«Дом на набережной»: дом расстрельщиков и расстрелянных
Книга профессора калифорнийского университета Бёркли Юрия Слёзкина посвящена теме жильцов знаменитого «Дома на набережной». Их судьбы, мысли, быт и трагедия в бурной эпохе 1930−1940-х — это стало стержнем исследования автора. Ведущие издания Америки восторженно встретили эту книгу, критики сравнивали её с «Войной и миром». Что же такого написано в ней, что вызвало восторг у обозревателей американской прессы, славящихся своими специфическими взглядами?
По его собственным словам, он выбрал именно этот дом и его жильцов, так как они, будучи советской номенклатурой, лучше всего отражали полюбившийся автору тезис, что Советский Союз есть коммунальная квартира. Однако книга показывает, что этот дом и его жильцы стали сосредоточием самой сути СССР и его судьбы в 1920—1940-х годах. Архитектура дома и его планировка — воплощение мечты о будущем коммунистическом обществе — отразились на повседневной жизни его жильцов — творцов этой будущей жизни, и на их горькой судьбе в мясорубке репрессий 1930-х. Поэтому книга разделена на три части — о создании Дома, о жизни в доме и о судьбе жильцов.
Этот рассказ отличает его органичность — от старомосковской архитектуры и связей социализма и христианства в идеях русской интеллигенции, приведших к практике коммунизма, до таких подробностей, как пища на столе номенклатуры и кухонные беседы.
При этом попытка объять столь большую и сложную тему, как культура и политика в Советском Союзе, на примере «Дома на набережной» не могла обойтись без недостатков. Слишком большие отступления и экскурсы в историю, вроде упомянутых рассуждений о христианстве и социализме, не могут не утомить читателя, который рискует забросить книгу, едва начав её читать и не дождавшись темы самого Дома. Искать столь глубокие корни советского коммунизма в книге, посвящённой теме номенклатуры 1920−1930-х, — палка о двух концах. С одной стороны, невозможно говорить об этих людях без их духовной родословной, с другой стороны, столь развёрнутое освещение их предтеч уклоняется от заданной тематики.
Однако этот недостаток не помешал автору создать большую панораму эпохи, сфокусировавшись на одном объекте. В этом плане название вполне отвечает смыслу книги — сага о русской революции. Её рождение среди патриархального мира Империи, крушение этого мира для создания своего — нового, утопического и сияющего мира, крах этой утопии перед новыми требованиями времени и логикой развития революций. Эта задача вполне удалась автору, который создал яркий, интересный и многогранный труд, который заслуживает быть переведённым на русский язык.