Сергий Радонежский – игумен земли Русской и хранитель христианской традиции

Сегодня день памяти Сергия, игумена Радонежского, одного из самых чтимых в России святых. Игумен земли Русской — такое прозвище, означающее попечение над духовным устройством нашей отчизны, он получил в народе.

Нелишним будет добавить, что преподобный Сергий довольно широко почитаем за пределами России и не в одних лишь православных странах. Имя святого включено в календарь Римско-католической церкви, в день памяти поклониться преподобному приезжают католики из других стран. Они посещают Троице-Сергиеву лавру, вплоть до приезжающих в Россию кардиналов и прелатов Римской курии. «Я, в частности, неоднократно возил в Лавру высоких гостей — известных в Католической церкви епископов», — говорил в одном из интервью генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник Игорь Ковалевский.

Сергию другим русским святым и его учеником Епифанием, прозванным Премудрым, составлено одно из самых замечательных житий. Это целая книга, отлично, живо написанная, одна из вершин не только русской, но и мировой агиографии. Преподобный основал несколько монастырей, но и после его кончины учениками Сергия было создано их несколько десятков, многие из которых действуют поныне. У Сергия Радонежского был дар прекращать вражду и приводить к согласию казалось бы не настроенных к примирению властвующих особ. Духовный авторитет его был очень высок.

Благодаря его благословению объединенное русское войско во главе с Дмитрием Донским одержало на Куликовом поле одну из самых убедительных и на тот момент самых важных побед над войском ордынского полководца Мамая, бывшего чем-то вроде госсекретаря в Золотой Орде, пытавшегося склонить московские власти к крайне невыгодным и обременительным для народа политическим и экономическим соглашениям. Заботу о будущем страны, умение благо народа поставить выше личных интересов игумен умел доносить до тогдашнего правительства. И оно его слушалось. Не потому, что преподобный грозил карами небесными за непослушание, а оттого, что был убедителен своей верой в правое дело.

Русская святость в истории нашей страны, как, впрочем, и всякая святость, обнаруживает себя чаще всего как локальное восстановление традиции. Многие люди ошибочно полагают, что понятие «традиция» включает в себя исключительно хранение, и оттого «революционеры», или, точнее, мнящие себя таковыми, традицию понимают как тормоз, как удержание любой ценой всего отсталого. Хранители же, в свою очередь, любое изменение воспринимают как угрозу. Но нет, христианская традиция — это способность в каждую конкретную эпоху говорить понятно для нее, эпохи, о том, как в ней в это отведенное время жизни состояться христианином.

Развитый человек всегда одновременно консерватор и революционер. Он старается беречь все лучшее и одновременно создавать лучшее. Оберегает себя от соблазнов принимать подряд без разбору все «новое» и «прогрессивное» как хорошее и лучшее и одновременно полагать, что все «старинное» скопом является лучшим. Традиция и есть способ приумножения качества. Как в притче о талантах, где говорится, что обычное хранение ведет к утрате качества, и по сути к потере хранимого. Потому что хранитель — бездеятелен. Хранимое для него не качество, а форма, не имеющая прикладного значения.

Сергий Радонежский как раз есть образец христианского традиционализма. И в «личной жизни», и в попечении над теми, кто ему доверен Богом. По выражению Ключевского, «примером своей жизни, высотой своего духа преподобный Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее». Видимо, в этом действительно была его миссия — вернуть народу веру в свои силы, в то, что у него есть будущее. Что он не будет продан или обменян на княжеские ярлыки.

Власть, обычно несправедливая и часто равнодушная к народу, от Сергия получала благословение быть справедливее и смотреть в будущее, а не руководствоваться исключительно сегодняшними сомнительными выгодами. Для этого не требовалось охмурять власть высоким богословием и рассказывать байки с того света. Для этого достаточно говорить понятно. Умение найти понятные для эпохи слова и есть подлинная традиция. Производить понятные всем, а не узкому кругу лиц, разумные, ведущие к общей благой цели действия — это христианская традиция.

Временами она гаснет, замирает, на место ее вылезает исступленное «плетение лаптей», которое, наперекор, сменяется не менее бессмысленным «реформированием», но временами это безумство прерывает подлинная святость, возвращающая общество в христианскую традицию. Она никогда не выглядит одинаковой. Что было пригодным вчера, сегодня оказывается не «устаревшим», а просто недействующим. Но может оказаться востребованным уже завтра. Для традиции нет «устаревшего» или «новаторского». Для того, чтобы она жила, надо, чтобы она была понятной. Общество должно знать свои цели и методы их решения.

В житии преподобного есть история о том, как однажды «из Константинополя в царствующий град Москву приехал некий епископ. У себя дома он много слышал о святом, потому что слава о Сергии достигла самого Царьграда, но епископ не верил слухам о святом, думая про себя так: «Разве может явиться такой светильник веры в этой стране, особенно в наше последнее время?». Дальше сказано, что епископ, который не предполагал, что в «этой стране» еще может отыскаться не формализованное по полной христианство, ослеп от своего неверия. Преподобный вернул ему зрение, и сказал следующее:

«Вам, премудрым учителям, подобает учить нас, как должно поступать — не высокомудрствовать, не превозноситься над смиренными. Ты же что полезного принес нам, неученым невеждам? Ты пришел, чтобы искушать наше неразумие, но Праведный Судия все видит».

Формальному «христианству» и впрямь трудно поверить, что «в этой стране», да и вообще где-либо, христианство может обходиться без «премудрых учителей», и возвращать к жизни традицию изложения и совершения благой вести. Ослепших от собственного неверия — очень много. Однако, по вере игумена земли русской, прозрение возможно даже у самых закостенелых.