Братья Стругацкие 30 лет спустя: Комментарии к «Комментариям»
Последний роман Аркадия и Бориса Стругацких — «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» — вышел в 1988 году. С 1991-го с нами нет Аркадия Натановича, с 2012-го — Бориса Натановича. Но интерес к Стругацким не угасает: с такой страстью, азартом и вовлеченностью не спорят ни о Юлиане Семенове, ни о Валентине Распутине, ни о Вадиме Шефнере, да и вообще мало о ком из советских писателей шестидесятых-восьмидесятых.
Естественно, никакая публицистика не заменит читателям рассказы, повести и романы АБС. Но чтобы разобраться в происхождении феномена, лучше понять, как работают тексты братьев и почему эти тексты стали именно такими, какими известны нам сегодняшним, хорошо бы расширить представление о контексте. Идеальный вариант тут, конечно, «почти академическое» собрание сочинений Стругацких, которое выходит сейчас одновременно в Израиле (в мягкой обложке) и Санкт-Петербурге (в твердом переплете) — в эти тома вошли письма и рабочие дневники соавторов, статьи АБС на разные темы и много других материалов, важных для исследователя. Но если вы хотите выстроить непротиворечивую картину, не закапываясь по уши в первоисточники, «Комментарии к пройденному» Бориса Стругацкого подойдут как нельзя лучше.
Собственно, «Комментарии…» были написаны в 1997—1998 годах как цикл предисловий к очередному собранию сочинений АБС. Сам автор невысоко оценивал значимость этой работы: «Разумеется, эти мои заметки не могут представлять сколь-нибудь широкого интереса, и вряд ли можно рассматривать их как самостоятельный и самодостаточный текст. Это — всего лишь комментарии к данному собранию сочинений АБС, и вне такового они и рассматриваться-то не должны». Борис Натанович недооценил ценность материала: уже в 2003 году «Комментарии…» вышли отдельным книжным изданием. Правда, с досадными и не всегда уместными купюрами и исправлениями: в частности, осторожный редактор вымарал нецензурную брань из переписки братьев. Само по себе неудивительно — удивительно то, что в роли осторожного редактора выступил писатель и журналист Илья Стогов, автор вполне брутальных романов, обычно не лезущий за словом в карман. В новом книжном издании текст восстановлен в первоначальной редакции, со всеми энергичными оборотами, вовсе не чуждыми создателям «Пикника на обочине» и «Трудно быть богом».
Отталкиваясь от дневников и писем, Борис Стругацкий рассказывает о судьбе произведений соавторов, начиная с первоначальной идеи и вплоть до книжного издания. Каждая главка добавляет к общей картине новые детали: например, выясняется, что «Улитка на склоне» выросла из плана повести об острове обезьян-мозгоедов, «Понедельник начинается в субботу» — из четырехстраничного «сюрреалистического» черновика, сочиненного двумя сотрудниками Пулковской обсерватории на Кисловодской горной станции, а «Обитаемый остров», по замыслу, должен был стать «бездумным, безмозглым, абсолютно беззубым, развлеченческим, без единой идеи романом о приключениях мальчика-е…льчика, комсомольца XXII века».
Говорит Борис Натанович и о том, как менялась творческая манера соавторов, их взгляд на литературу. Какое сопротивление в издательских кругах вызвал лишенный привычного героико-романтического пафоса, живой разговорный стиль ранних АБС, близкий к стилю «молодежной прозы» Василия Аксенова и Анатолия Гладилина: люди будущего, по мнению редакторов 1950—1960-х, не могли и не должны были говорить, как их современники-шестидесятники. Когда и в связи с чем в творчестве Стругацких появилась плодотворная концепция «отказа от объяснений» — поклонники до сих пор спорят, как же выжил Леонид Горбовский после катастрофы на Далекой Радуге. Как повлиял на писателей скупой, лапидарный, насыщенный глубокомысленными недоговоренностями язык Хемингуэя. Как годами придумывались и собирались с бору по сосенке словечки, шутки, выразительные образы, сюжетные коллизии для той или иной повести — интересно, многие ли фантасты нынче работают так же кропотливо?..
Любопытная деталь: уже во второй половине 1960-х соавторы почти полностью отказались от идеи наставить читателя на путь истинный. Да, вплоть до «Отягощенных злом…» Стругацких волновали сложные нравственные конфликты, трудноразрешимые этические дилеммы, но повзрослевшие (поумневшие, уставшие, загнанные в угол — подставьте по вкусу) создатели «мира Полудня» уже не стремились расставить все по полочкам и раздать сестрам по серьгам: «Мы не понимали главного — существуют все-таки понятия: ЦЕЛЬ, СМЫСЛ, НАЗНАЧЕНИЕ — применительно ко всему человечеству разом? А так же смежные с ними понятия: ЧЕСТЬ, ДОСТОИНСТВО, ГОРДОСТЬ — опять же в самом общечеловеческом, если угодно, даже космическом, смысле? Или не существуют? <…> Мы так и не сумели ответить — себе — на этот вопрос».
Этот отход от морализаторства, «аполитичность» и «асоциальность» до белого каления бесил советских издателей: судя по «Комментариям…», от Стругацких бесконечно требовали четче выразить позицию, обозначить «верность нашим идеалам», подчеркнуть правоту условно-положительных персонажей и добавить отталкивающих черт условно-отрицательным. «Таким образом роман <…> написан был на протяжении полугода, — рассказывает об одной из книг Борис Стругацкий. — Вся дальнейшая история его есть мучительная история шлифовки, приглаживания, ошкуривания, удаления идеологических заусениц, приспособления, приведения текста в соответствие с разнообразными, зачастую совершенно непредсказуемыми требованиями Великой и Могучей Цензурной машины». И это вполне типичный пример. Иногда авторы скрипя зубами шли навстречу абсурдным пожеланиям: в «Обитаемый остров», например, внесено 896 «исправлений, купюр, вставок, замен», причем журнальная версия заметно отличалась от книжного издания. Порой АБС даже не пытались договориться с цензурой, а писали сразу «в стол»: так, «Град обреченный» и «Гадкие лебеди» считались абсолютно непроходными и официально увидели свет в СССР только на пике перестройки. Ну, а «Улитка на склоне» и «Сказка о тройке», единожды опубликованные в 1960-х, были попросту убраны с полок библиотек и вернулись к читателю лишь двадцать лет спустя. Неудивительно, что большинство текстов Стругацких Борис Натанович при первой же возможности «откатил до заводских настроек», то есть вернул к первоначальному виду, в котором они вышли из-под пера соавторов.
Пожалуй, именно зудящая неокончательность, недоговоренность, «отказ от объяснений» в самом широком смысле слова по сей день провоцирует сшибку мнений, полемику с сетях и прессе, грозящую в любой момент перейти в кухонную свару. Произведения АБС рождалось в спорах, в «беспорядочных обсуждениях, яростных дискуссиях и поисках по возможности головоломного подхода, приема, сюжетного кульбита». И это живое биение нескончаемого брэйнштурма чувствуется до сих пор.
Вот что раздражает: от АБС, как от гуру, хочется получить окончательный ответ на главные вопросы о Жизни, Вселенной и Всем Остальном, — а его нет и не предвидится. Приходится самому перебирать варианты, плутать, утыкаться в глухие онтологические тупики.
Можно, конечно, плюнуть и бросить эту пустую затею — тоже вариант. Но, как говорили герои «Понедельника…»: «Мы знаем, что эта проблема не имеет решения. Мы хотим знать, как ее решить».