Освобождение Болгарии в 1877 году

Со второй половины июня уровень воды в Дунае стал падать, что усложняло действия флотилии мониторов. Русские войска начали сосредотачиваться в районе Зимницы. У будущей переправы было собрано четыре корпуса — VIII, IX, XII и XIII. Будущий мост готовился в тылу, по секциям — часть на въезд (223 сажени — 475,8 м) и плоты (246 саженей, 524,86 м), которые нужно было только соединить. Готовился и гребной флот — собирались лодки. По первым оценкам, вместе с 4 пароходами и 4 баржами, эти лодки могли перевезти за один рейс 2,5 батальона при 8 орудиях. Шедшая в первом эшелоне переправы 14-я дивизия была сосредоточена под Зимницей 14(26) июня. Командовавший ей ген.-м. Драгомиров настоял на соблюдении скрытности — солдатам запрещалось ходить толпами, выводить помногу лошадей на водопой, запрещались сигналы барабаном и трубой, повозки, понтоны и артиллерия располагались за домами и на улицах, идущих параллельно Дунаю. Одновременно 8-й гусарский Лубенский полк выставил караулы у берега и Зимницы, выезд из города был запрещен. Сосредоточение понтонеров и их перемещения проводились только по ночам.

Соблюдение мер повышенной секретности способствовало тому, что турецкая разведка не заметила подготовки к форсированию реки. На болгарской стороне реки, у Систова, у турок был всего 1 батальон и 1 эскадрон — 770 чел. и 2 орудия. Они могли получить поддержку со стороны ближайшего городка Вардена, где стояло 5 батальонов — 3300 чел. и 4 орудия. Ближайшие серьезные гарнизоны противника находились в Никополе (40 верст от Систова, 9,8 тыс. чел.), у Рущука (60 верст, 28 тыс. чел.), Тырнове (70 верст, около 4 тыс. чел.). Быстро поддержать оборонявшихся было невозможно. С другой стороны, первый эшелон русского десанта был также немногочисленен и, имея в тылу 10 верст речного пространства, не мог получить поддержку ранее, чем через 7−8 часов. Атака была связана с существенным риском. Разведка работала плохо, точной информации о турецких силах в районе переправы не было.

Войска не имели представления о том, что их ждет, но были уверены в успехе. Ген. М.И. Драгомиров перед форсированием Дуная, например, отдал строгий приказ солдатам не расходовать в бою более 30 патронов из носимого запаса в 60. Считалось, что 30 патронов достаточно для огневого боя и что важнее всего довести столкновение до штыковой схватки. При форсировании реки следовало соблюдать тишину, вести огонь с паромов также запрещалось. Средств для переправы, кстати, также не хватало. Их собирали по всему румынскому берегу Дуная. В конечном итоге имевшиеся лодки и паромы могли обеспечить перевозку за один рейс 12 рот пехоты, 8 горных или 6 полевых орудий и 60 казаков. Рейс занимал от 1 часа 15 минут до 1 часа 35 минут.

15(27) июня 1877 г. русские войска перешли Дунай у Зимницы-Систова. Благодаря хорошей организации переправа проходила в полном порядке. Войска в полной тишине садились в лодки. До первого выстрела противника на реке царила тишина. Хотя гребли более 400 весел, шума не было. Караульный заметил первую волну переправы, когда паромы и лодки были уже в 30−50 саженях от берега. Впрочем, позиции для обороны были заняты турецкой пехотой почти мгновенно. Как только был подан знак тревоги и загорелись обтянутые соломой сигнальные столбы, «тотчас же на береговых горах из траншей забегали змейки частого ружейного огня», и на переправлявшихся «просто полился свинцовый дождь». К счастью, паромы уже подходили к берегу, и этот дождь в основном лился поверх голов первого эшелона.

С румынского берега переправу прикрывали огнем 3 батареи, но в целом они действовали неудачно и не смогли подавить огонь единственного турецкого орудия. К счастью, и оно не принесло никому вреда. Основные потери войска понесли от винтовочного огня — пули засевших на гребне высокого берега турок сыпались градом. Пристрелявшись, русские пушки всё же сумели заставить турецкую пехоту вжаться в окопы, потери сократились. Между тем уже в первый рейс были потеряны 3 лодки и 1 паром с горными орудиями. Эта единственная серьезная неудача выпала на 54-й пехотный Минский полк — лодки с его стрелковой ротой потеряли управление и были вынесены под позиции противника, где они были быстро расстреляны.

Второй и третий рейсы пришли к берегу, когда турецкая пехота на оборонительных позициях по высокому берегу пришла в себя после первого часа боя и имела возможность пристреляться. Резко выросли потери. Войска высаживались на береговую полосу в 300−400 шагов, где они неизбежно попадали под винтовочный огонь. Сказалось и незнание течений под турецким берегом, где они оказались очень сильными. «Быстрое течение несло их на верную гибель: лишь только понтон подплывал к скалистому берегу, занятому турецкими таборами, — вспоминал участник переправы, — раздавался ружейный залп, и понтон шел ко дну реки. Пока подходил новый понтон, турки успевали зарядить ружья, и снова раздавались залпы». Погибло около 300 чел. Русские войска, выполняя приказ Драгомирова, не вели столь же активный огонь из винтовок. Поначалу противник оборонялся упорно и решительно, имея значительный перевес на ряде участков.

Турецкая пехота, залегшая на высотах, продолжала стрелять. Огонь 6 горных орудий с берега не остановил ее, но притянул к себе внимание противника. Тем временем минцы обошли противника и ударили в штыки во фланг и тыл. Солдаты в основном вели рукопашный бой. Под градом пуль они экономили с ответом и сохраняли 30 патронов по выходу из боя. Первый эшелон проявил себя с самой лучшей стороны и сломил сопротивление врага. По донесению Драгомирова, войска проявили массовый героизм. Перелом в наметился к 8 утра, к 10 турки повсеместно отступали. Правда, в рощах и ряде домов засели одиночные стрелки, территорию пришлось прочесать. Батарея, обстреливавшая еще переправу, была принуждена к молчанию в третьем часу дня, после этого переправе с высокого берега Дуная уже никто не угрожал.

Удивительно, что при всем этом общие потери были незначительны — 733 человека. Погибло 8 офицеров и 250 нижних чинов, 17 офицеров и 422 солдата было ранено, 36 солдат пропало без вести. Итак, в первый же день был достигнут серьезный успех. Вечером Непокойчицкий отправил главнокомандующему телеграмму: «Предначертания Вашего Императорского Высочества увенчались полнейшим успехом: многотрудная и сложная в настоящую кампанию задача военного дела — переход Дуная — разрешена; Систов и окружающие высоты в наших руках». Утром 16(28) июня к переправе со стороны Рущука попытался приблизиться турецкий монитор, но после же первых выстрелов русской батареи, быстро добившейся попаданий, он повернул назад.

Николай Николаевич был немедленно награжден орденом Св. Георгия 2-й ст. На правый берег переправился император, которого ждала радостная встреча в Систове. «С приближением к городу, — отмечал в этот день Милютин, — увидели мы толпы вышедших из него жителей; у самого же въезда в город государя встретило духовенство с евангелием, крестом и хоругвями. Государь объявил намерение свое прямо проехать в православный храм. Духовенство пошло впереди русского царя; на всем пути государя и ехавшую за ним свиту осыпали цветами; женщины и дети радушно и радостно улыбались, старики и старухи крестились. Государь вошел в церковь, набитую толпой народа; иные целовали ему руки, другие, по местному обычаю, аплодировали». Солдатам и офицерам несли еду, питье и цветы, освободителей встречали хлебом и солью.

«Войска стояли шпалерами от самой переправы до города. — Отмечал в этот день сопровождавший Александра II Н.П. Игнатьев. — Энтузиазма, криков восторженных войска при виде царя и главнокомандующего описать невозможно. В городе прием был великолепный. Жители с духовенством и хоругвями в голове встретили царя, кричали «ура!», «живио!», бросались целовать руки, ноги. Болгары выбили окна в мечетях, разбросали листки Корана и разграбили лавки мусульман, оставивших поголовно город». Здесь, правда, необходимо было навести порядок. В ряде мест просто шел грабеж оставленного бежавшими турками имущества. Жители-христиане «…с ожесточением бросились жечь и разорять турецкие дома и даже резали турок, лишь только дошла до болгар весть о счастливой переправе русских через Дунай…».

Дома и лавки в городе стояли закрытыми. На стенах тех из них, где были нарисованы кресты, стояли надписи «Булгар». Пока ушла одна власть и не появилась другая, болгары разрушали всё турецкое, дома, на которых не было креста, подвергались разорению, улицы покрылись разоренным и разрушенным имуществом и пухом. «Не видя никого из обираемых, — вспоминал сопровождавший Скобелева кн. А.Н. Церетелев, — а лишь веселые лица обиравших, мы только пожимали плечами. Скверно лишь то, что чернь ограбила мечети. За это была нахлобучка от наших властей и приказание вернуть награбленное». Плохо было и то, что поначалу в грабежах приняли участие и некоторые солдаты. Впрочем, таковых было немного, и этот случай был исключительным — в общем дисциплина в войсках была превосходной.

Не меньший энтузиазм, чем в Болгарии, известие об удачной переправе вызвало в России (официально было объявлено о том, что было убито 44 и ранено 98 чел.), к вящему неудовольствию революционеров, которые прибегли к подлогу для того, чтобы дискредитировать ненавистную им «царскую власть». В Киеве народники отпечатали прокламацию, имевшую вид официального сообщения о поражении русских войск: «Убийственный огонь турок поразил отступающих. Очень немногие достигли берега. Потери громадные. Ходят слухи, что причиною этого поражения была измена». Поначалу провокация имела успех, но вскоре была разоблачена жандармерией. Время, когда эти приемы начнут действовать, еще не наступило.

Тем временем русские войска наступали через район, пострадавший при подавлении восстания, и поэтому до того, как начала работать русская военная администрация, местное население торопилось сводить друг с другом старые и новые счеты. Мусульманское наступление Добруджи массами бежало в сторону Варны, дороги были забиты погибшими людьми. «Представляю на Ваше благоусмотрение то весьма важное обстоятельство, — докладывал командир 1-й Донской казачьей дивизии ген.-ад. И.И. Шамшев командиру XIV Армейского корпуса ген.-л. А.Э. Циммерману, — что ожесточение болгар против турок или, лучше сказать, черкесов (так на Балканах называли всех переселенцев с Кавказа — А.О.) так сильно, что ничего подобного вообразить себе не мог. Это озлобленный скрежет зубов».

Русские войска чувствовали себя в Болгарии хорошо. «Шествие наше к Тырнову происходило совсем как дома, где-нибудь в Малороссии; в деревнях выходил народ, кланялись, кричали «добре дошли», «да живей царь Александр», а где были церкви, то выходили и священники и с крестом». Навстречу войскам шли беженцы-болгары, дома которых были сожжены турками. Они спасались от погромов и убийств. С другой стороны, по дорогам, ведущим в Константинополь, тянулись беженцы-мусульмане, которые, с помощью турецких властей и башибузуков, громили болгарские селения, находившиеся еще на контролируемых турками территориях. «Болгары мстили своим угнетателям, — отмечал Игнатьев, — пользуясь тем, что мы еще не приняли в свои руки управление». Русские войска пытались остановить резню, бывали случаи, когда турки отходили, прикрываясь болгарскими женщинами, и для преследования приходилось отказываться от стрельбы и пользоваться исключительно холодным оружием.

22 июня (4 июля) Николай Николаевич изложил императору свой план действий — он планировал взять Плевну и, в случае удачи, Никополь, а потом двинуть основные силы за Балканы на Адрианополь. Опасения у главнокомандующего вызвал лишь его левый фланг с его крепостями, куда направлялось значительное количество войск. Офицер его штаба полковник М.А. Газенкампф отмечал в своем дневнике: «Серьезного сопротивления от турок не ожидают; конечно, они будут драться, при встречах с нами, как львы, но сами встреч искать не будут. Так было, по крайней мере, до сих пор». Уверенность штаба передавалась и другим командирам, которые при встречах с подчиненными настраивали их на легкую военную прогулку.

27 июня (9 июля) командир IV Армейского корпуса отметил в своем дневнике: «У Систова переправились 8, 9, 11-й (без бригады пехоты и бригады кавалерии), 12 и 13-й корпуса. Циммерман с 14 корпусом демонстрировал на низовьях Дуная. Сверх того, при главных силах есть стрелковая бригада, сводная казачья дивизия и 6 полков, всего около 150 т. Маловато для решительного и быстрого наступления в центр 250 т. неприятельской армии!» В этот же день Великий князь — главнокомандующий вновь предложил ограничиться наблюдением за Рущуком, бросив основные силы армии за Балканы. 28 июня (10 июля) последовал отказ императора — Александр II опасался наступления турок из Виддина в направлении на Румынию. На левом берегу Дуная находилась румынская армия — около 50 тыс. чел. — основные силы которой были сконцентрированы практически напротив этой турецкой крепости, но русское командование не решилось доверить им безопасность своего глубокого тыла. Румыны в это время вели себя задиристо, но тем не менее большинство русских военных считало, что они абсолютно небоеспособны и полагаться на них нельзя.

Через две недели после форсирования Дуная основные силы русской армии перешли на правый берег реки. После переправы было определено место для моста длиной 608 сажень (1297,4 м). Частично он был понтонным, частично опирался на бревенчатые основания. Работа по его сооружению была начата 16(28) и закончена 19 июня (1 июля), движение по нему началось на следующий день. Вскоре был построен и второй мост. Оба они стали основной линией связи русской армии с левым берегом реки. Линия эта была весьма тонкой — по мосту могли пройти не более 5 человек в ряд. Движение на переправе было постоянным и весьма интенсивным, оно не прерывалось ни на минуту.

Главнокомандующий находился в прекрасном расположении духа и смеялся над расчетами «ученых офицеров Генерального штаба». Николай Николаевич вообще не жаловал эту часть офицерского корпуса, что было причиной того, что они с радостью пользовались любым случаем для того, чтобы покинуть штаб. Великий князь предпочитал опираться в управлении на своих адъютантов и ординарцев. Подобный подход никак не способствовал качественному управлению армией, в то время как после перехода через Дунай командование отличалось удивительным легкомыслием. На охрану своего правого фланга главнокомандующий поначалу выделил только одну Кавказскую казачью дивизию.

Турецкое командование ожидало переправы на пространстве между Рущуком и Виддином, где оно не имело ни сильных крепостей, ни значительных отрядов, однако поначалу было шокировано столь быстрым развитием событий и вело себя пассивно. Инициатива полностью принадлежала русской армии. Ее командование имело самые смутные представления о том, что турки имеют за Балканами. По сведениям, имевшимся в штабе, на левом фланге, в четырехугольнике крепостей, кроме гарнизонов, у противника имелось около 85 тыс. чел., а в Видине у Осман-паши — около 60 тыс. В этой обстановке командование считало своей первоочередной задачей обеспечение переправы через Дунай. Угрозу №1 штаб видел в Никополе, расположенном в 40 верстах от Систово. Гарнизон крепости оценивался приблизительно в 15 тыс. чел., его хотели уничтожить до возможной активизации остальных отрядов противника.

Обеспечение артиллерией у осаждавших поначалу было налажено из рук вон плохо, а плана крепости не было. Между тем IX корпус, направленный на Никополь, вместе с приданной ему Кавказской казачьей бригадой должен был вслед за взятием Никополя овладеть Плевной и обеспечить безопасность правого фланга Дунайской армии и переправы под Систово. Сразу же после перехода через Дунай вперед был выдвинут отряд под командованием генерал-лейтенанта И.В. Гурко. В его состав первоначально вошли 4,5 батальона, 25,25 эскадрона и 18 конных орудий. Затем отряд усилили до 10,5 батальонов при 14 горных орудиях и до 30 эскадронов и сотен при том же количестве конной артиллерии. Он двигался исключительно удачно, встречая радушный прием болгарского населения. В деревнях солдат встречал колокольный звон, холодная вода и вино (стояла жара).

3(16) июля в штаб армии пришла новость об успешном движении Гурко к перевалам. Информации о том, как идут дела на левом фланге под Никополем, еще не было. Относительно правого фланга дела обстояли точно так же. Тем не менее в штабе Дунайской армии ликовали. «Как бы то ни было, — писал граф В.А. Соллогуб, — но наступательные действия увенчивались пока успехом изумительным, и день 3 июля действительно казался более праздником, чем приступом к тяжелым испытаниям.»

Вскоре пришла другая новость. 4(16) июля IX корпус генерал-лейтенанта Н.П. фон Криденера взял штурмом Никополь. В основном успех был достигнут благодаря действиям артиллерии — шестнадцать 9-фунтовых орудий быстро принудили турок к капитуляции. С левого берега Дуная крепость обстреливала и румынская артиллерия. Действия русских тяжелых 24-фунтовых орудий оказались малоэффективными. Снаряды часто не взрывались, и турки выкладывали их них пирамидки. В плен сдалось 7 тыс. чел., в крепости было захвачено 6 знамен, 110 орудий, 10 тыс. винтовок, 2 монитора, огромное количество боеприпасов, склады с имуществом. Общие потери штурмующих были относительно незначительны: 31 офицеров и 1278 нижних чинов — приблизительно 9% численности корпуса.

4-я стрелковая бригада и три кавалерийских бригады — вместе с болгарским ополчением это составило уже 10 тыс. чел. Эти войска заняли древнюю болгарскую столицу Тырново. Хватило только одного слуха о том, что приближаются русские — и началась паника. Первым бежал каймакам — гражданский губернатор, за ним последовал воинский начальник и гарнизон. Зажиточные турки уходили массами из городов и деревень Северной Болгарии. Татар в Добрудже, которые не хотели уходить, плетьми гнали черкесы. Всё христианское население Тырнова вышло встречать освободителей. Болгары без различия пола и возраста ликовали. По словам одного из входящих, «цветы летели градом». «Окна, балконы, крыльца, тротуары, крыши домов — всё было занято болгарами. — Вспоминал участник похода. — Болгарки осыпали проходящих цветами, венками, которыми украшались винтовки, шапки, гривы лошадей, каждый офицер имел по несколько букетов». При попытке удержать движение Гурко в ущельях при выходе долину Казанлыка турки понесли исключительно высокие потери, что немедленно сказалось на настроении гарнизонов Шипки и самого Казанлыка.

Овладев перевалами, передовой отряд под командованием генерал-лейтенанта И.В. Гурко перешел через Балканы. При отходе турецкие части и башибузуки начали вырезать болгар. Мирное население побежало под защиту русской армии. Над долиной Казанлыка повисли дымы от горящих селений. 5(17) июля 36-й пехотный Орловский полк исключительно удачно атаковал позиции противника на Шипкинском перевале. Турки имели здесь не менее 10 таборов, и поэтому русская пехота не стала атаковать в лоб. Перевал был прилично укреплен, и такое наступление могло дорого обойтись. Обойдя противника во фланг и в тыл по незаметным тропинкам, орловцы взяли перевал в клещи и атаковали в трех колоннах, потеряв ранеными и убитыми всего 26 чел. Турки оставили на позициях 100 трупов. Тем не менее перевал противнику удалось удержать. 6(18) июля двумя колоннами турок с тыла атаковал перешедший через Балканы Гурко.

Противник оказался меж двух огней, его командование, не имея информации о том, что происходит, сочло за благо отойти. 7(19) июля русские войска возобновили атаку, но уже почти на пустые позиции. Контроль над Шипкой перешел в наши руки. Противник бросил 6 стальных крупповских и 3 медных горных орудия, большие запасы продовольствия и амуниции. Полностью сохранить их не удалось. Вместе с русскими войсками шли жители местных деревень — они помогали распрямлять дороги, вытягивать орудия на перевал и т.п. Подъем был очень тяжелым. Расчет орудия с помощью 40 крестьян проходил 2 версты за 5 часов. Всё изменилось, как только пришла новость о бегстве противника с позиций. «В одно мгновение, — вспоминал русский артиллерист, — болгары исчезли; через некоторое время все окрестные горы покрылись разбредшимися болгарами, до невероятности нагруженными разграбленным ими турецким лагерем. Нам пришлось своими силами взбираться на позицию».

Перед сдачей оставшиеся в окопах турки выбросили белый флаг. По правилам это позволяло приступить к работе санитарам и врачам, которые вышли к раненым и вскоре пропали. Турки продолжали сдачу в плен. В огромном количестве были захвачены патроны к винтовкам Пибоди-Мартини. К крупповским орудиям было всего 80 картечей, но зато по 500 снарядов на ствол. Из горных орудий только одно было с замком и прицелом, но зато имелось 3 тыс. снарядов. Победители получили и турецкий госпиталь с ранеными, которых начали лечить русские врачи, и обезглавленные трупы русских пленных и санитаров, которых перед смертью зверски пытали. Тела были расчленены, головы сложены в пирамиду. Присутствовавшие корреспонденты французских и английских газет вынуждены были зафиксировать это нарушение законов войны. Очевидно, поэтому турецкие раненые с большим испугом встретили санитаров и врачей — пленные опасались, что их будут пытать.

Наступление продолжалось.