Россия после выборов: новая реальность

Результаты сентябрьских выборов не только продемонстрировали возросшие протестные настроения россиян, но и стали сигналами возможного кризиса институтов региональной власти, что, в свою очередь, актуализирует необходимость пересмотра устоявшихся подходов в политическом управлении.

Особенности протестного голосования

Рост протестных настроений, вылившийся в снижение электоральных результатов власти на региональных выборах в сентябре, имеет несколько важных особенностей, способных повлиять на политическую систему в дальнейшем. Речь идёт о некоторых настораживающих сигналах.

Первый сигнал — деперсонифицированный характер голосования. Победившие кандидаты в Хабаровском крае и Владимирской области представляют собой электорально слабых политиков. С. Фургал, будучи депутатом Госдумы, сумел завоевать мандат лишь благодаря «освобождению» его избирательного округа и при поддержке административного ресурса. В. Сипягин и вовсе лишь один из не самых заметных депутатов Заксобрания Владимирской области. К тому же оба политика в первом туре вели пассивные избирательные кампании, а во втором — и вовсе совершили непозволительный для политика шаг, согласившись на предложенную губернатором должность в разгар предвыборной борьбы. Тем не менее эти обстоятельства не помешали им получить внушительную поддержку, в разы превышающую электоральную нишу ЛДПР. Подобное можно встретить только при голосовании «вслепую» по принципу «за любого кандидата, кроме действующего губернатора». При таком эффекте нивелируется значение «муниципального фильтра» и ломается привычный сценарий кампании в режиме наибольшего благоприятствования действующему губернатору.

Второй сигнал — ограниченность эффекта поддержки со стороны В. В. Путина. Все губернаторы, избиравшиеся на нынешних выборах, были назначены президентом врио. Это активно использовалось в их агитационной работе: ни одна губернаторская кампания не обходилась без использования слоганов, вроде «человек президента» или «в команде президента». Однако прежнего эффекта это не принесло. Наиболее ярким стал случай Приморья, где президент продемонстрировал публичную поддержку Тарасенко непосредственно перед голосованием, однако нарастить количество голосов во втором туре ему практически не удалось.

Вместе с тем нужно отметить, что население пока не готово выражать протест лично против В. Путина. Протестное голосование — это во многом следствие недовольства населения «Единой Россией» и её лидером Д. Медведевым, ответственным за проведение непопулярной пенсионной реформы. Снижение электорального рейтинга президента и уровня доверия к нему достаточно быстро остановилось, причём сегодня он по-прежнему остаётся на весьма высоком уровне, на котором он пребывал большую часть правления Владимира Путина (до присоединения Крыма в 2014 году).

Третий сигнал — феномен так называемого сигнального голосования (когда избиратели используют выборы для того, чтобы продемонстрировать власти свое недовольство текущим положением) распространяется на мажоритарные выборы высокого уровня. Ранее политическая практика в России показывала, что избиратели склонны голосовать менее «ответственно» на списочных выборах (например, в Госдуму или региональные парламенты). Однако когда речь идет об избрании конкретного человека, особенно на важный пост (например, губернатора или депутата-одномандатника в Госдуму, не говоря уже о должности главы государства), избиратели не склонны к «экспериментам». Ярким примером этого эффекта служит регулярно повторяющийся внушительный разрыв между результатом ЛДПР на выборах в Госдуму в списочной части и результатом В. Жириновского на выборах президента. Объясняется это просто — люди готовы посылать власти сигналы тогда, когда голосование идёт на выборах, которые, с их точки зрения, являются малозначимыми, а потому их протестное голосование является безопасным для системы.

Теперь же, судя по тому, что сигнальное голосование распространилось и на выборы губернаторов, можно говорить о том, что в представлении людей должность губернатора сильно потеряла в авторитете. Не исключено, что к такому эффекту привела не всегда сбалансированная кадровая политика федерального центра в регионах.

Наконец, четвёртый сигнал — протестное голосование имеет всеобщий, а не локальный характер. При первом взгляде кажется, что четыре проблемных региона из 26 не являются серьезным показателем снижения поддержки власти. Однако картина приобретает другой вид, если мы будем учитывать целый ряд губернаторов, выигравших «на волоске». К таковым относится, в частности, Алтайский край (В. Томенко, 53,6%), Амурская область (В. Орлов, 55,6%) и Чукотский АО (Р. Копин, 57,8% при высокой явке в 60%). А, например, А. Воробьев в Московской области, хоть и получил уверенный результат в 62,5%, но по сравнению с прошлыми выборами (79%) значительно потерял в поддержке.

Наконец, главный показатель протеста — выборы в законодательные собрания регионов, которые часто используются для «сигнального» голосования. Здесь мы видим целый ряд регионов, где «Единая Россия» не получила большинства по списочной части, — Ульяновская, Иркутская, Ивановская области и др. Сюда же следует отнести провалы на выборах мэра Якутска и городской думы Ульяновска. Таким образом, при более детальном рассмотрении мы видим, что тенденции на снижение поддержки власти продемонстрировали в той или иной мере большинство регионов.

В совокупности эти сигналы говорят о том, что мы имеем дело с системными проблемами, связанными как с тенденцией изменения общественных настроений, так и с проблемами управленческого характера.

Долгосрочные политические последствия

Можно выделить несколько «пластов», которые будут подвергаться политическим рискам вследствие обозначенных социально-политических тенденций.

Первый — это всё, что касается региональной политики и характера отношений по линии «центр — регионы». Федеральному центру и регионам, где избраны новые губернаторы, предстоит выработать новый формат работы. При этом Москве не следует идти за соблазном дискредитировать новых губернаторов, пользуясь их низкой компетенцией и опытом, а также темными пятнами в биографии. Напротив, важно показать эффективность выстроенной системы федеративных отношений и региональной политики, которые не перестают слаженно работать, несмотря на приход к власти «чужеродных» управленцев. К тому же Москва сама заинтересована в том, чтобы не обрушивать социально-экономическую ситуацию в данных регионах, поскольку в дальнейшем необходимо обеспечить результаты на последующих федеральных выборах в 2021 и 2024 годах. Решение тактических проблем дискредитации «оппозиционного губернатора не должно создавать рисков стратегическим целям политической стабильности.

Другим аспектом проблемы является необходимость корректировки кадровых подходов федерального центра в регионах. Как показал опыт, многое зависит от личности назначаемых губернаторов как в плане имиджевой составляющей, так и в плане взаимодействия с местными элитами. Пример Владимирской области показывает, насколько даже губернатор с большим лоббистским ресурсом может потерять доверие населения из-за пренебрежения к элементарным имиджевым аспектам своей публичной деятельности. Контркампания против С. Орловой во многом основывалась именно на раздражении населения от публичной стилистики губернатора. В свою очередь, пример А. Тарасенко (как и С. Ярощенко в Иркутской области тремя годами ранее) показал опасность недовольства в элитах для электорального результата. Напротив, пример А. Усса в Красноярском крае показал, какие серьёзные преимущества открываются кандидату, вокруг которого элиты идут на вполне добровольную консолидацию.

Таким образом, федеральному центру предстоит пересмотреть свои подходы, обращая первоочередное внимание на совместимость назначаемого губернатора с местным населением и элитами. Пример недавно назначенного врио Приморского края О. Кожемяко говорит о том, что Кремль стремится это учитывать.

Второй «пласт» рисков связан с самими регионами. Приход к власти управленцев с низким опытом и компетенциями может негативно сказаться на управленческой составляющей. А низкие лоббистские возможности могут оставить их регионы за бортом привлекательных федеральных программ и льгот. Другим риском является возможное усиление влияния различных групп интересов из среды бизнеса и околокриминальных структур на управленческую политику в регионах. Не секрет, что в каждом из проблемных регионов были недовольные группы, заинтересованные в уходе действующих губернаторов. На фоне слабости новых губернаторов эти группы могут попытаться взять целые отрасли экономики на собственное внешнее управление. В этом смысле большая ответственность ложится на полпредов президента — Кремль не должен допустить, чтобы электоральные результаты привели к обрушению региональных экономик. Выигравших от такой ситуации не будет.

Для того чтобы уменьшить подобные риски в будущем, целесообразно пересмотреть сценарные подходы к организации выборов — линейка кандидатов не должна строиться по принципу «фаворит и технические кандидаты». Необходимо, чтобы среди кандидатов было хотя бы два-три реальных кандидата, каждый из которых мог бы по своим деловым качествам возглавить регион и проявлял бы лояльность федеральному центру.

Третий пласт рисков связан с федеральной политикой. Рост протестных настроений, повышающаяся автономия региональных элит, увидевших возможности собственных политических «игр», нарастание социально-экономических проблем в стране в целом — всё это в дальнейшем создает риски обострения внутриэлитной конкуренции. Особенную опасность подобные тенденции приобретают в свете грядущего транзита власти в 2021—2024 годах.

Четвёртый пласт рисков связан с партийной системой.

Адаптация партийной системы

Прошедшие выборы продемонстрировали сразу несколько проблем партий системной оппозиции.

Во-первых, налицо кризис идентичностей этих партий. В первую очередь речь идет о КПРФ и ЛДПР. На прошедших выборах голоса очень легко перетекали от одной к другой, несмотря на кажущийся идеологический антагонизм между ними. Протестное деперсонифицированное голосование не отвечает интересам ни одного из игроков партийного поля, поскольку выхолащивает феномен партийного ядра и в целом делает электоральный исход более непредсказуемым.

Во-вторых, проявился низкий контроль партий над своими региональными отделениями. И, наконец, в-третьих, партии системной оппозиции, получив ситуативный выигрыш на этом этапе, заложили под себя бомбу замедленного действия на будущее. Ведь очевидно, что население регионов, выигранных представителями ЛДПР (к которым, возможно, прибавятся представители КПРФ в Хакасии и Приморье), формирует завышенные ожидания от новых губернаторов и их партий, рассчитывая на кардинальный пересмотр политики и социально-экономические эффекты. При отсутствии этого население ждёт разочарование не только в конкретных региональных руководителях, но и в целом в стратегии голосования за партии системной оппозиции как разновидности протестного поведения.

С точки зрения долгосрочных сценариев политического развития подобные последствия грозят снижением легитимности всей системы в целом и возможностями для популистских проектов как правого, так и левого толка. Кроме того, стоит учитывать, что мир охвачен популистской волной, благодаря которой к власти в ряде западных стран уже пришли представители политических флангов, в то время как системные, ответственные политические силы пребывают в кризисе.

Учитывая подобные тенденции и риски, целесообразно работать на опережение и реформировать партийную систему. В частности, необходимо предусмотреть давно назревшую смену поколений в КПРФ и ЛДПР и в целом их подходы к публичной деятельности. Прежде всего, важно «перезагрузить» публичный политический имидж этих партий, считающихся чрезмерно аффилированными с нынешним режимом. Сейчас население использует их для «сигнального» голосования, однако в случае дальнейшей радикализации эти партии может ждать электоральная маргинализация, а бенефициарами этой волны станут другие, менее предсказуемые игроки. Для этой же цели важно осуществить смену лидеров на более маневренных и харизматичных (хотя и Г. Зюганов, и В. Жириновский именно эти качествами и обладают, однако в силу возраста они неизбежно снижаются).

Наконец, говоря о политических флангах, которые, следуя мировым тенденциям, должны в среднесрочной перспективе получить серьезное электоральное усиление, стоит подумать над наполнением их более предсказуемыми игроками. Главное, чтобы это были не искусственные образования, а реальные политические объединения с низовой поддержкой, но при этом готовые к конструктивному диалогу и не приемлющие агрессивной уличной политики.

В результате успешно проведенных изменений политическая система станет более гибкой и сумеет адаптироваться к новой политической реальности без серьезных рисков для себя и для процесса государственного управления в стране. В противном случае затягивание изменений, наоборот, приведёт не только к стагнации системы, но и фактически её делегитимации.