«Я хочу быть погребенным там, где меня убьют»
В постсоветское время весьма распространёнными стали размышления о том, могла ли Россия в начале XX века избежать постигнувших её колоссальных потрясений и пойти по пути иного исторического развития без революций, Гражданской войны и полной смены государственного и экономического строя. И нередко возможность подобной исторической альтернативы связывают с личностью и деятельностью Петра Аркадьевича Столыпина.
Столыпин был, пожалуй, самим ярким и талантливым государственным деятелем Российской империи. Образованный, энергичный, волевой интеллектуал, не пасующий перед трудностями и умеющий отстаивать свою точку зрения, выгодно отличался от остальных высших сановников. Но его главным политическим качеством было, безусловно, совершенно трезвое и реальное понимание ситуации в стране. Поэтому Столыпин явственно чувствовал стремительное приближение революции, а революция для Столыпина есть абсолютное зло, могущее привести страну лишь к полному хаосу. Да, конечно, нужно железной рукой навести порядок, беспощадно расправляясь с бунтовщиками и смутьянами. Для этого в большинстве губерний вводилось чрезвычайное положение, войска безжалостно подавляли народные выступления, учреждались военно-полевые суды, штамповавшие смертные приговоры и тысячами отправлявшие людей на каторгу. Но в том и было отличие Столыпина и от царя, и от подавляющего большинства царских сановников, что он, убеждённый консерватор и монархист, прекрасно понимал то, что невозможно вернуть страну к прежним порядкам, и репрессии необходимы лишь для того, чтобы дать возможность России двинуться по пути глобальной модернизации. Причём, модернизация должна проводиться чрезвычайно быстрыми темпами. Промедление смерти подобно, ибо время работает на революцию!
По глубокому убеждению Столыпина изменения в стране должны начаться с самых серьёзных перемен в сельском хозяйстве. Подавляющее большинство населения составляют крестьяне, а они бедны и отсталы. А бедные и безземельные крестьяне неминуемо вовлекаются в революцию и представляют основную угрозу для существующего государства. И никакое декларативное провозглашение политических свобод не сможет дать успокоение постоянно готовой к бунту крестьянской массе. Свободу, независимость, достаток, лояльность государству крестьянину может принести лишь обладание собственностью. А для сельского жителя фактически единственной собственностью может являться лишь земля. Земля, которую по убеждениям Столыпина, можно и нужно свободно покупать и продавать. Но превращению крестьян в класс независимых собственников мешает ряд пережитков и, прежде всего, сельская община. Именно она лишает крестьянина всякой инициативности и самостоятельности, препятствует новым прогрессивным методам ведения сельского хозяйства, способствует сохранению бедности и процветания пьянства. Ведь, недаром, народники и эсеры всегда считали, что именно община является основным генератором и хранителем социалистических идей в стране, поэтому в самое ближайшее время община и станет основой будущего социалистического общества в России — великой Всероссийской Земельной Общины. Столыпин же не считает, подобно эсерам, что русский мужик по своей природе — стихийный социалист. Он уверен в том, что основная мечта отечественного крестьянина — это стремление к собственности и богатству. И в этом смысле русский человек ни чем не отличается от европейца или американца.
Итак, главным для Столыпина является если не полная ликвидация, то хотя бы существенное ослабление общины. Поэтому крестьянам разрешается беспрепятственно выходить из общины, получать в частную собственность общинную землю, свободно продавать и покупать её. Крестьяне вправе требовать у общины объединения своих, как правило, разрозненных, земельных отрезков в единый участок (отруб) или в единый участок с жилой усадьбой (хутор). Столыпин прекрасно понимает, что общинной земли катастрофически не хватает, а у подавляющего большинства крестьян отсутствуют деньги на столь радикальное изменение своей жизни. Поэтому создаётся земельный фонд из государственных и удельных земель, а Крестьянский банк начинает выкупать земельные участки у помещиков, а затем выдаёт крестьянам на покупку этих земель ссуды, причём создающим отруба и хутора — на весьма льготных условиях. Однако, от безземелья всё равно избавиться не удаётся и поэтому принимается решение о массовом переселении крестьянского населения в Сибирь и на Дальний Восток. Переселенцам оказывалась значительная государственная поддержка. Переселение позволило, во-первых, существенно сократить количество потенциально опасных безземельных крестьян в центральных губерниях, а, во-вторых, запустить процесс развития отдалённых регионов страны.
Результаты столыпинской аграрной реформы были весьма двоякими. С одной стороны, был создан слой довольно эффективных собственников, ведущих товарное производство, возросли площадь пахотных земель и урожайность, выросла производительность труда, увеличился экспорт продуктов, улучшилась культура обработки земли, началась применяться сельскохозяйственная техника. С другой стороны, значительная часть крестьян беднела, теряла свою землю, вынуждена была батрачить, уезжать в города, многие переселенцы не смогли устроиться на новом месте и вынуждены были возвратиться назад. В целом реформа затронула меньшинство крестьянских хозяйств, а слой эффективных собственников земли был весьма малочисленным. Однако Столыпин считал, что нет ничего страшного в том, что большинство крестьян не выиграло от реформы, ведь, изначально упор делался на энергичное и предприимчивое меньшинство, а на то, чтобы улучшить жизнь всего сельского населения, собственно, и не было планов.
Столыпин не ограничился проведением лишь аграрных преобразований. Он считал, что для модернизации необходим ещё ряд реформ: самоуправления, образования, полиции. Однако, несмотря на титанические усилия Столыпина, провести эти реформы в жизнь не удалось, в основном, из-за противодействия реакционного чиновничьего аппарата и крупных помещиков.
В целом, отношение почти всех политических сил России к персоне Столыпина и его государственной деятельности было отрицательным. Высшие бюрократы подозревали Столыпина в неуёмных политических амбициях и в покушении на своё привилегированное положение. Правые считали, что Столыпин подрывает многовековые традиционные основы русского общества, привносит с Запада на отечественную почву совершенно чуждую и вредную идею парламентаризма, посягает на неприкосновенность помещичьих земель. Либералы относились к Столыпину, как к душителю свободы и безжалостному палачу. Эсеры считали, что Столыпин, пытаясь уничтожить социалистические идеи в деревне, цинично дестабилизирует своими «реформами» крестьянство. Социал-демократы же, в свою очередь, обвиняли премьера в репрессиях против рабочих и уничтожении профсоюзного движения.
В итоге, в довершении всего, Столыпин потерял расположение и Николая II. Несамостоятельный и внушаемый император одновременно обладал упрямым, завистливым и злопамятным характером. Энергичный и принципиальный Столыпин раздражал Николая II своей независимостью и целеустремлённостью. Кроме того, царь считал, что Столыпин своей деятельностью подрывает авторитет божественной власти неограниченного монарха, пытаясь ввести его в рамки законов и парламентских обсуждений. Поэтому Николай II охотно верил во всевозможные, порой совершенно нелепые наветы, нашёптываемые придворной камарильей. Столыпин понимал, что дни его на посту премьер-министра сочтены. Но к концу стремительно подходила не только его карьера, но и жизнь.
В конце августа 1911 года высшие лица страны выезжают в Киев на торжественное открытие памятника Александру II. Столыпину сразу же стало ясно, что он на этих торжествах — лицо практически нежелательное. Ему демонстративно не предоставили место на царском пароходе и не выделили экипаж от двора. Поэтому Столыпин был в крайне подавленном настроении. Кроме того, охрана сообщила ему о возможном очередном покушении. Столыпин был человеком смелым и, кроме того, он уже перенёс без всяких последствий около десятка покушений на себя, в том числе и страшный взрыв на Аптекарском острове в Петербурге, когда было убито и ранено несколько десятков человек. Поэтому он никак не отреагировал на возможную опасность и принимал участие во всех торжественных мероприятиях.
Вечером 1 (14) сентября в Киевском городском театре во время спектакля «Сказка о царе Салтане» в Столыпина в присутствии самого царя было произведено два выстрела из пистолета «Браунинг». Пуля, летевшая в сердце Столыпину, попала в крест ордена Святого Владимира и раздробив его, изменила направление полёта. Только благодаря этому смерть премьера не наступила мгновенно. Но, всё равно, пуля причинила тяжёлое ранение, повредив печень. Столыпин был доставлен в больницу, где врачи посчитали, что его состояние не требует хирургической операции и можно ограничиться косвенным лечением. Вначале состояние Столыпина вроде бы даже стало улучшаться, но затем наступило резкое ухудшение и 5 (18) сентября наступила смерть.
Стрелявший в Столыпина был сразу задержан. Им оказался 24-летний Дмитрий Богров, помощник присяжного поверенного, сын богатого еврейского домовладельца. Оказалось, что анархист Богров проник в театр при помощи высокопоставленных офицеров охранки и, мало того, выяснилось, что Богров являлся агентом Петербургского охранного отделения в Киеве! До сих пор в покушении на Столыпина остаётся много неясного. Существует и несколько версий, характеризующих личность Богрова и объясняющих мотивы совершённого им убийства. По одной из них, провокатор Богров выполнил приказ своего полицейского начальства, которое не по совсем ясным мотивам решило убить Столыпина. По другой, провокаторство Богрова было разоблачено его товарищами, и они под угрозой смерти заставили Богрова совершить убийство Столыпина. По третьей версии, Богров был крайне экзальтированной и психически неустойчивой личностью и убийство Столыпина он совершил в состоянии сильного душевного волнения. И, наконец, Богров совершил хладнокровное и тщательно продуманное политическое убийство, так как считал именно Столыпина самым опасным для дела революции человеком во всей политической элите России. Именно последняя версия кажется наиболее стройной и убедительной. А чего было больше в действиях чинов охранки — вопиющей халатности или циничного расчёта — доподлинно не известно до сих пор. Хотя сам Столыпин предвидел то, что он будет убит собственной полицией.
Поведение же Николая II после убийства Столыпина вызывает по меньшей мере недоумение. Император не соизволил остаться на похоронах Столыпина, а как ни в чём не бывало продолжил своё заранее запланированное турне. А спустя некоторое время Николай II велел по смехотворному поводу прекратить уголовное преследование чинов охранки, виновных в смерти Столыпина.
Сам же Столыпин предчувствовал свою насильственную гибель, поэтому неудивительно, что в первых же строках его завещания было написано:
«Я хочу быть погребенным там, где меня убьют».