«Форма воды» в поисках тихого омута

Девушка не слишком красива, небогата и одинока. И нема. Как рыба. Ее и нашли во младенчестве на берегу реки, словно выброшенное на берег создание неизвестного науке вида. Со странными параллельными шрамами на шее с двух сторон, похожими на заросшие жаберные щели. Ей снится вода, затопившая комнату — не как бедствие, а как уютная и родная стихия. Вода ей и друг, и кормилец (похоже, питается она почти одними вареными на электроплитке яйцами, да и трудится уборщицей — дело, где без воды совсем никак), и даже замена любовнику. А к стихии, родной для людей, она просто приспособилась. Если превратить себя в заводную куклу, живущую по почти армейскому распорядку, то, в общем-то, и ничего. Листочки настенного календаря дарят ежедневно какую-нибудь маленькую мудрость — домашний оракул, приносящий вести из глубины, живая изнанка выморочной повседневности, данной в черных типографских цифрах.

А на дворе «золотые 60-е» — по черно-белому телевизору идут чередой мюзиклы и наивные шоу, которые так хорошо смотреть вместе с соседом — пожилым, смешным, житейски беспомощным и тоже очень одиноким геем, которому даже в голову не приходит бороться за какие-то там «права». Из старого, медленно прогорающего кинотеатра этажом ниже доносятся реплики персонажей из костюмных фильмов, идущих при почти пустом зале. «Я усомнилась в обряде жертвоприношения…». Девушке-рыбе по имени Элайза тоже предстоит усомниться в жестоком ритуале и даже восстать против него, только она пока еще этого не знает…

Сюжет фильма незатейлив почти по-детски. Если вычесть натуралистические кровавые подробности, показанные так просто и обыденно, словно лужи крови на полу — действительно всего лишь фронт работ для уборщицы, а также эротику (весьма скромную, кстати), то получится что-нибудь вроде очередного «Инопланетянина» или даже «Освободите Вилли». Режиссер явно посмеивается над канонами и штампами жанра и даже не пытается играть в правдоподобие (так и позволили бы какой-то уборщице, даже немой, проводить время с секретным объектом, ставить ему пластинки и сердобольно подкармливать домашними завтраками!). «Научности» в этой фантастике даже меньше, чем у Кира Булычева или в старом добром Star Trek. Каким именно образом сложное внутренне устройство водяного монстра является препятствием для рентгеновских лучей, и как его вивисекция поможет победить в космической гонке? Полно, доктор сказал под нож — значит, под нож. Имеет значение только это — грядущее жертвоприношение во имя… чего-то, считающегося ужасно важным (причем для каждого из причастных это что-то свое), а не чисто служебные сюжетные рюшечки вокруг.

«Ихтиандр», кстати, тоже вполне служебен. Его костюм и грим великолепно сделан, играет его актер, поднаторевший в убедительном изображении нечеловеческих существ — от других фильмов Дель Торо до все того же Star Trek, и играет весьма неплохо. И всё же это не вполне полноценный персонаж, его роль до финала страдательная — в прямом и переносном смысле, лишь в конце он превращается в действующее лицо, но, в общем-то, так и не раскрывается как личность, оставаясь стихией, заключенной в форму. Если угодно, богом. Кто сказал, что бог не может откусить кому-то пару пальцев или пообедать вашей любимой кошкой? Стихии не повесишь бантик и бубенчик на шею…

А где бог, там и дьявол. Не морской, а вполне земной. Полковник Стриклэнд при первом явлении народу кажется слишком опереточным, явившимся прямиком из старых комиксов. Замашки мачо, «морда кирпичом», самоуверенные манеры и дубинка-шокер напоказ — этакий неприкрытый фаллический символ. И отнюдь не только для солидности — Стриклэнд не скрывает своих садистских наклонностей, стремления доминировать, «укрощать», причиняя боль. Только вот дьявол в аду отнюдь не кайфует, принимая серно-огненные ванны, он мучается не меньше, а, возможно, и больше, чем терзаемые им грешники. Стрикленд таскает свой ад в себе, ад внутренней пустоты, тотального отсутствия любви, душевного бесплодия. С физической плодовитостью у него все в порядке, хотя порой кажется, что его идеальное американское семейство не настоящее, а просто материализовалось из рекламного плаката — даже кошмарное ядовито-зеленое желе входит в комплект. Полковник видится себе пленным и ослепленным Самсоном, жаждущим отомстить непонятно кому и вырваться непонятно куда, но только подальше отсюда, словно раненый зверь, которому кажется, что нужно лечь на другое место, чтобы боль прошла. А если не получится вырваться, то нужно причинить как можно больше боли другим, доказав тем самым ненавистному миру, кто тут царь горы. Его оторванные, пришитые и медленно, со всеми отвратительными подробностями, отмирающие пальцы — своего рода фаллический символ навыворот, обозначение неспособности любить, враждебности всему живому. А также — постепенной утраты столь сладкого и желанного контроля над чужими судьбами и собственной жизнью. Самый страшный плевок и кара небесная для Стриклэнда — то, что его обдурил не крутой советский спецназ, а две жалкие уборщицы. Богом он — как истинный демон — способен признать только того, кто могущественнее, а не того, кто прекраснее, совершеннее или добрее.

В фильме вообще много символов. Прежде всего, вода как порождающая жизнь стихия. Или музыка — гармония сфер. Такой же древний символ, связанный с жизнью — яйцо, который демонстрируется даже слишком навязчиво. Но если говорить об общей символической, метафизической тональности картины, то можно заметить некоторый дисбаланс. Слишком много воды, слишком много женственного. Женщина как источник сострадания, понимания, любви и тепла вполне проявлена и в главной героине, и в ее подруге Зельде. А вот позитивного мужского начала, не испепеляющего, а животворящего огня, не видно. Есть очень много негативной энергии «мужской окраски» — не только главный антагонист Стриклэнд и его как бы не более зловещий шеф генерал Хойт, но и сама военная лаборатория, обстановка противостояния в мире (Карибский кризис, космическая гонка, и то, и другое связано с ракетами — еще один отсыл к старине Фрейду), бессмысленные (по версии режиссера) и беспощадные шпионские страсти, муженек Зельды — диванная тряпка и стукач, при этом гордящийся своей «мужественностью»… Представители «мужского мира», которые не являются врагами, выглядят мягкими и почти андрогинными — друг и помощник Элайзы, Джайлз — слабохарактерный гей, человечный русский шпион Дмитрий трогательно похож на грустного Пьеро, хоть и вполне способен на решительные поступки. Даже человек-амфибия скромно прячет свою принадлежность к мужскому полу.

И идейный заряд картины, и ее исход — настоящий гимн эскапизму. Чума на оба ваши дома, Монтекки и Капулетти, бесполезно призывать вас заниматься любовью, а не войной, вас можно только оставить наедине с вашим безумием. На экране 60-е, но режиссер не из этого времени и лишен иллюзий «битников» и «детей-цветов». Мир, который он рисует, рано или поздно обречен потопу. И, хотя влюбленные водяные боги пока что мирно возвращаются в родную стихию, покарав только того, кто и так уже был практически мертвецом, как знать? Может быть, во время их очередной любовной игры мир ждет судьба захудалого кинотеатрика этажом ниже, и некому будет вовремя вышибить дверь?

А потому, несмотря на вполне сказочный хеппи-энд, не остается ощущения благополучия и надежды. Атмосфера фильма темная — и по колориту, там практически нет солнца, и по настрою. Пусть часть этой темноты нежна, всё равно в ней не предусмотрено места для человека, не наделенного даже зачаточными жабрами и который всё-таки состоит из воды не на все сто процентов…