Джон Бёрджер умер в этом году. Навсегда.

Книги на полках

Типичное клише в таких случаях: этот (творческий) человек бесконечно много успел за свою долгую жизнь… Впрочем, прочь от некрологов; я наткнулся на его книгу случайно, вот уж радость книжных магазинчиков, мнишь себя начитанным, как толковый словарь, а на деле — открываешь великих историков культуры последним. Но ведь в этом и радость, правда? В этом и залог бессмертия, хотя бы книжного. Быть прочитанным идиотом.

Эта крохотная радость — сборник эссе, достаточно старых, 70−80-ых годов прошлого века, но сейчас они, как выдержанные вина, только обретают благородную окраску и дистанцию. Стиль автора — идеальный букет, который смешивает умеренную субъективность, отсылки к культуре и живую мысль. Стоит сказать, что и здесь не обошлось без модного в те годы французского гуманитарного дискурса и (пост)структуралистской риторики. Автор эмигрировал из Альбиона во Францию. Но всё-таки британская выдержанность… Автор начинал писать статьи, когда только ленивый интеллектуал не задавался вопросом: «можно ли заниматься макраме после Холокоста?» Строго говоря, конечно, влияние марксизма, особенно Вальтера Беньямина — здесь огромно. Но при этом это всё пропущено через писательский дар (среди прочего, автор лауреат Букера за прозу), иронию, оригинальное мышление, опыт художника…

Ji-Elle
Джон Берджер

Зачем читать такую литературу? О, это великая школа. Школа образного мышления. (Простится мне и эта казенная фраза на страшном суде)… Но что это значит? Мыслить образно. Сколько академиков пишет про живопись. Журналы пухнут. От статей. Но здесь что-то иное. Личное отношение. А в некоторых книжках и собственные рисунки. Эссеистика и интеллектуальная публицистика — оказываются несказанно сложным жанром. Для тех, кто читал больше, чем один мой текст, заметно, что жанр этот почти никогда не удаётся простым смертным…

Бёрджеру удаётся чаще. Его книги — образец одного из возможных решений того, как именно стоит писать о культуре. Увы, это скорее письмо для прошлого века. Старомодно и глубоко. Нынешние машины масс-медиа почти наверняка перемалывают всё в мелкую сахарную крошку, ангельскую пыль, сладкую дрянь информационного потребления, где господь наш Тренд посылает ангела Клика на поиск добычи вашего внимания… Но там-и-тогда ещё были настоящие мыслители, попытки философии, прелестные лирические отступления. Можно почитать великолепную книгу по фотографии, например… Блистательный анализ. Там он пишет, как пророк (в силу суровой отечественной цензуры я заменю слово из его текста звёздочками):

«Недалек тот день, когда какой-нибудь дилер устроит выставку ***** и коллекционеры всё купят (я говорю это не в метафорическом смысле). Не потому, что публика, как нам твердят, доверчива, не потому, что мир искусства безумен; причина в другом: страсть обладать приняла до того искаженную, болезненную форму, что превратилась в абсолютную необходимость, абстрагированную от реальности».

Или он мог заявить в одном интервью:

«То, что происходит в мире, всегда было одновременно прекрасно и чудовищно. Но сегодня это особенно чудовищно. Причиной тому новый мировой экономический строй; я называю его экономическим фашизмом».

Интересно, что в его романе, который называется «Дж.» и граничит с эротикой, а то и порнографией, повествуя о персонаже, в которого вселился дух Джакомо Казановы, уже есть пассажи и об устройстве общества, и о наблюдении за природой и животными и вообще искусстве постигать мир с помощью зрения:

«В детстве ее озадачивали рога; точнее, не сами рога, а то, как они растут — твердые, выпуклые вздутия под шерстью. В подростковом возрасте она воспринимала рога как образец того, что происходит с ней самой. Она осознала, что рост рогов не означает подчинения бегу времени, не имеет ничего общего с покорностью, а просто отмечает отмеренный срок. Коровьи рога сродни жизненному опыту человека».

Вполне себе рождение взгляда художника.

Портрет Казановы, написанный венецианским живописцем Алессандро Лонги

Так зачем же смотреть на животных? Что это — дань другому знаменитому британцу, Дарвину? Или это животные, которые не только братья наши меньшие, но и более бессмертные и близкие к природе создания. Вспомним, например, и фильм Реджио «Anima mundi», в котором весь фильм то ли мы смотрим на животных, то ли они на нас… Его можно было бы посмотреть, как дополнение к этой книге… Но всё-таки животные невинны, а люди греховны, и «марксизм» чуть лучше, чем «социал-дарвинизм». Левые и левацкие дискурсы. Вроде как у до сих пор живого другого знаменитого критика — Терри Иглтона. У меня, кстати, состоялся этим летом забавный разговор с одним из представителей британского академического истеблишмента, как раз об Иглтоне. Мой собеседник-профессор его (от)лично знал. И когда я поинтересовался его мнением о господине Иглтоне, то получил в ответ не лишённую британского сарказма фразу:

«Он считает, что роман плох, если у автора романа были слуги…»

Почему я это вспомнил? Не знаю. Классовое британское общество и сарказм интеллектуалов, а ныне и наше «общество», которое стало ещё более классовым в чём-то. Ещё более омерзительным. Ложь и лицемерие власти. Со всей «патриотической», «религиозной» и прочей риторикой. Сытые животные у кормушек. Звероферма. Знаем. Читали. Плавали. Все борются за свой кусочек пирога. Постраничный гонорар. Учёную степень. Офшоры и акции. Агнцы и облака. Кисти и краски. Искусство и жизнь. Жизнь и смерть. Бёрджер с его документальными фильмами об истории искусства и книгами даёт шанс найти собственный голос. Право голоса. Даже если его никто не услышит. Может быть, всё, что остаётся — это смотреть глазами художника на животных. На загнанную лошадь, на которой катают туристов, бездомную собаку под летним проливным дождём, трясогузку на могильном кресте…