День Всех святых. Икона

На второй неделе по Пятидесятнице Русская Православная Церковь празднует День всех святых, в земле Российской просиявших. История этого праздника непроста. Он был установлен ещё в первые годы правления Ивана Грозного и благополучно забыт (точнее — целенаправленно вытеснен петровской политикой) в синодальную эпоху. После революции в 1918 году восстановлен, а с 1946 года праздник стал торжественно совершаться во вторую неделю по Пятидесятнице, после Недели всех святых.

Однако неоднозначность и драматичность сопровождают не только историю праздника, но и их главных действующих лиц — святых. В массовом восприятии людей верующих святые — этакие супермены, полубоги. Достаточно прочитать жития святителя Дмитрия Ростовского (об этом труде достаточно критично высказывался его коллега по сану свт. Игнатий Брянчанинов), чтобы в этом убедиться. У постороннего читателя, мало знакомого с подобным жанром церковного эпоса, может создаться ощущение, что эти люди уже изначально с молоком матери были запрограммированы свыше на святость. Но даже воцерковленные люди в большинстве своем не в силах дистанцироваться от такого мифически-детского восприятия святых.

Печально, но факт, что и у верующих подчас уровень религиозной грамотности оставляет желать лучшего. Такое положение вещей по сути нисколько не мотивирует жить христианской жизнью по примеру тех же святых: «Они же святые! Куда нам, грешным до них?». Постоянно приходится слышать подобные слова. И результатом такого настроения является то, что почитание святых сводится к пышным культовым церемониям. И чем масштабнее и эффектнее это подается, тем больше вселяет уверенность, что святые с нами, и все хорошо.

Действительно ли это так? Попробуем задать себе три вопроса, которые в вышеописанном настрое могут показаться неприемлемыми, но без них мы рискуем остаться на уровне елейно-бытового, размытого восприятия важного события церковной действительности. Вопросы следующие:

1) Святые — кто они? Святость = безгрешность?

2) Как Церковь их узнает?

3) Что значит почитание святых?

Отвечая на первый вопрос, скажем, что христианство предельно трезво относится к человеку. Евангелие — это добрые новости о том, что спасение от зла, греха и смерти — есть акт Божьей любви и милости, это дар благодати Крестной Жертвы Христа (Еф. 2:8). Те, кто эту Весть принимают с верой и следуют за Христом, отвергнув всякую попытку и даже мысль заслужить себе спасение собственной праведностью (Филип. 3:9), тем самым приобщаются святости Христа и становятся по слову апостола причастниками божественного естества (2 Петра. 1:3−4). Здесь нет никакого насилия, автоматизма и магии, а только решимость и осознанность человека следовать за Христом, то есть заповеди Евангелия ставить своим жизненным приоритетом на том месте, где он был призван Богом (1 Кор. 7:20−22). Это путь веры, в котором человек растет. Такой рост проходит через испытания и даже какие-то ошибки, но главный его критерий не безошибочность, а верность пути, своему призванию.

Второй вопрос, пожалуй, самый интересный и сложный. Именно его или обходят стороной, или намеренно умалчивают. Если святые — это плод Церкви и её достояние, тогда почему Церковь часто их гонит и репрессирует, а затем, как бы противореча себе, прославляет их? Таких святых ни один десяток в РПЦ. Над этим вопросом задумывались многие достойнейшие представители Православия. В частности наш современник, священномученик, замечательный богослов и пастырь, протоиерей Валентин Свенцицкий точно и метко охарактеризовал это неприятное явление в христианской истории: «Всякий грех в Церкви — есть грех против Церкви». Иначе говоря, святые являлись своего рода катализатором и лакмусовой бумажкой. В то время как христианское большинство жило в беспечном покое и выработало привычку к своему христианству, и перестало воспринимать его как бесценный дар, как огонь Божьей любви, а стало «всего-навсего теплым» (Откр. 3:15−16) приложением к устоявшемуся быту, тогда и появлялись эти нарушители спокойствия, которые самим фактом своего присутствия заставляли и клир, и мир чувствовать себя крайне неловко.

Для них следование за Христом, по слову Алеши Карамазова из романа Достоевского, было гораздо серьезнее, чем отдавать два рубля нищему и ходить к обедне. И если удавалось худо-бедно мирно ограничить зону их влияния в каком-нибудь отдаленном скиту, то репрессии могли и не быть, или носить латентный характер, что случалось редко, так как эти люди имели активную жизненную позицию по наболевшим вопросам своего времени. Их святость — то есть инаковость, непохожесть (именно так переводится библейское слово «кадош» — святой, иной) побуждало окружающих либо подражать им, повысив градус своей христианской жизни, либо гнать от себя подальше возбудителей совести (Деян. 17:1−6).

Что касается третьего вопроса о почитании святых, то важно отметить, что речь идет именно о почитании, а не о поклонении, которое принадлежит одному Богу. Что же значит почитание? Это способность узнавать действие и присутствие Бога в жизни того или иного человека. И если говорить о святых, то почитание их — это прежде всего подражание их горению духа. Не слепое следование их аскетическим практикам, что может кончится печально, а жажда иметь такую же решимость, во все сферы своей жизни впустить Бога и по-евангельски решать текущие задачи в данный конкретный период своей жизни. В этом и заключается понимание святости и его почитания в Православии. В противном случае всё это оборачивается магией, бытовым кликушеством и идеологией, которые отводят человека от Христа и Евангелия.