Иван Шилов ИА REGNUM

В Закавказье завершился широкий избирательный цикл. Его начало можно отнести к концу 2016 года, когда в Армении состоялся референдума по переходу от президентской формы правления к парламентской. В Азербайджане после апрельской войны 2016 года состоялся референдум, который принял 29 поправок к Конституции, и была укреплена президентская вертикаль власти. Затем в октябре 2017 года парламент Грузии на чрезвычайной сессии преодолел вето президента на поправки в Конституцию, страна была объявлена парламентской республикой. Нынешние в этой стране президентские выборы, на которых победила Саломе Зурабишвили, объявлены последними, что завершает переход к парламентской системе. В Армении прошли внеочередные парламентские выборы, блок Никола Пашиняна заполучил абсолютное количество депутатских мандатов.

В итоге в Грузии и в Армении самой сильной политической фигурой становится премьер-министр. Он является верховным главнокомандующим и полностью определяет внешнюю политику страны. В Азербайджан такой фигурой обозначен президент, сотрудничающий, но не подчиняющийся парламенту. Если исходить из идеологии Венецианской комиссии Совета Европы, которая от Запада курировала проект конституционных изменений в Грузии и Армении, парламентская форма правления более отвечает европейским традициям, нежели президентская. Азербайджан вроде бы выведен из этой зоны. Однако, как справедливо пишет главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН доктор исторических наук Камалудин Гаджиев, для оценки ситуации «необходимо представить реальную картину региона», не впадать в представления о нем как о каком-то «политически отсталом», а выявлять специфику.

Конституции всех республик Закавказья выдержаны в духе общепризнанных норм международного права при наличии самых различных факторов, влияющих на их политическую самоорганизацию и перспективы демократического реформирования, балансирования между двумя полюсами — автократией и демократией. В целом, по оценке многих экспертов, страны Закавказья пока еще не достигли «демократического берега». И в этом смысле президентская вертикаль в Азербайджане более адекватно отражает реальную ситуацию. Что касается парламентаризма в Армении и в Грузии, то, на наш взгляд, на данном моменте это больше политический процесс, нежели юридический, который определяется интересами определенных политических и экономических групп. Обеспечит ли он в конкретных условиях геополитическую устойчивость и внутриполитическую стабильность без рисков оказаться в эпицентре различных «встрясок» — вопрос открытый.

Marcin Konsek
Парламент Армении

Сегодня большая часть российского экспертного сообщества уверена в том, что трансформации Грузии и Армении в парламентские республики осуществлены в условиях отсутствия устойчивой и сложившейся многопартийной системы, когда практически все парламентские партии можно относить к категории удавшихся или неудавшихся выборных проектов. При этом в Армении с дистанции сошла даже такая действительно историческая партия, как «Дашнакцутюн». Поэтому в классическом представлении считать политические системы в Грузии и в Армении парламентскими можно только условно, при ограниченных полномочиях президентов и ситуации, когда лидеры блоков или партий, ставшие главами правительств, представляют только интересы части общества, и то часто небольшой. Здесь бросаются в глаза слабость социальной базы претендующих на системность политических партий и движений, слабость и неструктурированность средних слоев, отсутствие сплоченной и влиятельной оппозиции, способной служить реальным противовесом официальной власти.

Поэтому победивший в Грузии и Армении парламентаризм еще должен будет доказать способность привести к желаемым результатам. Или его судьба — остаться механизмом для определенных политических сил в целях достижения своих конкретных целей. Обозначим в связи с этим некоторые важные нюансы, которые для Венецианской комиссии имели на данном этапе непринципиальное значение. Дело в том, что она предлагала внести в Конституцию Грузии поправку, которая наделяет особым статусом Абхазию и Южную Осетию, хотя раньше во всех редакциях грузинского Основного закона фигурировал и фигурирует пункт об автономном статусе республик. Такое требование (рекомендация? — С.Т.) осталось, но Тбилиси пока его не принял. С Арменией проще, так как, согласно имеющейся в нашем распоряжении переписке между Ереваном и Венецианской комиссией, администрация тогдашнего президента Армении Сержа Саргсяна вообще не ставила перед комиссией вопрос о статусе Республики Арцах (Нагорный Карабах), ведя дискуссию исключительно о внутренних проблемах.

Кстати, не случайно в начале 2017 года по результатам проведенного в Нагорном Карабахе референдума Степанакерт объявил о переходе на президентскую форму правления, то есть сделал шаг в сторону от Армении. Что касается Баку, то его не устраивал отход Венецианской комиссии от закрепленных еще в 1999 году тезисов, согласно которым вопрос о самоопределении и отделении должен определяться текстом Конституции того или иного государства. И то в случае, если в них зафиксированы положения, предусматривающие отделение части территории страны. Напомним, что ранее Венецианская комиссия выражала готовность оказать правовую поддержку для урегулирования нагорно-карабахского конфликта, но не получила от кого-либо, в том числе и от Минской группы ОБСЕ, соответствующего запроса.

Но проблема была не в этом. Комиссия решала в Армении и в Грузии иные, более важные цели: возможность заполучить «контрольный пакет» местной власти. Так что в ближайшее время из Тбилиси и Еревана нужно будет ждать интересных сообщений.