Соколки: древние рептилии ждут здесь под землей своего часа

«Пришлось купить небольшую лодку, нанять двух гребцов и таким образом путешествовать по Сухоне и Двине, всё время под открытым небом, укрываясь под навесом лодки ночью и в дождливую погоду. Так путешествовали мы с женой каждое лето, с 1895 по 1898 год, привыкли к гнусу и мошкаре, приспособились при самых скудных питательных средствах и при громадном аппетите иметь обед и ужин (я умалчиваю об их достоинствах), выучились под проливным дождем раскладывать костер, а при сильной буре находить на реке такие «гавани», где наша лодка была в совершенной безопасности и мы спали в ней также спокойно, как у себя дома». Так начинал в 1895 году крупнейшие в мире раскопки и создание крупнейшей коллекции останков древних рептилий профессор Владимир Прохорович Амалицкий (1860−1917).

Пермский период с 300 млн до 250 млн лет до н.э. — самый загадочный в истории биосферы нашей планеты. А в науке XIX века на этом отрезке времени просто существовал разрыв. Считалось, что тогдашний живой мир обитал в океане, а на суше царил сухой климат и мертвый покой. В Южной Африке находили моллюсков и немногочисленные кости пермских рептилий, но чтобы на Севере бурлила жизнь — невозможно. Научный прорыв сделал геолог Владимир Прохорович Амалицкий. Всю его жизнь определила находка им в молодые годы раковин пресноводных моллюсков антракозид — в пермских отложениях под Нижним Новгородом. Моллюски были точно такими же, что и южноафриканские, и жили в пресноводном водоеме — что не стыковалось с «малообитаемой пермской сушей и солеными озерами». Находки моллюсков и поездка в Лондон для изучения южноафриканской коллекции ископаемых привела В.П. Амалицкого к мысли о древнем «непрерывном Русско-Индо-Африканском материке» и возможности найти на Севере останки, подобные найденным в Южной Африке.

Его идеи расходились с общепринятыми, и в финансировании поисков Амалицкому отказали — пришлось двигать науку за свой счет. Летние каникулы Владимир Прохорович с женой Анной Петровной проводил на Двине, Сухоне, Юге, осматривая речные обрывы. Крутые берега Двины были срезом древних отложений, а песчаные линзы в них — руслами пересохших миллионы лет назад рек, на дне которых копились останки животных. Поначалу в руки В.П. Амалицкому попалось немного камней с отпечатками папоротников и хвощей. Второй сезон открыл немного костей. Удачу принес 1897 год — тем летом Владимир Прохорович увидел в береговом обрыве большую песчаную линзу, тянущуюся на сотню метров вдоль берега, и метров десяти в толщину. Местность называлась урочище Соколки, в 12 километрах от Котласа. Через некоторое время в слоях показались отпечатки глоссоптериксов-папоротников и «неудовлетворительно сохраненный череп ящера, несколько позвонков, часть черепной коробки и часть челюсти с хорошо сохранившимися очень оригинальными зубами».

Отвезя находку в Петербург на VII Международный геологический конгресс, торжествующий профессор выслушал мнение признанных специалистов — челюсть принадлежит парейозавру, и с идеями Амалицкого нужно согласиться. Министерство народного просвещения и Петербургское общество естествоиспытателей, чутко реагирующие на мнение мировой науки, расщедрились на финансирование раскопок по 500 рублей, работы развернулись на долгие 15 лет и принесли славу профессору, Двине и Котласу.

В.П. Амалицкий: «Помощником у меня была моя жена Анна Петровна. Ежедневно работало от 12 до 25 человек рабочих… Через месяц после начала работы, к 20 июля, никаких окаменелостей не нашли. Вскоре напали на громадную конкрецию с головой парейозавра, за которой следовали хорошо сохранившиеся, но тоже в виде гигантских конкреций туловище и конечности. Всего было найдено 5 групп почти цельных скелетов, передающих облик животного, 5 групп более или менее полных скелетов…».

Скелет парейозавра Амалицкий отвез в Петербург на смотрины в геологический кабинет Петербургского университета. Два скелета были проданы в Германию и Италию — за 20 тысяч марок и 40 тысяч франков соответственно. По ходатайству великого князя Александра Михайловича профессору Амалицкому открыли финансирование на 5 лет по 10 тысяч рублей ежегодно. Дело росло, в Соколках для ускорения начали применять, кроме ручного труда, взрывные работы.

Вручную копали местные крестьяне, ставшие скоро одной из проблем. В деревнях вспыхнула эпидемия сибирской язвы, кто-то умер от белой горячки, начались ураганы и обвалилась береговая шахта. По мнению местных, трупы ящеров разносили заразу и не были богоугодным делом, так как грех выкапывать чудовищ, погубленных Богом во время потопа. Только прибытие на раскопки и благословение епископа Великоустюжского Гавриила сняло напряжение.

Из раскопа извлекались конкреции — шарообразные уплотнения почвы, ядром которых были песок, глина, раковины и кости животных. Каждой осенью 20−25 тонн конкреций с останками рептилий оправлялись в ящиках в Варшаву, куда на кафедру Варшавского университета был принят профессор. Всего за 15 лет раскопок было вывезено 200 тонн конкреций! В Царстве Польском, входившем в состав Российской империи, Владимир Прохорович занимался препарацией конкреций, специалистов не хватало, «сборка» скелетов иногда была ошибочной. Амалицкий нервничал, останавливал препарацию, материал копился. Как бы то ни было, в Соколках и местонахождениях Кузево, Аристово, Голодаево и Болтинская им были найдены скелеты неизвестных ранее животных пермского периода.

Парейозавры (скутозавры) напоминали бегемотов, приспособленных к воде и неуклюжих на суше, до 4 метров в длину, с коротким туловищем и хвостом. Передними зубами скутозавры обкусывали растения, перетирая их мелкими зубами на нёбе. Их тела покрывали костные щитки, откуда «скутос», по-гречески — щит. В.П. Амалицкий:

«Особенно интересны парейозавры. Их громадные скелеты, облеченные каменным чехлом, производили грандиозное впечатление. Особенно резко выделялись их громадные головы с выступающей вперед полукруглою мордою… с передними челюстями, усаженными в виде частокола ровными, красивыми, хорошо сохранившимися, обыкновенно черного цвета, блестящими зубами».

Дицинодонты («двухклыковые») — крупные, до 5 метров, растительноядные рептилии с короткими ногами, когтистыми лапами и мордами, как у черепах. Зубов, кроме двух больших клыков, у дицинодонтов не было. Питались они растениями, которые выкапывали клыками, в рацион входила и падаль.

Иностранцевия — названный в честь геолога А.А. Иностранцева крупный хищник с подвижным скелетом, черепом в форме топора и клыками до 15 сантиметров. Длина тела составляла более 4 метров, хотя встречались и гораздо более крупные кости. Строение ног — передние вертикально, задние — по бокам туловища, — позволяло рептилиям быстро бегать на короткие дистанции. Обитали они в воде или на мелководье, питаясь крупными земноводными, вроде скутозавров. Уникально устроена голова иностранцевий — челюсти раскрывались очень широко, а клыки имели по 3 зачаточных резервных клыка — на случай потери при охоте.

Цинодонт двиния, названный Амалицким по реке Двине — самый близкий к млекопитающим. Двинии имели длинную морду, возможно, с усами и шерстью, черепа около 10 см, зубы, как у млекопитающих, и тело около 40 сантиметров. Цинодонты вели, скорее всего, ночной образ жизни, питаясь насекомыми и мелкими животными.

Котлассий — названный в честь Котласа ящер, около 125 сантиметров в длину, с хвостом и короткими лапами. Предположительно котлассии питались насекомыми и рыбой, живя в сырых местах.

Двинозавр — крупное земноводное с широким телом и коротким хвостом, плоской головой, жабрами и перепончатыми лапами. Скорее всего, двинозавры охотились в воде на рыбу и беспозвоночных. В.П. Амалицкий: «Это довольно большие животные, длиной около метра, с большою головою, занимающей пятую часть туловища, с коротким хвостом, с короткими конечностями. Череп треугольного очертания. Зубы хорошо сохранились на верхней челюсти, в числе более 30 с каждой стороны».

Эти виды жили до 251−248 млн лет до н.э., когда разразилась вулканическая катастрофа, в результате которой вымерли 96% морских и 70% сухопутных видов. Восстановление биосферы после катастрофы было самым продолжительным в истории Земли, претерпевшей пять таких же катастроф с полным вымиранием фауны. Сохранившиеся немногочисленные виды пермского периода стали прародителями динозавров.

Катастрофой, но значительно меньшей, для Владимира Прохоровича стала Первая мировая война, навсегда разрушившая коллекцию. Пришлось срочно эвакуировать университет и его динозавров — сначала в Санкт-Петербург, потом в Москву, потом в Нижний Новгород. В 1917 году докторам, наблюдавшим В.П. Амалицкого, крайне неудачно пришла мысль подлечить его в Кисловодске, а затем оставить там на зиму. Климат обострил болезнь сердца, и 15 декабря 1917 года Амалицкий умер.

Коллекция осталась разбросанной — часть в Москве, часть в Нижнем Новгороде, что-то в Варшаве и в сарае в Соколках. В 1923 году 90 тонн конкреций вывезли из Соколков в Петроград в Геологический музей, где они и лежали, неразобранные, до 1933 года, когда перекочевали в Москву с Палеозоологическим институтом. Здесь их закопали в Нескучном саду, где они и лежат до сих пор. Но даже в частично сохраненном виде, в центре экспозиции Палеонтологического музея, она имеет мировое значение. Писатель-фантаст, а по специальности ученый-палеонтолог, много работавший с Северо-Двинской коллекцией, Иван Ефремов: «Работы В.П. Амалицкого явились центром, вокруг которого начала развиваться русская палеонтология позвоночных… сформировалась школа ученых-палеонтологов…».

Литература: