«Настоящий писатель» и фантастика: адюльтер или законный брак?
Можно сколько угодно твердить, что литература делится не на жанры, а на хорошую и плохую, что сочетание «писатель-фантаст» звучит так же абсурдно, как и «писатель-пешеход», но давайте посмотрим фактам в глаза: для подавляющего большинства читателей и экспертов «жанровая» проза — по определению литература третьесортная. И не важно, что там на самом деле кроется под обложкой с аляповатым рисунком. Как сказала недавно в интервью прибалтийскому журналисту Елена Шубина, один из самых авторитетных российских издателей, «что касается фэнтези и фантастики, мне кажется, это нечто вроде секты, там важны какие-то клановые вещи».
Разумеется, оценка в целом справедливая: отечественные фантасты (а так же авторы детективов и любовных романов) сделали все возможное, чтобы заслужить такую репутацию. Но есть уголки на карте Страны Фантазии, куда «просто писатели» регулярно забредают безо всякого ущерба для имиджа — и уходят, сгибаясь под тяжестью хабара, причудливых и опасных артефактов, созданных теми самыми писателями-пешеходами. Скажем, Невил Шют, Кормак Маккарти, Алесь Адамович, Татьяна Толстая, Виктор Пелевин активно разрабатывали постапокалиптическую тему — и ничего: в «фантастическое гетто» их в 24 часа не депортировали, от приличных домов не отлучили, в чокнутые сектанты не записали. Хотя, казалось бы, «На последнем берегу», «Дорога», «Последняя пастораль», «Кысь», «S.N.U.F.F.» — все это фантастика чистой воды.
Эмили Сент-Джон Мандел именно из таких «настоящих писателей», которых черт дернул зачем-то связаться с «жанром». В 2014 году ее постапокалиптический роман «Станция Одиннадцать» номинировался на Национальную книжную премию (американский аналог английского «Букера»), британскую премию для женщин-писателей Baileys и премию PEN/Faulkner — в общем, претендовал на награды, к которым фантастов обычно не подпускают на пушечный выстрел. Правда, вместо этого Мандел получила премию имени Артура Кларка — но тенденция показательная.
Любители фантастики обычно косо смотрят на таких сталкеров, и их тоже можно понять. Зачастую то, что кажется простодушным читателям «просто литературы» открытием и новым словом, в литературе жанровой давно стало штампом, банальностью, общим местом. «Станция Одиннадцать» в этом плане пример вполне показательный. Знатоки и ценители «постапа» без труда заметят, что пейзаж посткатастрофического мира будущего в этом романе чуть менее, чем полностью соткан из заимствований. Заброшенные города, скелеты в детских кроватках, безлюдные дороги, забитые ржавеющими остовами машин, харизматичные пророки и их безумная паства, одинокие и гордые носители культуры среди дикарей — всё это уже встречалось в «жанровой» литературе десятки раз: в «Ходячих мертвецах» Роберта Киркмана, «Почтальоне» Дэвида Брина, «Дороге Проклятий» Рождера Желязны, «Противостоянии» Стивена Кинга (отсюда позаимствовано особенно много)… Понятно, это не сознательный плагиат, идеи (а тем более образы) витают в воздухе. Но ко второму десятилетию XXI века жанровая литература успела своими беззубыми деснами перетереть их в жидкую кашицу для немощных и увечных, читать обо всем этом в сто двадцать пятый раз — то еще испытание.
К счастью, Эмили Сент-Джон Мандел не ограничилась подробным описанием постапокалиптического мира. Есть у нее и свое, незаёмное — то, за что автора действительно можно (и нужно) полюбить. По сути, писательница рассказывает две разные, но взаимосвязанные истории. Через двадцать лет после того, как скоротечный «грузинский грипп» выкосил большую часть человечества, по обезлюдевшей Северной Америке странствует бродячий театр «Дорожная симфония» с репертуаром из шекспировских пьес. Отчасти семья, отчасти коммуна, отчасти охотничья артель и боевая группа, «Симфония» выступает хранительницей традиции, доставшейся в наследство от прежней, безвозвратно утраченной цивилизации — и в то же время напоминает уцелевшим, что выживание не единственная цель, достойная человека. Есть у такого образа жизни и практические преимущества: для людей искусства, артистов и музыкантов, это не худший способ справиться с шоком — а там, глядишь, всё как-нибудь устаканится. В новом мире без антибиотиков и электричества, мобильных телефонов и самолетов уже родилось и успело вырасти новое поколение, пережившие чуму нашли новое место под солнцем, нравы смягчились… По крайней мере, так кажется до тех пор, пока «Дорожная симфония» не попадает в город, где власть захватил самозваный пророк секты Судного дня, чья вера сформировалась под влиянием Библии и еще одного редкого раритета.
Вторая история началась двумя десятилетиями раньше, в тот самый день, когда волна пандемии докатилась до Соединенных Штатов — а на сцене театра во время постановки «Короля Лира» скончался от сердечного приступа пятидесятилетний актер Артур Линдер, кинозвезда средней величины. Автор бережно разматывает клубок жизни Артура: юношеские надежды и разочарования зрелых лет, три неудачных брака, затяжные депрессии, скандалы, ненависть к папарацци, запоздалая попытка наладить отношения с сыном, женщины, друзья, случайные знакомые… Собственно, внезапная смерть актера, да еще при таких драматических обстоятельствах, символизирует гибель всего старого мира — метафора, безусловно, сильная, хотя и несколько прямолинейная.
Но Эмили Сент-Джон Мандел действует изобретательнее: переходя от деловитого репортажного стиля к тонкой лирике, она постепенно соединяет две эти линии, сводит на дорогах постапокалиптической Америки людей из окружения Артура, заставляет доигрывать не ими начатую драму. Да, в таком подходе есть некоторая наигранность, театральная мелодраматичность — велики ли шансы, что все эти персонажи не только выживут во время пандемии со смертностью 99,9%, но и встретят друг друга много лет спустя? Но тут всё честно, нас предупреждали: бесконечные отсылки к Великому Барду с первых же страниц романа — неспроста.
Главный вопрос, который мучает героев «Станции Одиннадцать» — о сложных взаимоотношениях двух миров, до и после катастрофы. Нужно ли рассказывать детям о том, чего они никогда не увидят: об огромных мегаполисах, залитых огнями рекламы, интернете, автомобилях, медицинской страховке, стоматологических кабинетах, радиотерапии? Стоит ли об этом помнить — или лучше раз и навсегда выкинуть из головы и жить дальше исключительно сегодняшним днем? Эмили Сент-Джон Мандел снимает противоречие одним изящным росчерком пера: если давние конфликты и отношения, завязавшиеся задолго до эпидемии «грузинского гриппа», определяют поступки героев десятилетия спустя, о каком «мире до» и «мире после» вообще можно говорить? Смерть Артура Линдера не поставила точку в биографии его родных, друзей и знакомых, их жизнь стала другой — но она не прекратила свое течение. Ничего еще не кончилось, продолжение следует. Если не романа «Станция Одиннадцать», то по крайней мере — истории человечества как вида.