Мир или война? Мобилизация и переговоры. Балканы
В столице не сомневались в конечном исходе дел.
«Слова, произнесенные Государем Императором в Москве 29 октября, — отмечал «Вестник Европы», — найдут себе далекое эхо в истории тех событий, которыми ознаменовался текущий год. После этих слов в так называемом восточном вопросе не должно быть более ничего загадочного, и общественное мнение как в западной Европе, так и у нас напрасно выражало бы теперь еще какие-нибудь подозрения или сомнения».
Сомнений в редакции журнала тоже не было, там открыто говорили о том, что должно ждать страну:
«Война, независимо от своих материальных последствий для государства, есть верная проба всех его наличных сил и, так сказать, испытание всей его деятельности за последнее время, направленной к возвышению этих сил во всей их совокупности».
Отношение подданных Российской империи к событиям на Балканах было неоднозначным. Доклад III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии от 12(24) ноября 1876 г. предлагал следующую классификацию:
1) губернии с велико-, мало‑ и белорусским населением полностью и активно поддерживали славянское движение;
2) остзейские провинции и Финляндия относились к нему равнодушно, за исключением дворянства германского происхождения, как всегда верного своему долгу перед троном и Россией. Для последнего важным было только одно — публичное проявление монаршей воли,
3) губернии с польским населением также были или индифферентны, или скрыто враждебны идее поддержке балканских славян;
4) губернии с мусульманским населением оставались абсолютно спокойными и лояльными.
Что касается Москвы, то первопрестольная столица в эти дни была одним из самых мощных центров славянофильской пропаганды, общественное мнение столицы было настроено весьма воинственно. Слова императора поначалу были встречены восторженно, но серьезного энтузиазма среди многочисленных сторонников войны еще не вызвали.
Вернувшись из Москвы в Петербург, 1(13) ноября, после смотра войск гвардии, император объявил о мобилизации. Соответствующие указы были подписаны еще за день до этого. Обращаясь к Великому князю Николаю Николаевичу-старшему и гвардейским офицерам, он поблагодарил их за блестящее состояние корпуса и назначил своего брата командующим Действующей армии. При этом император высказал свою надежду, что необходимости мобилизовать гвардию не будет. В тот же день был издан указ о формировании Полевого управления Действующей армии и о подчинении командующего войсками Одесского военного округа главнокомандующему этой армии. В ее состав должны были войти 6 армейских корпусов. Призывались только запасные, то есть прослужившие уже под знаменами солдаты — всего 227 548 чел. Основная масса призываемых находилась в сельской местности, а сборные пункты — в городах. Несмотря на осень, неблагоприятное время для движения (холода, дожди, размытые дороги и т.п.), сбор запасных проходил весьма удачно, по общему отзыву губернаторов, «люди собирались весьма охотно».
Мобилизация войск Киевского, Одесского, Харьковского, а также частично Московского и Кавказского военных округов началась со 2(14) ноября — всего было переведено на штаты военного времени 20 пехотных дивизий, 7 кавалерийских, Донская казачья с соответствующей артиллерией,
Горчаков еще в конце октября 1876 г. в Крыму в доверительной беседе с Лофтусом изложил свой план действий — европейские державы должны были добиться реализации на практике плана автономии Боснии, Герцеговины и Болгарии, для чего представители Петербурга, Лондона, Берлина, Вены, Парижа и Рима должны были встретиться еще до начала Константинопольской конференции для выработки единой позиции, которую далее и предполагалось защищать в столице Турции. Горчаков ставил единственное условие: чтобы на этот раз речь действительно шла о реальных реформах и о гарантиях их проведения, а не о «фразах». Он по-прежнему верил в возможность избежать войны. В циркуляре, извещавшем дипломатических представителей России о причинах мобилизации, министр иностранных дел России говорил:
«Государь Император не желает войны и сделает всё возможное для избежания оной. Но Его Величество не остановится в своей решимости до тех пор, пока признанные всею Европою принципы справедливости и человеколюбия, к коим народное чувство России примкнуло с неудержимою силою, не возымеют полного и обеспеченного прочными гарантиями осуществления».
Проект автономии был подан Игнатьевым Горчакову 1(13) ноября 1876 г. В состав автономной провинции Болгария должны были войти Дунайский, Софийский вилайеты, Филиппопольский и Сливенский санджаки и болгарские районы Македонии. Возглавить ее должен был генерал-губернатор из христиан, назначаемый на 5 лет султаном с согласия великих держав. Провинция должна была делиться на кантоны в среднем по 5 тыс. чел. в каждом, из которых составлялись губернии. Самоуправление, сбор и распределение налогов (их объем также стандартизировался, часть налогов отменялись), пути сообщения, полиция — всё это подчинялось кантональным чиновникам, избираемым жителями без различия религиозного происхождения. Таким же образом формировался и суд, официальным языком провинции должен был стать болгарский. Турецкие войска оставались в нескольких крепостях, а порядок в провинции поддерживался национальной гвардией (христианские и мусульманские отряды) под командованием генерал-губернатора. Эти подразделения считались бы составной частью турецкой армии, но не должны были использоваться за пределами провинции.
«Наш престарелый канцлер — опять в иллюзиях, — иронически отметил 13(25) ноября 1876 г. Милютин, — опять надежды на мирный исход».
За день до этого Горчаков инструктировал Игнатьева:
«Следуйте по пути, Вам указанному. Представьте сначала проект-максимум. Если встретит сильное сопротивление, представьте минимум. Это покажет, что мы не стремимся к диктатуре, в чем нас обвиняют (имелась в виду реакция Лондона на Московскую речь Александра II — А.О.). Возможно, что проект-минимум соберет большинство своей умеренностью, — может быть, даже Солсбери, собирающий в Париже и Берлине, почерпнет впечатления, благожелательные для нас… Если только наш минимум пройдет, это будет крупным результатом, который избавит нас от военной кампании, всегда случайной как политически, так и материально и в особенности тягостной своим влиянием на наше финансовое положение. Если можно избегнуть этого, сохраняя незатронутым честь и достоинство императора, я аплодировал бы этому с восторгом и наша страна была бы в выигрыше».
В ноябре 1876 г. мирный исход кризиса вновь зависел от того, смогут ли великие державы выступить в столице Турции с единой позицией. Русская дипломатия возлагала особые надежды «на благоразумие и спокойствие лорда Солсбери». Лорд был достаточно благоразумен, чтобы прежде всего поставить вопрос о том, что предполагается сделать в том случае, если турки откажутся принять эту единую позицию. Как оказалось, такое развитие событий в Лондоне не предвиделось. Следовательно, не предвиделись и санкции. Уже этот факт ставил под вопрос благополучный исход конференции. Что касается Милютина, то он, судя по всему, не возлагал больших надежд на мирный исход дела. 16(28) ноября император приказал учредить при штабе Николая Николаевича-ст. должность «заведующего гражданскими делами с состоящим при нем чинами и особою канцелярию». Им стал князь В.А. Черкасский. Одновременно была принята инструкция — в новом учреждении должны были заняться сбором статистических и прочих сведений о Болгарии и после начала военных действий возглавить управление освобожденных от турецкого владычества территорий и создать там местную гражданскую администрацию.
Особые надежды, но несколько другого рода, возлагали на конференцию и в Лондоне. Действия британской дипломатии сразу же похоронили надежды Горчакова на выработку единой позиции. Не будет преувеличением утверждение, что англичане хотели добиться предварительного единства с европейскими державами, но без России. Характерно, что лорд Солсбери, отправившийся в Константинополь, счел необходимым посетить Париж, Берлин, Вену и Рим, но не Петербург. В Париже герцог Деказ заявил о готовности поддержать и реформы, и принцип территориальной целостности Турции. Он исходил из необходимости любой ценой удержать баланс между Россией и Англией. Разговоры о реформах герцог не воспринимал всерьез.
«Всё это, — сказал он французскому представителю на константинопольской конференции, — меня не интересует, и если нам предложат какой-нибудь вздор, я его приму, если он также будет принят Россией и Англией. Я хочу помешать войне; всё остальное мне безразлично».
Тем не менее, убедившись в том, конференция может дать шанс на мирное решение кризиса, Деказ 19 ноября дал своим представителям в Константинополе секретную инструкцию поддержать русскую делегацию.
Берлин был также настроен в пользу предложений Петербурга. Бисмарк категорически отказался поддерживать действия против России.
«Пруссия, — сказал он британскому политику, — хочет сберечь всех своих друзей, а географическое положение вынуждает ее иметь их много. Никому не пожертвует она дружбой России, столько раз испытанной на деле. Англичане пытались запрячь нас в свою колесницу. Роль эта нам не по вкусу, и пусть сами они впрягаются в нее. Это их дело. Было время, когда в Лондоне позволяли себе обращаться с нами, как с вассальными князьками».
Даже угроза занятия турецкой столицы русскими войсками не очень пугала Бисмарка, который считал, что если это и произойдет, то только на короткое время.
Поддержку и понимание своих настроений, а также готовность к сотрудничеству в Константинополе Солсбери встретил только в Вене и в Риме. Впрочем, судя по всему, уже тогда Лондон готовил другое решение проблемы. 25 ноября 1876 г. великим визирем был назначен Мидхад-паша, искренний и убежденный сторонник конституционного преобразования Турции в современное государство. Он с самого начала планировал провозгласить конституцию для срыва конференции. Его идеи оказались как нельзя более своевременными. Уже 20 ноября (2 декабря) Милютин отметил в своем дневнике:
«Государь недоволен ходом дипломатических дел. Несмотря на успокоительные сведения о свиданиях Солсбери с министрами в Берлине, Вене и, наконец, в Риме и Константинополе продолжаются по-прежнему проделки Эллиота. Благодаря его внушениям решено провозгласить в Турецкой империи комическую конституцию, в которую никто не верит, начиная с султана и самого Эллиота».
Предварительные совещания перед Константинопольской конференцией начались 30 ноября (11 декабря) в здании русского посольства и закончились 10(22) декабря 1876 г. Прошло 9 заседаний. Они проходили под председательством Н.П. Игнатьева и без участия турецкого представителя. Русскому послу удалось добиться единогласного принятия программы реформ на основе принципа минимального вмешательства во внутренние дела Османской империи. Подготовленная к началу заседаний конференции программа была несколько шире первично представленного Горчакову проекта. Она была принята на 8 заседании 21 декабря 1877 г. 3 провинции должны были получить статус автономных: 1) восточная Болгария; 2) западная Болгария (включая Македонию), 3) Босния и Герцеговина (объединенные в одну провинцию). В автономиях, согласно русской программе, учреждались местное управление и полиция по принципу религиозно-пропорционального (кантонального) представительства, которые должны были действовать под контролем назначенного державами комиссара.
Из состава провинций выделялись Варна, Адрианополь и Водена — эти города оставались под прямым управлением султана. Предполагалось создать и особую жандармерию из 6 тыс. бельгийцев или итальянцев, которые находились бы в распоряжении особой международной комиссии, наблюдавшей за проведением реформ. В решении конференции эта цифра была указана несколько размыто — в Боснии и Герцеговине должно было быть от 500 до 1 тыс. европейских инструкторов, для Болгарии это число не уточнялось, но в результате там должно было действовать 4 тыс. жандармов. Разночтений и неточностей было немало. Мир с Сербией заключался на основе сохранения ее довоенной территории. Что касается продолжавшей войну Черногории, то она должна была удержать территории, занятые ее армией в Герцеговине и Албании.
Позиция, занятая русской дипломатией, была достаточно гибкой: постепенные реформы при прочном контроле за их выполнением. Между тем эта программа, по мнению сторонников войны, была далека от идеала. Новости из Константинополя вызывали скепсис военного министра. 2(14) декабря он заметил:
«Все толкуют о мирном обороте дел; почти уверены, что войны не будет. Что касается меня, то я вовсе не обольщаюсь сговорчивостью лорда Солсбери и первыми удовлетворительными результатами предварительных совещаний в Константинополе. Если даже и сойдутся в программе местной автономии, несмотря на оппозицию Австрии, то еще впереди два камня преткновения: во-первых, поддастся ли сама Порта решению Европы и, во-вторых, какие постановятся меры для приведения в исполнение решения конференции, с согласия ли Порты или даже вопреки ее воле. На этом-то и произойдет fiasco. Можно ли в самом деле серьезно верить, что Болгария будет организована и устроена каким-нибудь бельгийским или швейцарским генералом с 3 тысячами вооруженной стражи из бельгийцев и других?! Неужели лорд Солсбери и все его коллеги верят сами успешному результату такой нелепой комбинации?»
В какой-то степени планы по созданию международных гарантий мирного разрешения конфликта были продолжением надежд весны 1876 года. «Верный инстинкт славян в благоразумные минуты заставляет их говорить, что они ничего большего не желают, как гарантий относительно внешних сил, с внутренними же врагами,