Валенсийский национализм: между неуверенностью и растерянностью

Среди всех видов национализма и связанного с ним сепаратизма, существующих в Испании, валенсийский — пожалуй, самый своеобразный. Он — остаточный. Он — растерянный. И он — никак не могущий выбрать, с кем ему по дороге: с Кастилией, Каталонией или может быть вообще стоит идти своим путем. Последний вариант представляется валенсийцам особенно сложным, ибо в этом случае еще потребуется ответить на вопрос, куда именно. Конечная точка этого путешествия для los valencianos не выглядит какой-то определенной и затверженной, какой она была (и по большому счету остается и сейчас) для басков и каталонцев.

Читайте также: Национализм по-испански: бунтари и тихушники

Валенсия всегда умудрялась находиться под влиянием двух регионов: кастильской части страны (считай — Мадрида) и каталонской. При этом, покачиваясь из стороны в сторону меж этих двоих, Валенсия стремилась быть еще и себе на уме, периодически пытаясь найти свой собственный путь к обретению самоё себя.

Валенсия регулярно обижалась на недостаточное внимание центра, но при этом не отваживалась напомнить ему о своем существовании и своих национальных особенностях и правах. И потому сторонники «каталонского пути» периодически намекали (да и призывали тоже) попытаться как-нибудь «создать центру проблемы, так, чтобы он, наконец, обратил внимание на Валенсию».

У Валенсии есть, конечно, свои культурные традиции (а у кого их нет?), не каждая из которых похожа на традиции, общие для всей Испании или на традиции, существующие в некоторых других автономиях. С другой стороны, у Валенсии есть такие праздники с достаточно долгой историей, которые не только с удовольствием посещаются жителями других регионов (определившихся, как отдельные нации, и продолжающие при этом оставаться «еще и испанцами»), но и с удовольствием «импортируются ими». Самый характерный пример — главный праздник года — «Лас Фальяс» (Las Fallas). Фиеста огня, в которой бесследно сгорает огромное количество гигантских кукол, изготавливаемых из папье-маше специально под событие. Кукол жгут и в Аликанте в день Святого Иоанна Крестителя — ну ладно, с аликантинос все ясно, эта провинция все-таки входит в валенсийскую автономию — но жгут и в Авиле (Страна Басков), и в Хетафе (Мадрид), и в Сантандере (Кантабрия) и в Гава́ (Каталония) и на Майорке с Ибицей.

Арагонец, приучивший Валенсию говорить на каталане

У Валенсии есть язык, не похожий на кастильский (испанский государственный). Утвержденный на территории автономного сообщества в качестве второго (равноправного) официального и даже создающий некоторые проблемы для желающих работать в госучреждениях (знание валенсийского — обязательно, говорить и писать только на кастельяно — недостаточно).

Валенсийцы зовут его valenciá (валенсиано — если по-кастильски), чтобы подчеркнуть его аутентичность, оригинальность и самостоятельность, но на поверку он оказывается один в один каталаном (catalá — по-каталански). Если какому-нибудь лингвисту, пожелавшему опровергнуть это утверждение об идентичности валенсиано и каталана удастся насобирать хотя бы 1% слов, не совпадающих при обозначении одного и того же предмета, явления или действия — это будет большой удачей.

Читайте также: Каталонский национализм: невера в независимость

Тяготение к каталонскому языку у валенсийцев началось еще во времена крестовых походов, когда уроженец французского Монпелье арагонский король Хайме I Конкистадор прибрал к своим рукам земли Каталонии, Балеарских островов, а потом и Валенсии, совмещая в своем лице должности короля каждой из названных территорий.

Король не очень любил господствовавших в то время на испанской территории арабов, хотя победив мавров в очередной битве, не стремился вытолкать с присоединенных земель иностранное население. Оно, впрочем, уходило само: Хайме поклонялся Деве Марии и повсеместно демонстрировал это свое отношение к Богородице следующим образом: занимая очередной город, король первым делом отправлял сопровождавших его католических священников «перекрестить» построенные мусульманами храмы (арабское завоевание, напомню, началось в 711 году, так что к пришествию Хайме, последовавшему через пять сотен лет, ислам на испанской территории укомплектован религиозной недвижимостью был довольно основательно).

Мечети по мановению руки католического священнослужителя становившиеся христианскими храмами, как правило, обретали имя Непорочной Девы, после чего во славу ее служили благодарственную (за божью помощь, оказанную в битве) мессу. Поклонникам Аллаха после этого оставалось либо вменить вероисповедание и начать креститься (и есть свинину), либо покинуть землю, в одночасье ставшую им недружественной.

Взяв в 1238 году Валенсию, Хайме I, которого сегодня валенсийцы называют Конкистадором не в смысле «Завоеватель», а в смысле «Защитник», предложил маврам остаться, но они ушли. 50 тысяч арабов покинули город, возможно в расчете, что тот опустеет и разрушится оттого, что инфраструктуру его некому будет обслуживать. Но дон Хайме переселил в Валенсию несколько десятков тысяч жителей Каталонии и Балеаров. Пришли они, естественно, со своим языком. Каталанским. Который незаметно, не меняя своего словарного запаса, сменил название на валенсиано. Так сформировалась одна из обязательных для осознания валенсийцами себя, как нации — лингвистическая.

Самый осторожный из всех национализмов…

Валенсийский национализм — очень осторожное политическое и социальное течение, официально определяемое, как «школа политической мысли, направленной на достижение Валенсией (имеется в виду автономное сообщество, а не только собственно одноименный город — прим. ИА REGNUM ) самоуправления, которое включает в себя право на самоопределение в пределах данной территории. Понимание валенсийского народа как нации в культурологическом смысле при этом меняется в зависимости от исторического момента, но как правило, предполагается, что бо́льшую часть культурных традиций Валенсия разделяет с Каталонией, Балеарами и Арагоном, что влияет и на политику современного Валенсийского автономного сообщества».

В этой формулировке опять-таки проглядывает намек на то, что корнями валенсийский национализм уходит в тот далекий от нас XIII век, когда королем Валенсии стал Хайме I. Достаточно заглянуть в список титулов этого монарха, чтобы убедиться в этом.

Становление современного национализма в Валенсии началось в конце XIX века после вспышки кантонализма, случившейся в период Первой Республики (11.02.1873 — 29.12.1874), когда идея создания федерального государства (провозглашенного 7 июня 1873 г.) была доминирующей, но в итоге оказалась не реализованной. Широту тогдашнего испанского федерализма лучше всего можно охарактеризовать фразой известного российского политического деятеля намного более позднего периода «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить» — каждое территориальное образование (кантон), чувствовавшее в себе силы быть самостоятельным государством в объединении себе подобных в одно более крупное государство, получало право самоопределиться.

Два таких кантона были созданы в Алькое (ныне входит в провинцию Аликанте, принадлежащую валенсийской автономии) и собственно Валенсии. Долго они не продержались, но само их появление дает теперь основания испанским политологам отсчитывать историю валенсийского национализма именно от этой вехи.

После падения Первой Республики и возврата Испании к монархии, отношения между Валенсией и Мадридом еще долго были далеки от взаимопонимания. Периферийный регион периодически демонстрировал желание «автономизироваться» и «самоопределиться» в испанской семье, выражая свои намерения, образно говоря, «битьем тарелок и высказыванием всего, что он думает о центре».

В 1902 году известный в те времена в регионе врач, ученый и политик Фаусти Барбера-и-Марти выступил на конференции Ассоциации валенсийской культуры Lo Rat Penat с программной речью «О регионализме и валенсийской культуре». Дискурс Фаусти Барбера стал фактически манифестом образованной в 1907 году Регионалистской Ассамблеи, провозгласившей курс на «Валенсийское Возрождение». В 1918 году упомянутая Ассамблея заявила о существовании внутри «культурного иберийского конгломерата (т.е. присущего населению Иберийского в испанской трактовке или Пиренейского — в русской, полуострова — прим. авт.) валенсийской расы».

В годы Второй Республики (1931 — 1939) валенсийский национализм был представлен пятью депутатами от двух левых политических партий Esquerra Valenciana и Partit Valencianista d'Esquerra в городском совете и одним — в Генеральных Кортесах. Пришедшая на смену республиканскому правлению диктатура Франсиско Франко практически вытерла валенсийский национализм из жизни пиренейского государства. По большому счету, генералиссимусу здесь, в отличие от Страны Басков и Каталонии, даже не пришлось прибегать к каким-то устрашающим мерам. Лидеры валенсионизма в срочном порядке свернули свою политическую активность, переориентировавшись на деятельность в сфере литературы и философии.

… и самый незаметный

Только в 60-х и 70-х годах в регионе вновь обозначились намеки на попытки (именно так) вновь заявить о претензиях на собственную национальную идентификацию валенсийского народа. Исходили они от групп студенческой молодежи, находившейся под влиянием идей и статей испанского писателя, языковеда, литературного критика, творившего исключительно на каталане Жоана Фустера-и-Ортельса. Под его влиянием сформировались и националистические взгляды левой «Социалистической партии Страны Валенсии» (Partit Socialista del País Valencià — PSPV) и правоцентристского «Демократического Союза Страны Валенсии» (Unió Democràtica del País Valencià — UDPV), активизировавшихся в переходный период (1975 — 1978 гг.) и позднее. Слова «Страна Валенсия» в названиях обеих политических организаций указывают на обозначенное ими стремление к национальному самоопределению региона, заложенное в их программах.

Эти партии объединились с еще несколькими организациями националистического толка в альянс «Народное единство Валенсии» (Unitat del Poble Valencià — UPV), регулярно баллотировавшийся в региональный парламент (Валенсия стала автономным сообществом в соответствии с Законом об автономии 1982 года) и набиравший на этих выборах в 80-х и 90-х годах стабильно от 1 до 3% голосов электората.

В самом конце ХХ века UPV преобразовали в «Валенсийский националистический блок» (Bloc Nacionalista Valencià). Смена названия помогла — в 1999 — 2003 националисты набирали уже 5% голосов избирателей. Сегодня они громко называют себя «третьей политической силой в автономии» после народников (правящая партия в Испании) и социалистов (главная оппозиционная сила в нижней палате испанского парламента). Третьи по силе они, правда, не сами по себе, а в виде части коалиции Compromís, куда входят еще несколько регионального уровня партий.

Сегодняшний валенсийский национализм можно заметить разве что при прочтении табличек с названиями улиц на валенсиано (далеко не везде и не всегда), в упомянутых выше требованиях знать местный язык в случае поступления на работу в государственные организации, да в росчерках на привокзальных заборах аэрозольной краской País Valenciá.

И на этом все. Валенсийский национализм вроде бы есть, как исторически сложившаяся нация валенсийцы признаны, большего им не нужно — в самостоятельном плавании среди европейских государств, их ждет больше потерь, чем приобретений. В Валенсии предпочитают синицу в руке журавлю в небе. Или, как говорят в Испании, «лучше одна птаха в руке, чем сотня — над головой».

Читайте ещё по теме: Сепаратизм по-галисийски: един в двух лицах

Страна Басков: латентный сепаратизм

Сепаратизм Канарских островов: лояльность центру за его же деньги