якимко Семенов, Юшка Ларивонов с товарыщи и во всех крестьян место Кеврольского уезду Кеврольского ж уезда Воскресенского монастыря на чорного попа Арсенья Артемьева да на белово попа Тихона Иванова, да на дьячка на Тимошку Юрьева, сына дьяконова, а сказали: живут де те попы чорной поп Арсеней и белой поп Тихон, и дьячок Тимошка в Кевроле в Воскресенском монастыре не по монастырскому чину, пьют и бражничают на кабаке беспрестанно, а церковь Божия стоит без пения; да тот же де черной поп Арсеней ездит для торгу с Кевроли на Мезень на мирских подводах и живет в Мезени недель по пяти и шти, а без нево де боли помирают, чернцы и черницы, и мирские люди без причастья и лежат не похоронены недели по четыре и болши; да тот же де черной поп Арсеней з детьми и с невестками в одной келье живет и пьют безпрестанно; да тот же де чорной поп Арсеней и белой поп Тихон и дьячок Тимошка воеводам на них, мирских людей, ушничают и продажу и насилства чинят с одного с воеводами; да тот же де черной поп Арсеней и белой поп Тихон к челобитным и к обыском воровски руки прикладывают в их место мирских людей и в место детей духовных не по их веленью, а тот же дьячок Тимошка те воровские челобитные и обыски пишет» (4).

Пошел на конфликт

Перечисленные Патриархом нарушения частично подпадали по юрисдикцию церковного суда — «пьют и бражничают» в монастыре, люди лежат не похоронены «без причастия», житие с невестками и детьми в одной келье. По нынешним временам они привели бы к запрету в служении и высылке в дальний монастырь для покаяния. «Ушничают и продажу и насильства чинят», «воровски руки прикладывают» — это уже фальсификация документов и лжесвидетельство — дело уголовное. По Судебнику царя Федора Иоанновича 1589 года наказание очень строгое: статья 211 «А после тог (о) сыскивати в котором городѣ влдка есть, или архимандрит, іли игумен будетъ, где обыскивати, и гдрь им пришлѣтъ о томъ, чтобы сыскивали и розведывали въ правду, которая половина солгала; и тех лъживыхъ казнити по приговору, как в розбоиныхъ делехъ» (5).

Будь подход к жалобе по закону, но формально, то Патриархия переслала бы уголовную часть дела в царский приказ, а сама занялась нарушениями монастырского устава. Но Патриарх — Филарет Никитич Романов, отец царя и правитель государства — он вторгся в светскую сферу, что делал часто. Жалоба содержала обвинения воеводской канцелярии в фальсификации дел: «ушничают и продажу и насилства чинят с одного с воеводами… к челобитным и к обыском воровски руки прикладывают в их место мирских людей и в место детей духовных не по их веленью…». Воеводы — компетенция царя, и дело грозило кеврольскому воеводе снятием с должности и судом. Патриарх мог обозначить проблему, напугав воеводу упоминанием неблаговидных дел в его канцелярии. Но Филарет пошел на серьезный конфликт, поручив Иову провести не просто «обыск» (допрос), а «повальный обыск». То есть к каждому жителю уезда пришел бы монастырский служка, предъявил список обвинений попов с упоминанием воеводы, и предложил под крестным целованием ответить — знал ли он что по этому делу. Представляете резонанс?

«…велети им дати нашу грамоту и велети б про того чорного попа Арсенья и про белово попа Тихона и про дьячка Тимошку про их бесчинство сыскати Кевролским уездом повальным обыском, а того чорного попа Арсенья и белово попа Тихона и дьяка Тимошку з поруками прислати к нам к Москве. И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б обыскал Кевролским уездом повалным обыском, попы и дьяконы по священству, а всякими жилецкими людми по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всея Руси крестному целованию…».

Далее повторяются преступления черного и белого попов, о которых следовало спросить жителей всего уезда под крестным целованием.

«Да кто что про то про все в обыску обыскные люди скажут, и ты б те их речи велел написать на список подлинно да те обыски за обыскных людей и за отцов их духовных руками и за своей рукой и черного попу Арсенья и белово попу Тихону, и дьяку Тимошке явится в нашем Розряде государеву боярину и нашему князю Ондрею Васильевичу Хилкову да нашему боярину Семену Васильевичу Колтовскому, да дьяком нашим Федору Рагозину да Гаврилу Левонтьеву. Писан на Москве лета 7139-го, Марта в 24 де (нь)» (4).

Чем закончилось дело, неизвестно, так как две третьих переписки Патриарха Филарета и игумена Иова погибли в годы Советской власти — из областного архива пропали, а в московский не поступили. Но такой высокий градус расследования не мог пройти без последствий — жители Кеврольского уезда вздохнули свободнее.

Примечания: