Польский мятеж 1863 г. и народная война против него
К началу 60-х годов XIX века существительное «народ» в русском политическом сознании стало все более явно приобретать социальное звучание, сопровождаемое прилагательным «трудящийся». Влияние идей Герцена было очевидным — народом было крестьянство и только оно. В какой-то степени эта мысль была недалека от истины — во всяком случае крестьянство оставалось самым многочисленным сословием Империи по всему пространству ее владений. Царство Польское и прилегающие к ней Западный и Юго-Западный край — Виленское и Киевское генерал-губернаторства — не были исключением.
Польское дворянство, которое возглавило то, что называлось национально-освободительной борьбой, в 1863 г. столкнулось именно с этим народом, с этим самым многочисленным сословием. Внезапно для консерваторов выяснилось, что крестьяне не будут ни наблюдать за событиями, сложивши руки на груди, ни следовать за своими вчерашними хозяевами. Для революционеров не менее неожиданным было открытие, что трудящийся народ отнюдь не собирался следовать лозунгам польской борьбы с царским самодержавием. Представители власти, то есть того самого самодержавия, с которым боролись мятежники, также были застигнуты врасплох.
Один из классиков британской военной мысли — Бэзил Лиддел Харт отмечал: «Партизанская война ведется немногими, но зависит от поддержки многих. Хотя сама по себе она является наиболее индивидуальной формой действия, она может эффективно оперировать и достигать своего конца только тогда, когда она имеет коллективную поддержку симпатий масс». О степени влияния польских призывов можно судить по тому, как крестьянство активно помогало властям. Обстановка была такой, что последние поначалу опасались повторения в Западном крае галицийских событий 1846 г. Официальные сообщения буквально пестрят сообщениями о том, как «…местные крестьяне обнаружили совершенную преданность правительству и всеми мерами содействовали войскам в уничтожении мятежнических шаек» (Виленский военный округ), так происходило и в Витебской, Минской, Могилевской губерниях.
«Мужики принялись вязать и отвозить в ближайшие города своих, вчера еще столь грозных, панов. — Вспоминал повстанец. — По дорогам потянулись телеги со связанными помещиками, окруженные толпами крестьян, впрочем, не вооруженных. Женщин из деликатности не вязали». 19 февраля (3 марта) у села Турова Мозырского уезда Минской губернии был задержан крестьянами один из руководителей повстанцев Роман Рогинский. Пытаясь освободиться, он предлагал крестьянам 5 тыс. рублей серебром — гигантская для целой общины сумма. Крестьяне отказались, заявив, что служат своему Царю-Освободителю. Вместе со своим секретарем Рогинский был передан военным. Еще больший подъем последовал после того, как 19 (31) марта 1863 г. император утвердил временные правила «о порядке взноса крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, денежных повинностей и о выдаче оных помещикам в губерниях: Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской, и в уездах: Динабургском, Дризенском, Ллюцинском и Режицком Витебской губернии». Временно-обязанные отношения ликвидировались. Та же самая мера вводилась и для Юго-Западных губерний.
В апреле 1863 г. в ответ на убийства русских солдат крестьяне Витебской губернии разгромили несколько отрядов повстанцев и около 20 имений. В том же месяце крестьяне Слуцкого уезда Минской губернии собрали отряд до 1 тыс. чел. для защиты местечка Тимковичи от поляков, в той же губернии крестьяне самостоятельно выбили мятежников из села Новоселки Игуменского уезда, потеряв при этом трех человек убитыми и восемь ранеными. Таким же сокрушительным и быстрым крахом закончилась попытка польских дворян терроризировать население Могилевской губернии. Лишь одной группе мятежников удалось захватить на короткое время уездный город Горы-Горки (совр. Горки, Могилевская обл., Белоруссия), где было объявлено об освобождении этой польской земли от русской власти и переходе всей Польши под защиту Франции, солдаты которой вот-вот должны были появиться и в Могилеве. Пришедшие в себя от внезапного удара жители разгромили отряд. Знаток местных реалий М. О. Коялович оценивал происходившее следующим образом: в т.н. «литовских» губерниях «происходила и происходит с незапамятных времен неутомимая народная борьба туземного литовского, белорусского и малороссийского элемента с пришлым элементом польским».
В Киевском генерал-губернаторстве поляки также активно готовились к выступлению. Варшавские события нашли отклик в местном польском обществе и, прежде всего, среди студенческой молодежи. Начались революционные песни в костелах, демонстративное ношение траура и т.п. Польский элемент в Киеве был весьма заметен — чиновники, помещики, предводители дворянства — их дети формировали в университете Св. Владимира заметную и влиятельную корпорацию, не уступавшую по численности русским студентам. «Должно, однако, сказать, — вспоминал профессор Н. К. Ренненкампф, — что искренних душевных симпатий между студенчеством польским и русским не было; те и другие отличались и духовным строем, и образом жизни, и социальными идеалами. Русские одушевлялись главным образом западно-европейским просвещением и помыслами о реформах в своей внутренней жизни. Студенты-поляки, как и все прочее польское общество, жило исключительно национальными целями и надеждами; самая свобода и европейская культура имели для них цену единственно как средство и знамя для достижения национальных задач».
В малороссийских губерниях проживало чуть менее 0,5 млн поляков, из них на левом берегу Днепра — 2 527 чел., на правом — 477 691 чел. Основой опорой их движения было поместное дворянство — чуть менее 5 тыс. чел., сосредоточенное по большей части на Правобережной Украине. На левом берегу Днепра поляки составляли 1% помещиков, в то время как на правом берегу эти показатели были в десятки раз больше: в Киевской губернии — 87%, в Подольской — 89%, в Волынской — 93%. Это был весьма активный элемент, что в полную силу продемонстрировал адрес Подольского дворянства. Он вызвал весьма болезненную реакцию у православного населения, в том числе и помещиков. Один из них писал: «Горсть поляков живет между нами: мы вас не трогаем, земля наша вас кормит — зачем же вы берёте на себя еще роль властителей и распорядителей? Не возбуждайте страстей, не возбуждайте воспоминаний, чтобы даже случайно не нарушилось наше гостеприимство и уважение к вашей малочисленности. Не нравится вам жить между нами — никто вас не держит, уходите, куда и как знаете; возвращайтесь в вашу родину, живите и действуйте, как хотите, мы же не имеем ни малейшего желания принять на себя вновь роль народа завоеванного».
Польские революционеры и не думали идти на уступки. В 1862 г. их организации на Волыни установили прочные контакты с Варшавой. Огромное значение придавалось пропаганде. В Киеве была создана тайная организация «Общество научного пособия польскому народу», которая должна была действовать на Украине. Задачей общества было создание школ для детей чиншевой шляхты, которых затем предполагали использовать в качестве пропагандистов. Противоречия между помещиками-консерваторами и либералами-студентами были быстро преодолены. И те, и другие активно вооружались и готовились к выступлению. На балах в провинции польское дворянство не скрывало уже своих намерений и подвергало шумному остракизму сторонников умеренности. Студенты и помещики охотно именовались «поручиками» и «капитанами».
Большое внимание уделялось и печати. Перед восстанием в юго-западных губерниях начали появляться запрещенные письма и призывы, напечатанные во Львове, как на польском, так и на украинском языках. Специально для последней цели поддерживался и журнал «Мета»,
"Нашi браття Славяне вже за зброю взялись;
Не дiжде нiхто, щобъ ми по-заду зiстались.
Поэднаймось разом всiбратчики — Славяне:
Нехай гинуть вороги, най воля настане!»
И все же революционеры понимали свою слабость. С одной стороны, они планировали поднять восстание, опираясь на помещиков. Опираясь на дворянство, они вели подготовку, сбор средств и оружия. В качестве базы была выбрана Восточная Галиция, где располагались многочисленные склады оружия, боеприпасов и одежды. Предполагалось, что русско-австрийскую границу между Збаражем и Берестечком тремя или четырьмя отрядами перейдет группа до 5 тыс. чел. под единым командованием. Сосредоточившись в лесах Волыни, она приступит к партизанским действиям, имея за спиной линию сообщений с Галицией и рассылая отряды в Киевскую и Подольскую губернии. Большое значение, естественно, придавалось и Западной Галиции с центром в Кракове. Этот город был главным центром польского национального движения.
Во Львове и Кракове действовали филиалы партии «Отеля Ламберт», в Восточной Галиции была создана и собственная организация — «Лава», которая приступила к формированию подпольной администрации, в Кракове издавалась газета «Час», ставшая рупором польской пропаганды и т.п. Здесь печатались россказни о сотнях поляков, утопленных русскими в цитадели в Варшаве, тела которых Висла якобы выбрасывает на свои берега, и тому подобные нелепицы, которые быстро становились достоянием общественного мнения. Огромную помощь мятежу оказали польские магнаты — они помогали формировать отряды, вооружали, кормили и, разумеется, поили их участников. С началом восстания городское население — ремесленники, учащиеся, даже чиновники стали в массовом порядке переходить русскую границу для участия в действиях против наших войск. Австрийские власти смотрели на это сквозь пальцы. Фактически они ограничились расклейкой объявлений на стенах домов во Львове и Кракове, категорически запрещавших вмешательство в события в русской Польше и грозивших суровыми наказаниями за попытку перехода границы. До исполнения угроз дело не дошло.
Часть повстанцев — т. н. «хлопоманы» — планировали использовать и социальный фактор — распространять среди крестьян воззвания на украинском, так называемые «золотые грамоты» —
Киевский генерал-губернатор Н. Н. Анненков был нацелен на гуманные действия. Он объяснял своим подчиненным: «Надо действовать осторожно, чтобы не раздражать Европу, я не хочу, чтобы Европа дурно заговорила обо мне». Между тем уже накануне восстания, понимая его неизбежность, крестьяне едва сдерживались от нападений на поляков. Чем более открытой была демонстративная подготовка поляков к выступлению, тем более недружелюбнее и внимательнее к панам были крестьяне. Всем было ясно, что после начала восстания они не будут себя сдерживать. Таким же или, во всяком случае, не менее острым и бдительным было поведение мещан. Ничем хорошим для мятежников это закончиться не могло.
Не увенчалась успехом и попытка поляков и русских сторонников революции поднять восстание в Поволжье, используя провокацию — подложный Высочайший манифест. Заговорщики планировали захватить Казань, организовать грабежи в городе, а потом отступить в сторону Урала. В манифесте солдатам предлагалось разойтись по домам, налоги отменялись, а земля предоставлялась всем желающим. Подобного рода фальшивки распространялись поляками вплоть до Нижегородской губернии. Провокация провалилась. Попытка призвать к войне против России малороссов также закончилась крахом. Орган Военного министерства сам перепечатывал наиболее одиозные воззвания, как, например, «К братьям русинам», с призывами объединить косы с литвинами и поляками в борьбе против России: «Декретом народного правительства о наделении землей поселян мы приобрели миллионы новых граждан, которые, несмотря на различие веры и языка, на всем пространстве Речи Посполитой будут пользоваться одними и теми же правами, свободно располагающими их судьбою. Братья русины! Земля ваша, столько веков разделявшая вместе с Речью Посполитой общее состояние, и ныне должна отозваться голосом свободы».
«Но как наивны были эти воззвания! — Отмечала свидетельница этих событий в Киевской губернии. — Неужели население могло забыть так скоро обращение польских панов со своими крепостными? Хотя жестокие помещики встречались и в коренной России, но там была общность религии, здесь же ничто не связывало, а все восстановляло, и потому ясно, что народ смотрел на время мятежа как на минуту отмщения, и нередко по его указанию пана, как мятежника, брали под стражу, сажали в тюрьму. И крестьяне пользовались этими правами с большим усердием». Что касается Киевского военного округа, то тут картина была простой: «местное население, состоящее исключительно из малороссов, питающих особенную ненависть к полякам, принимало самое энергическое участие в истреблении мятежнических шаек».
Местный фольклор весьма разительно отличался от писаний Чубинского:
«Вражи ляхи збунтовалысь
Против русских сязбырались
Машируют пид лисами
Да с пиками и косами
На коныкипосядалы,
Мовчортынкы, извывалы».
Когда восстание началось, крестьяне помогали войскам, как могли, — ловили одиночек, конвоировали пленных и даже громили крупные отряды мятежников. Мятеж, начавшийся было в конце апреля 1863 г., закончился в несколько дней. Парадоксально, но защитой поляков стали те, кого они собирались уничтожать. Один из русских офицеров докладывал Анненкову 1 (13) мая: «Положительно докладываю Вашему Высокопресоходительству, что если бы крестьяне не были удерживаемы войсками, то в три дня в здешних местах не осталось бы ни одного поляка и даже ни одного костела». Остатки восставших поспешили укрыться за австрийской границей. Повезло не всем. В деревне Соловьевка Радомышльского уезда Киевской губернии целый отряд польских революционеров-освободителей был полностью перебит крестьянами, действовавшими исключительно топорами и кольями. Потери поляков при таких разгромах были велики. В украинской песне этого периода пелось:
«Быглы, быглы вражи ляхы,
Быглы воны на три шляхы,
А москали на четыре
Ляшкив панкив погубилы».
Восточная Галиция выделила около 4 тыс. чел., Западная — около 6 тыс. Особого успеха отряды, составленные из этих добровольцев, не имели нигде. Разгром был очевиден каждому. 23 февраля 1863 г. один из участников восстания писал своему другу о том, что вся краковская молодежь погибла, что в отрядах повстанцев царит полный беспорядок, а мужики ловят их и сдают войскам, умоляя при этом сохранять все эти новости в тайне, «ибо здесь патриоты за истинную правду осуждают на смерть».
Неудачи пытались компенсировать известиями о несуществующих успехах. «Вести из Польши чрезвычайно печальны. — Гласило другое письмо повстанца от 25 марта. — Все, что в газетах пишут, — совершенная ложь. Пушек инсургенты никаких не имеют; мужиков-крестьян в лагере нет, и они действуют совершенно заодно с русским правительством». Уже в мае все было ясно — два предводителя крупнейших отрядов были убиты, один попал в плен. Волынский военный губернатор князь М. Друцкой-Соколинской докладывал: «Так польская пропаганда дерзнула поднять оружие и на Волыни, где господствует коренное — русское, православное население. Зато везде, где только поднимали головы мятежники, — как-то в уездах: Житомирском, Новоградволынском, Заславском, Острогском и Овручском — они встречали первый отпор со стороны сельского населения, — населения мирного, но крепкого благодарностью Царю-Освободителю и преданностью своему правительству. Презирая опасности, они хватали десятками вооруженных повстанцев и представляли их начальству». Всего таким образом было захвачено более 500 пленных.
Национальная независимость Польши, по замыслам организаторов и идейных вдохновителей восстания, была невозможна без возвращения к границам 1772-го, то есть предшествующим разделам Речи Посполитой. Но эта программа приводила национальную борьбу поляков к противостоянию с народной борьбой против нее, которую начало самое многочисленное сословие Западного и Юго-Западного края — его крестьянство. О национальном противостоянии говорить было еще рано, но этносоциальные и конфессиональные составляющие столкновения 1863 г. свидетельствовали о том, что национальная борьба на этих землях — лишь вопрос времени.